Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

Прежде всего следовало решить, каким образом Дирк и я доберемся до Мусриджа, водой или сухопутным путем.

Можно было дождаться, когда река очистится ото льда, и, воспользовавшись одним из судов, отплывающих раз или два в неделю из Нью-Йорка в Олбани, прибыть в этот город без особых затруднений. Но теперь, по случаю войны, все эти суда будут, без сомнения, заняты войсками, главным образом для доставки продуктов и припасов, вследствие чего пришлось бы испытывать много задержек и постоянно иметь дело с фуражирами, провиантмейстерами и разными поставщиками.

Дед мой, седовласый старик, проводивший обыкновенно все утро в халате и колпаке, но никогда не забывавший переодеться к обеду в камзол и парик, неодобрительно покачал при этом головой и сказал:

– Старайся иметь как можно меньше дел с этим народом, Корни! Знайте, что если вы попадете в их лапы, то они отнесутся к вам, как к бочонку солонины или мере картофеля, и если уж вам придется следовать за войсками, то лучше оставайтесь среди настоящих солдат, но только не среди этих пиявок поставщиков!

Значит, о водном пути лучше было не думать, а сухопутным путем, если воспользоваться санной дорогой, можно было добраться до Олбани за три, может, четыре дня. Решено было выбрать этот последний путь. Когда все было готово для нашего отъезда, родители наши преподали нам свои наставления.

Позвав меня в свой кабинет, отец сказал:

– Корни, мой друг, вот бумаги, удостоверяющие наши права на те земли, а вот карта той местности и рекомендательные письма к некоторым военным на случай, если вам придется следовать за армией. Вот это письмо к моему бывшему капитану Чарлзу Мерреуезеру, который теперь уже полковник и командует батальоном. Свинина такого сорта, какую мы нагрузили на сопровождающий вас транспорт продовольственных продуктов, должна продаваться не дешевле трех демижое (два пенса) за бочонок, а мука в настоящее время не дешевле двух демижое. Да вот тут есть письма и к Скайлерам; это очень знатные люди, и я служил с ними, когда был в твоих годах, они родственники Ван-Кортландов и даже Рейсселаеров! Ах да, если они будут у вас покупать соленые языки, помеченные на бочонке буквой Т…

– Кто? Скайлеры?

– Да нет же, конечно, поставщики армии… то ты скажи им, что эти языки домашнего засола и что их можно подать к столу самого главнокомандующего.

Такие были напутственные наставления отца; наставления матери были несколько иного характера.

– Корни, дитя мое, ты сейчас уезжаешь от нас; не забывай же моих наставлений и того, чем ты обязан самому себе и своей семье. Рекомендательные письма, данные тебе, раскроют перед тобой двери всех лучших домов. Ищи же преимущественно общества почтенных пожилых дам, молодые люди много выигрывают, бывая в таком обществе, и в смысле своего поведения, и в образе мыслей и взглядов на жизнь!

– Но, дорогая матушка, если мы будем следовать за армией, как того желает отец и полковник Фоллок, то как же мы сможем вращаться в обществе этих почтенных дам?

– Я говорю о том времени, когда вы будете в Олбани. Правда, я не знаю, что вы будете делать при армии, раз оба не военные. Я достала для тебя рекомендательное письмо к миссис Скайлер, занимающей первое место в графстве, и непременно желаю, чтобы ты вручил ей это письмо в собственные руки. Оказывается, что Герман Мордаунт…

– Как, неужели Герман Мордаунт и Аннеке?..

– Я ничего не сказала об Аннеке, – заметила, улыбаясь, мать, – но действительно сестра пишет мне, что Герман уже около месяца как уехал вместе со своей дочерью и мисс Уаллас в Олбани с каким-то секретным поручением от правительства. Но в Нью-Йорке поговаривают, что он выхлопотал себе это поручение, чтобы иметь предлог быть поближе к известному полку, в котором служит один его дальний родственник, намеченный им в зятья.

– Подобное предположение чудовищно! – воскликнул я. – Никогда столь навязчивое поведение не могло прийти в голову Аннеке!

– Не ей, конечно, но ее отцу! Это дело другое! Мы все, отцы и матери, чрезвычайно смелы, когда дело идет о счастье наших детей.

– Но кто может поручиться, что в этом ее счастье? И кто может знать, что творится в мыслях Германа Мордаунта! – воскликнул я.

– Люди обыкновенно судят по себе. Признаюсь, Корни, никакая невестка не была бы мне более приятна, чем Аннеке Мордаунт. Но майор Бельстрод – соперник очень серьезный!

– Другой невестки, как она, у вас, мамаша, не будет! – решительно воскликнул я. – Или я вовсе не женюсь!

– Что ты, бог с тобой! Такой молодец, за которого с радостью пойдет любая девушка, и вдруг не женится! Да этого быть не может!

– Ну, не станем больше говорить об этом, а лучше скажите, правда ли, что мистер Вордэн тоже уезжает в действующую армию?

– Совершенно верно, и не только он, но и мистер Ньюкем тоже!

Спустя дня три после этих напутствий наш маленький отряд выехал из Сатанстое. Наш обоз с продуктами, состоявший из нескольких саней, нагруженных доверху солониной, свининой и всеми просоленными продуктами сельского хозяйства полковника Фоллока, был отправлен под конвоем под ответственность Джепа и еще трех негров несколькими днями раньше, с таким расчетом, чтобы прибыть одновременно с нами в Олбани.

Наши сани были щедро снабжены буйволовыми и медвежьими шкурами, защищавшими нас от ветра и холода. На переднем сиденье разместились Дирк и я, на заднем – мистер Вордэн и Ньюкем.

Мы выехали из Сатанстое первого марта 1758 года. Погода стояла великолепная, хотя у нас в том году снега было не очень много. Надо быть очень хмурым и мрачно настроенным человеком для того, чтобы путешествие в санях не подействовало бодряще и не показалось веселым и приятным.

Все мы были весело настроены, но Язон не мог не критиковать все, что ему попадалось на глаза; по его мнению, все отдавало Голландией или Йорком: двери домов были не там, где бы он желал, окна находились или слишком высоко, или низко, от жителей разило табаком – словом, все решительно было ему не по душе.

Не успели мы отъехать несколько миль от дома, как все признаки оттепели стали налицо, и мы поняли, что нам надо спешить, если мы не хотим застрять в пути. К вечеру мы прибыли в замок Ван-Кортланд. На следующий день ветер опять был южный, но мы уже поднялись в горы и продолжали ехать вперед, не теряя времени, и перед наступлением ночи прибыли в Фишкилль. Это было цветущее селение, жители которого, по-видимому, очень мало интересовались тем, что происходило кругом. Здесь мы заночевали и утром, выехав из этого местечка, заметили сильную перемену климата. Здесь была настоящая зима: воздух был резкий; снег лежал толстым слоем на земле и на крышах домов, и сани неслись по нему, как крылатые птицы. Днем мы догнали наш обоз, но оставили его позади и продолжали свой путь тем же форсированным маршем. Местами мы видели реку, еще скованную льдом, но предпочитали не уклоняться от большой проезжей дороги, считая этот путь более надежным.