Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

– Корни, – сказала она ласково, протянув мне кончики пальцев в знак примирения, – если вы полагаете, что нуждаетесь в прощении, то обратитесь к тому, кому дано право прощать. Но если Корни Литтлпейджу придет фантазия забавляться, как маленькие мальчуганы, то какое право имеет Аннеке Мордаунт запрещать ему это?

– Любое право! Право дружбы, право более разумного суждения, право…

– Тише! – остановила она меня. – Я слышу шаги в коридоре. Это мистер Бельстрод. Нет необходимости слышать ему длинный перечень моих прав, но так как он еще будет минут пять снимать свою шубу, плащ и саблю, то я воспользуюсь этим временем, чтобы сказать, что Гурт Тэн-Эйк – опасный предводитель для Корни Литтлпейджа.

– А между тем разве это не хорошая рекомендация его сердцу, уму и вкусу, что он полюбил Мэри Уаллас?

– Ах, он и вам уже успел сообщить об этом. А впрочем, кому он только этого не говорил?! Весь город, включая уличных мальчишек, знает о его любви.

– И сама мисс Уаллас тоже. И в этом я его одобряю. По-моему, мужчина не должен оставлять девушку, которую он любит, в сомнении относительно своих чувств. Мне всегда казалось низким и малодушным ждать с признанием до того момента, пока ты не получил полной уверенности во взаимности девушки. Как может последняя дать волю своим чувствам без этого откровенного и чистосердечного признания и для чего таить от всех честную и благородную любовь к достойной большой любви девушке?

– Да, в этом ему следует отдать должное, он не раз честно и открыто признавался ей в своей любви, даже в моем присутствии, и просил позволить ему встать в ряды ее поклонников с тем, что он будет ждать ее решения до тех пор, пока не сумеет заслужить ее расположения и уважения.

– Согласитесь, мисс Аннеке, что это поведение достойно честного и благородного человека.

– Без сомнения, так как мисс Уаллас, по крайней мере, знает цель его ухаживаний.

– Весьма рад, что вы одобряете подобный образ действий, – сказал я, – и хотя у меня сейчас остается всего одна минута до прихода Бельстрода, я еще успею сказать вам, что Корнелиус Литтлпейдж желает поступить по отношению к мисс Мордаунт точно так же, как поступил Гурт по отношению к мисс Мэри!

Аннеке вздрогнула, щечки ее побледнели, но затем снова вспыхнули, она ничего не ответила, но взглянула на меня так, что я никогда не забуду этого взгляда. Объясняться было уже поздно, так как дверь отворилась, и Герман Мордаунт вошел вместе с мистером Бельстродом в гостиную, где мы находились.

Бельстрод, казалось, был очень рад меня видеть, я отвечал ему тем же, и спустя несколько минут мы снова стали с ним добрыми приятелями, как в Нью-Йорке. Вскоре пришла Мэри Уаллас, и мы все прошли в столовую, куда явился и Дирк, немного запоздавший на этот раз.

Сначала разговаривали главным образом Герман Мордаунт и Бельстрод. Мэри Уаллас вообще была молчалива, Аннеке же была на этот раз как-то особенно задумчива и рассеянна, и только когда Бельстрод обратился непосредственно ко мне, задумчивость ее рассеялась, и она внимательно стала прислушиваться к нашему разговору.

– Ну, мистер Литтлпейдж, – сказал майор, – полагаю, что этот ваш приезд в Олбани связан с намерением присоединиться к нам в предстоящую кампанию. Как слышно, очень много молодежи колоний намеревается двинуться с нами на Квебек.

– Мы намеревались двинуться немного дальше с Дирком Фоллоком, – сказал я, – тем более что мы не имеем представления о том, что королевские войска пойдут в этом направлении. Но мы намерены оба просить о прикомандировании нас к одному из полков в качестве волонтеров и дойти с ним по крайней мере до Тинкондероги, потому что нам неприятно знать, что этот важный пост занят французами!

– Такие речи приятно слышать, – промолвил Бельстрод, – я надеюсь, что, когда наступит момент вашего прикомандирования, вы вспомните обо мне. Наше офицерское общество примет вас с удовольствием в свою среду, где я со времени ухода подполковника являюсь председателем.

Я поблагодарил его за себя и за Дирка, и разговор перешел на другую тему.

– Я сейчас встретил Гарриса, – продолжал Бельстрод, – и он рассказал мне весьма пикантную историю об одном ужине, в котором он участвовал. Ужин этот был похищен компанией молодых олбанийских мародеров у кого-то и принесен к нам в казармы. Эту скверную шутку они сыграли с другой компанией молодежи, и, хотя говорят, что голландцы на такие поступки не сердятся, тем не менее я полагаю, что пострадавшим было не особенно приятно лишиться своего ужина. Но самое забавное то, что эти пострадавшие, недолго думая, утешились тем, что точно таким же образом стащили ужин мэра, сделав набег на его кухню и опорожнив все кастрюли и сковородки, так что у бедного мэра не осталось ни одной картофелины на ужин.

Я почувствовал, что кровь прилила мне к лицу; мне казалось, что все глаза обращены на меня, и вздохнул с облегчением, когда услышал ответ Германа Мордаунта.

– Как водится, история приукрасилась, переходя из уст в уста. Но в том, что вы говорите, есть доля правды. Мы как раз ужинали вчера у мэра, на столе был не один картофель, а прекрасные блюда и закуски.

– Как? И ваши барышни были у мэра?

– Да, и даже мистер Литтлпейдж ужинал вместе с нами и может засвидетельствовать, что нам подали превосходный ужин.

– Однако, судя по выражению лиц, я вижу, что от меня что-то скрывают, и я желаю быть посвященным в секрет.

В ответ на это Герман Мордаунт рассказал ему все как было со всеми подробностями, несмотря на то что Аннеке несколько раз пыталась остановить его.

– Нет, право, этот Тэн-Эйк не имеет себе равного! – воскликнул Бельстрод. – Это совершенно непостижимый человек. Я не знаю человека более смелого, любезного, услужливого и устойчивого в своих взглядах, а вместе с тем это какой-то ребенок по своим вкусам и склонностям.

– Да, вы, пожалуй, правы. Но это объясняется тем, что Гурт Тэн-Эйк не получил воспитания в Оксфорде, а имеет лишь домашнее воспитание и поэтому еще долго останется во многих отношениях ребенком.

Меня удивило столь определенно высказанное Аннеке мнение: она обыкновенно воздерживалась от резких осуждений, но затем я понял, что она старалась этим умерить то влияние, какое Гурт с каждым днем все больше приобретал над Мэри Уаллас; Герман Мордаунт держался той же системы, и вскоре я убедился, что бедный Гурт не имел здесь других сторонников, кроме мисс Мэри и меня. После завтрака я пошел проводить Бельстрода до его казарм, тогда как Дирк остался еще побеседовать с барышнями.