Исаак Ландауэр - Параметры поиска

Атмосферой и внутренним убранством всякая церковь невольно напоминала ему кабинет психоаналитика. Тихий приглушённый голос служителей, на лицах прихожан – смесь благоговения и едва заметного страха от незнания того, как предпочтительнее это благоговение изображать. Запах, похожий на дым ароматических свечей, а иконы напоминали репродукции портретов Кьеркегора и Фрейда. Умиротворение сродни ленивому потягиванию утром в постели, когда выходной день избавляет от необходимости вставать на работу и душу греет сознание предстоящей заслуженной праздности. Вездесущие, резво крестящиеся бабульки, источники полезного знания о том, куда, по какому поводу, с какой молитвой и сколько пихать свечей, они давно уже почти совсем поселились здесь, и только бесконечные посещения врачей могли сподвигнуть их оставить ненадолго этот портал, откуда они вознамерились махнуть прямиком в вечность. На взгляд молодого здорового человека, их рвение было похоже на поведение владельца гостеприимной трёхкомнатной квартиры, населённой приезжими ночными труженицами, решившего застраховать собственность от пожара на случай, если подвыпившие клиенты или уставшие шлюхи забудут окурок в неположенном деревянном месте. Мало кто из них отличался набожностью, покуда земля не стала подмигивать им, намекая на скорую встречу, и вот тогда они стали толпиться под сводами храма в поисках защиты и прощения грехов. Стариков, однако, почти не встречалось, мужикам претило изображать из себя верующих после добрых полувека оголтелого материализма, да и хватало трезвости рассудить, что наверху, если кто и сидит, то вряд ли это откровенные оболдуи, способные купиться на жалкий фокус запоздалого перевоплощения в рьяного праведника. Ему вдруг стало приятно от мысли, что и он, может быть, когда состарится, удержится от позорного соблазна вымолить у размалёванных досок тёпленького местечка в прекрасном далёком, и знакомое чувство объективного превосходства над низостью женской натуры согрело его начинавшее зябнуть тело. В церкви не топили, полагая, что перед ликами святых непотребно думать о страданиях грешного тела; он не помнил, чтобы хотя бы в одной из немногих им виденных имелись батареи, кроме, естественно, жилых помещений для настоятеля и обслуги. «Наивные, здесь бога нет, тут его не найдёшь», – хотелось крикнуть что есть силы натянувшим маски скопцов молящимся, бросить им это в лицо, а лучше уж сразу плюнуть – так противно было смотреть, с каким подчёркнутым благолепием осеняли они себя крестным знамением. «Странно, что до сих пор не разрешили приносить на служение домашних питомцев, всё-таки друг человека, так чего бы, кажется, не сопроводить хозяина заодно и в рай», – развлекал он себя богохульными фантазиями, находя известное удовольствие в надругательстве над чем-то официально непогрешимым. Сквозь фрески на стенах, приглушённый свет и общую парадигму величия проглядывал типичный филиал госучреждения, где, дабы получить консультацию, следовало, отстояв очередь, записаться на приём, а руководитель отдела в рясе начальственным взглядом окидывал скромно потупивших глаза просителей. Время от времени он подходил к чину пониже, и тогда тот, стараясь изобразить как можно большее служебное рвение, ретиво отвечал на вопрос и с готовностью семенил исполнять, если давалось какое поручение. Здешний наместник от бога был молод, но, по слухам, влиятелен благодаря протекции отца, служившего в центральном аппарате, имел слабость к красивым машинам и ревностным молодым послушницам, но в остальном слыл за человека порядочного и твёрдых взглядов, консервативного не только по должности, но и от природы, любившего слушать звук собственного голоса и принимать целование руки. Какие ещё целования и куда он принимал, глядя на его пухлое холёное лицо, догадаться было несложно, но РПЦ, кажется, давно перестала обращать внимание на подобные мелочи, руководствуясь универсальной президентской отповедью «не с луны же мы их набираем».

И всё-таки ему здесь нравилось. Хорошо, спокойно, будто и впрямь далеко от суеты раскинувшегося за массивными воротами мира. «Ты не прав», – перед ним вдруг возникла долговязая трясущаяся фигура, одетая в громадных размеров чёрное пальто и широкие не по размеру брюки, если так можно было назвать нещадно застиранные, с вздувшимися коленками шаровары. Дряблая, жёлтого оттенка кожа лица выдавала любителя выпить, чаще без меры и что придётся, но поза – грудь вперёд и упёртые в бока руки, подсказывала, что себя лично этот клоун полагал существом чрезвычайно значительным. «Так нельзя смотреть», – хулитель не унимался, привлекая всё больше внимания, и Николай уже собрался, наплевав на приличия, отпихнуть навязчивого советчика, когда отделившаяся от общей группы старушка, едва слышно бормоча то ли проклятия, то извинения, поспешила увести оратора подальше от объекта раздражения. Тот не сопротивлялся, по-видимому, давно привыкнув к такого рода эффектным исчезновениям со сцены, но всё же успел напоследок погрозить кулаком. Симпатии публики, казалось, были на стороне обвинителя, и Николай, пожав непроизвольно плечами, отправился к выходу.

Улица встретила его ослепляющим солнечным светом, и он почувствовал знакомое ощущение тоски, когда выйдя из ночного клуба утром понимаешь, что веселью, как ни старайся, вскоре наступит конец. С таким настроением ехать домой не хотелось, он сел за руль и поехал колесить бесцельно по городу, надеясь, что езда отвлечёт его от грустных мыслей, а когда этого ожидаемо не произошло, остановился, вопреки привычке, у незнакомого ресторана с многообещающим названием «Гасиенда», чей латиноамериканский колорит, как вскоре обнаружилось, целиком исчерпывался названием. Хостес, будучи занята другими гостями, попросила официантку проводить его за столик и, громогласно поинтересовавшись «Этого?», та скомандовала ошеломлённому «радушием» клиенту: «Следуйте за мной». В будний день заведение не могло похвастаться и десятипроцентной заполненностью, однако Николаю предложили угловой, скорее похожий на большую табуретку столик и лишь после настоятельных увещеваний разрешили сесть на диван. «Для четверых», – заметила девушка так, что, потребуй кто от неё оральных ласк на первом же свидании, она, казалось, оскорбилась бы менее. Далее последовало типичное знакомство с меню: стейк рьяно проповедовал вегетарианство, красное вино утверждало императив воздержания и трезвости, и даже заявленный китайским зелёный чай с мятой торжественно провозглашал аскетизм, намекая на преимущество обычной питьевой воды. В большом неуютном зале кроме него сидела ещё типичная парочка не спеша потягивавших пиво ярко накрашенных женщин неопределённого возраста, и трое, то и дело присматривавшихся к ним, характерного вида джентльменов: короткая стрижка, футболка, мятый пиджак и хамоватый, чтобы скрыть неуверенность, рыскающий взгляд. Один из них, собравшись с духом, подошёл к тут же показательно увлекшихся разговором дамам, грациозно положил той, что оказалась поближе, руку на плечо и, шумно проглотив то, что жевал по дороге, галантно произнёс: «Девочки». Девочки сначала просияли, но, образумившись, быстро изобразили пресыщенность, однако первая реакция не ускользнула от решительного мачо и дальнейшая судьба их была решена: если не романтическая привязанность, то хотя бы гостиничный номер им был в этот вечер обеспечен. Устав развлекаться картинами чужого нетребовательного счастья, Николай попросил счёт.