Бус Таркинтон - Суета и смятение

— Не считая зарплаты, у меня выходит семь-восемь тысяч в год чистыми. Они никуда не денутся, буду я работать или нет.

— Неужели? Что-то мне подсказывает, что тебе кажется, что к твоему возрасту, без моей поддержки, ты бы их и так смог накопить?

— Нет. Но они у меня есть, и этого достаточно.

— Господи! Столько в год получает конгрессмен, и ты хочешь на этом остановиться! Чувствую, ты полагаешь, что когда я сыграю в ящик, ты получишь, что причитается, а до той поры можешь плевать в потолок и просто ждать! Хорошо, скажу тебе прямо в глаза: ты не получишь ни цента из наследства. Вот выйдешь ты сейчас из дела, а лет через пять-десять-двадцать и знать не будешь, как им управлять. Мне осталось НЕДОЛГО, сынок! Они либо оттяпают всё у тебя, либо сам продашь за бесценок, позволив растащить контору на куски… — Он резко развернулся, прошел в дальний конец комнаты и застыл там на какое-то мгновение. Затем мрачно произнес: — Смотри. Если ты выходишь из дела сейчас, то я в западне и единственный на этом белом свете человек, на кого я могу положиться, — твой брат, а ты знаешь, какой он. С тех пор как умер Джим, я рассчитывал ТОЛЬКО на тебя. Ты же наслушался проклятого доктора, твердящего, что ты уже не тот и еще год, а то и больше, в себя не придешь. Так вот, это всё ложь. В твоем возрасте мужчины и не такое выдерживают. На МЕНЯ посмотри! Говорю тебе, ты справишься. Всё, что тебе нужно, это ВСТРЯХНУТЬСЯ и взять себя в руки. Нельзя на ГОДЫ уйти, а потом вернуться в ЖИВОЕ дело, наподобие нашего: растеряешь все связи. Да даже если бы можно было, я бы тебя не отпустил… если бросишь меня сейчас, я стану бороться… и всё потому, что если ты откажешься вернуться, в моих глазах ты перестанешь быть тем, за кого я тебя принимал. — Он кашлянул и спокойно закончил: — Роскоу, ты возьмешь месячный отпуск, а после него вернешься к работе?

— Нет, — бесстрастно ответил Роскоу. — Со мной покончено.

— Ладно, — сказал Шеридан, взял со стола вечернюю газету, прошел к креслу у камина и сел спиной к сыну. — До свидания.

Роскоу встал, понурив голову, но в потухших глазах мелькнуло облегчение.

— Это лучшее, что я могу сделать, — пробормотал он, показывая, что уходит, однако оставаясь в библиотеке. — Я думал, что всё так и будет. Я НЕ ЗНАЛ, как напрягаюсь на работе, я справлялся, но от Гур… но мне сказали, что я на грани нервного срыва от переутомления, и беда… беда в том, что дома я тоже ходил по краю, и вот поэтому всё и случилось. Я старался взбодриться виски, чтобы ни работа, ни проблемы дома не подкосили меня, и это меня доконало! Я… я больше не пью так много, как раньше, и мне кажется, если у меня хватит сил, я совсем брошу пить… но не знаю. Я погряз в этом… и доктор тоже так говорит. Еще несколько месяцев назад я думал, мне всё по плечу, но на самом деле я был на грани, сам того не ощущая. Однако мне не хочется, чтобы вы во всем винили Сибил, и на вашем месте я бы не называл ее «этой женщиной», она ваша невестка и останется ей. Она не сделала ничего дурного. Не отрицаю, я был в шоке, обнаружив, что она… поощряет этого парня, видится с ним, даже после того как он стал ухаживать за ней; она совсем потеряла из-за него голову. Не отрицаю, это ошарашило меня, и рана никогда не затянется. Но я сам виноват, я не понимал, что нужно женщине. — Бедняга Роскоу говорил не кривя душой. — Женщина мечтает об обществе, веселье, встречах с интересными людьми, о поездках. Ну, я не могу дать ей всё, но способен отправить в путешествие — настоящее, а не просто в Атлантик-Сити или Новый Орлеан, куда она уже два… три раза ездила. Женщине нужен не только бизнесмен, но и что-то помимо него в жизни. А я был лишь бизнесменом. И не понимал этого, пока она не заболела и не призналась во всем; по-моему, если бы вы ее услышали, вы бы так бессердечно о ней не отзывались; мне кажется, вы бы простили ее, как это сделал я. Вот и всё. Я в жизни никого, кроме нее, не любил, но дела поглотили меня с головой — и я отодвинул ее на задний план. Никогда НЕ ДУМАЛ о ней, а думал только о работе. Ладно, мы имеем, что заслужили; и когда вы говорите мне о «деле», в груди моей те же чувства, что у вас, когда вы слышите о Гурнее. У меня от одного слова «работа» кружится голова, ей-богу, меня подташнивать начинает. Уверен, когда я поеду в город и войду в свой кабинет, упаду прямо на пороге замертво на пол. Вот вы предлагаете «месячный отпуск»… и мне плохо. Я пугаюсь… я не могу планировать… мне нечего планировать… совершенно… разве что схватить мою девочку в охапку и броситься прочь из конторы… и больше не появляться там. Сначала мы отправимся в Японию, и если нам…

Отец зашуршал газетой.

— Я попрощался с тобой, Роскоу.

— До свидания, — равнодушно ответил сын.

Шеридан подождал, прислушиваясь, закрылась ли входная дверь, затем поднялся и нажал на круглую кнопку в стене. Появился Джексон.

— Биббз вернулся с работы?

— Мистр Биббз? Нет, ср.

— Придет, передай ему, что я хочу его видеть.

— Да, ср.

Шеридан вернулся в кресло и свирепо накинулся на газету. Читать получалось только заголовки и подзаголовки — в мире не произошло ничего необычного или ужасающего, способного отвлечь его от домашних проблем:

Шофер винит тормоза. Три жертвы автокатастрофы.

Большое ограбление банка.

Городской совет одобряет грандиозное строительство дорог.

Бандиты напали на двоих. В парке найден мужчина с проломленным черепом.

Ужасающая история, рассказанная во время бракоразводного процесса.

Возводится новый дом в восемнадцать этажей.

Школьница гибнет под колесами автомобиля.

Негр набрасывается с ножом на троих. Один мертв.

Несчастный случай со смертельным исходом. Заведено дело из-за третьего подряд падения лифта в одном и том же здании.

Бухгалтер отравился из-за недостачи в три с половиной тысячи долларов.

Замерз насмерть. Без дров и еды. Пришедшие после поисков работы родители обнаружили, что ребенок умер.

Министр вернулся из заграничного лекционного тура на тему «Большое будущее нашего города». Рад видеть значительный рост после столь краткого отсутствия. «Европейские города нам в подметки не годятся». (Шеридан одобрительно кивнул).

Биббз, насвистывая, пересек коридор и быстро вошел в библиотеку.

— Отец, вы звали меня?

— Да. Присаживайся. — Шеридан встал, а Биббз сел у камина и протянул руки к потрескивающему дровами огню: на улице было холодно.

— Мне осталось семь заготовок до цехового рекорда по выработке, — объявил Биббз. — Мой дневной показатель больше, чем у любого другого рабочего за любой день в этом месяце. Тот, кто на втором месте, сдал на шестнадцать заготовок меньше, чем я.