Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

За два года пред сим Песоцкий вздумал лечиться от ревматизма в ногах паровыми ваннами из сильных веществ, употребил их чрез меру и расстроил не только нервы, но и мускулы, и лишился употребления ног. Болезнь сообщилась всему организму, и он скончался нынешним летом. Песоцкий был добрый малый, в полном смысле этого слова, весельчак, услужлив в высочайшей степени, благодарен за каждое добро, и если б судьба наделила его богатством, то он верно сделал бы весьма много полезного для отечественной литературы, которую любил страстно. Впрочем, все высокие искусства действовали сильно на его душу. Он любил музыку, живопись и скульптуру. Особенно музыка составляла его высокое наслаждение. Н. А. Полевой искренно любил Песоцкого, который предан был ему душевно. Превосходный наш водевилист Ленский также любил Песоцкого и написал для него и на него много прекрасных и остроумных куплетов, которые Песоцкий сам певал в обществах. В холостой беседе Песоцкий был золотой человек! Впрочем, едва ли кто помянет его иначе, как добром. Могли случаться неточности в делах, – но в коммерческом мире иногда и добрый человек попадает в необходимость не сдержать слова. Зло в умысле или в разврате. Иные, отложив в сторону мясо, бросают кости кредиторам или проматывают чужое достояние. Песоцкий, напротив, отдавал все, что имел, и если б публика поддержала некоторые из его прекрасных предприятий, то все, имевшие с ним дела, были бы довольны. Из трудовой копейки он поддерживал свое семейство, престарелую мать, пекся об образовании меньшего брата и никогда не отказывал бедному. Деятельность его была баснословная. Когда он был здоров, весь день, с утра до ночи, был на ногах, посещая книжные лавки, типографии, литераторов, артистов, художников, и всегда был весел, любезен, забавен, невзирая ни на какие обстоятельства. Недавно один почтенный русский купец, посетивший меня в моем уединении, сказал мне: «Песоцкий умел влезть в душу человека!» – Это совершенная правда. На него нельзя было даже сердиться! Он умер лет тридцати шести или тридцати семи от рождения, следовательно мог бы еще долго действовать. Последние годы его жизни и тяжкое время болезни услаждала жена его, милая и благовоспитанная француженка, отличная музыкантша. – Мне искренне жаль Песоцкого: он мог быть и полезным, и счастливым в жизни…

Он сын драматических артистов С. Петербургского театра, Андрея Васильевича и Александры Дмитриевны Каратыгиных, служивших в Дирекции Императорских театров с 1794 года по 1820 год. Андрей Васильевич занимал амплуа первых любовников в комедиях и выполнял роли, особенно в благородных комедиях, с величайшим успехом. Он скончался в 1831 году. Родительница Василья Андреевича, Александра Дмитриевна, живет и поныне, имея 76 лет от роду, и в свое время была знаменитою артисткою, тем же для драмы, чем была Катерина Семеновна Семенова для классической трагедии. Счастливая до сих пор мать, которая с удивительною христианскою твердостью перенесла самый жестокий удар судьбы, воспитала четырех сыновей: Александра, Василия, Владимира и Петра, и дочь Елисавету (в замужестве за Евгением Макаровичем Семеновым).

Василий Андреевич родился 26 февраля 1802 года. Первоначально он воспитывался в Горном корпусе и кончил свое образование в гимназии. Родители назначили его в гражданскую службу, и он определился во Временный департамент внешней торговли, в 1817 году, где и получил первый офицерский чин. Страсть к театру была в нем, так сказать, врожденная, и отец его, видя в нем сценические способности, устроил домашний театр, на котором Василий Андреевич играл, следуя наставлениям отца. С семейством Каратыгиных был знаком в то время пламенный любитель драматического искусства, известный литератор и переводчик многих театральных пиес, Павел Александрович Катенин, служивший тогда капитаном лейб-гвардии в Преображенском полку. Он занялся сценическим образованием Василия Андреевича по господствовавшим тогда формам классической трагедии. Василий Андреевич вышел в отставку, определился на службу в Дирекцию Императорских театров 3 мая 1820 года и в том же году дебютировал в «Фингале», трагедии Озерова, с большим успехом. Публика с первого раза увидела в нем признаки того гения, который должен был воскресить и поддержать русскую драму, клонившуюся к упадку после смерти Яковлева.

По окончании Отечественной войны и возвращении победоносных русских войск из Франции, лет десять сряду были самыми счастливыми и плодоносными годами в русской литературе. Возникло какое-то общее рвение к возвышению русской словесности на степень, равную с иностранною, и возродилась в публике любовь к литературе и к русскому театру. В это самое время Н. М. Карамзин издал девять томов «Истории государства Российского» [403], которая возбудила во всех сословиях привязанность ко всему отечественному и была, так сказать, кодексом русского слога. Для сцены трудились князь А. А. Шаховской, М. Н. Загоскин, Н. И. Гнедич, П. А. Катенин, Н. И. Хмельницкий, А. С. Грибоедов, А. А. Жандр, Ф. Ф. Кокошкин, С. И. Висковатов и другие. В Петербурге занимались деятельно словесностью А. С. Шишков, В. А. Жуковский, И. А. Крылов, А. С. Пушкин (его поэма «Руслан и Людмила» вышла в свет в 1820 году), Н. И. Греч, Ф. Н. Глинка, А. Е. Измайлов, А. Ф. Воейков, П. А. Плетнев, В. И. Панаев, А. Х. Востоков, Н. Ф. Остолопов, Д. И. Языков, П. А. Никольский, М. Е. Лобанов, М. В. Милонов и множество других, о которых я не упоминаю. Литераторы сходились в Обществе любителей словесности и в Обществе соревнователей просвещения и благотворения, которое выдавало свой журнал [404]. Кроме того, у некоторых литераторов, особенно у журналистов, были еженедельно вечера, на которых проводили время в приятных беседах. Каждый вечер патриарх русской литературы, Н. М. Карамзин, принимал у себя знакомых ему литераторов, а у президента Академии художеств и директора Императорской Публичной библиотеки, А. Н. Оленина, собирались, каждое воскресенье, литераторы и художники. Граф Н. П. Румянцев, графиня Софья Владимировна Строгонова (сестра незабвенного вельможи, князя Дмитрия Владимировича Голицына, бывшего московского военного генерал-губернатора), М. М. Сперанский и другие особы высшего разряда охотно принимали и покровительствовали литераторов, художников и артистов [405]. В это счастливое время и нижеподписавшийся вступил на литературное поприще (в 1820 году) и на следующий год познакомился с В. А. Каратыгиным, которого все литераторы любили, ласкали и ободряли на трудном его пути.

Еще повторяю – счастливое было время для литературы! Все литераторы и журналисты были знакомы между собою, и хотя иногда перестреливались в журналах, но сходились всегда дружески и старались, по возможности, помогать друг другу! В беседах с литераторами В. А. Каратыгин, кончивший курс своего образования на шестнадцатом году от рождения, приобрел вкус к умственным занятиям и тяжким трудом достиг до того, что наконец сам был отличным деятелем в литературе. В начале своего сценического поприща В. А. Каратыгин безвинно подвергнулся многим неприятностям. Н. И. Гнедич, который почитался тогда отличным декламатором, хотел учить Василья Андреевича декламации, а князь А. А. Шаховской, который в то время имел самое сильное влияние на театр, желал присвоить себе честь быть учителем Каратыгина. Но Василий Андреевич, пока господствовала на сцене классическая декламация, придерживался наставлений П. А. Катенина, с которым остался дружен до конца своей жизни [406].