Исаак Ландауэр - Параметры поиска

Ему нравилось выслушивать их усталые отговорки и нелепые оправдания, делать вид, что верит каждому слову, и всего замечательнее было именно то, что оба они прекрасно сознавали происходящее, на деле же упиваясь каждый своим: она – радостью унизить, он – мазохистски притягательным счастьем унижения. Через эту болезненную страсть к самобичеванию Николай вдруг разглядел отблески того, что заставляло его деревенского помешанного загонять себя всё глубже – в нищету, одиночество, тоску и депрессию. Что-то неясное, жуткое, виделось там на дне, но вместе с тем отчаянно манящее, будто покойник лежал в дальней комнате, а пытливый ребенок, страшась, заглядывал в щель дверного замка, жаждая приобщения к тайне. В тот день он пересказал эти ощущения Андрею и получил, по завершении томительных минут гробового молчания, неожиданный ответ:

– Признаться, не ожидал, что ты способен столь тонко чувствовать, мне ты всегда представлялся умным, эрудированным, но чрезвычайно поверхностным. Советую подумать прежде, чем копать глубже, находка может тебя и не порадовать. Не исключено, что я где-то и драматизирую, но, по-моему, ты встал на путь некоего собственного познания. Безусловно, с поправкой на текущие весьма непритязательные интересы, но так, наверное, и должно быть. Какого рода ощущения, расскажи, ты испытываешь с такой, будем откровенны, шлюхой?

– Даже и не объясню. Точно, что ничего от привычного наслаждения процессом, обладания красивым телом, торжества или прочей ерунды. Мне почему-то доставляет удовольствие знать, что я исполняю какую-то убогую – не роль даже, а партию статиста, как бы и не существую для неё вовсе, теряя таким образом ощущение себя, размазывая контуры, стираю и границы личности.

– Занятно. И это всё, извини за вопрос, на трезвую голову?

– Исключительно. Может, бокал-другой вина, но подобная дозировка способна ощущения усиливать, а никак не направлять. Тут фактор опьянения исключается. Мне нравится не только спать, но даже больше таскать её повсюду с собой, ходить по магазинам, будто мы заурядная счастливая парочка, дарить цветы, прямо-таки ощущая у себя на башке огромные неповоротливые рога. Где здесь мотивация – желание почувствовать себя дерьмом?

– Желание нащупать пределы, может быть. И вообще осознать рамки, чтобы непременно за них потом выйти. Точнее, вообще из них выйти, оставив этот намалёванный квадрат приличий в стороне. Собственно, ты это уже делаешь: разгуливая с проституткой по статусным заведениям, наверняка понимаешь, что кто-нибудь из присутствующих весьма вероятно пользовал её хотя бы однажды; кто знает, не накануне ли. А коли шепнет какой доброжелатель на ушко, что делать станешь?

– Да по настроению. Можно сцепиться, можно мимо ушей пропустить, а можно и вовсе поблагодарить, что называется, подчеркнуто вежливо. Последнее, кстати, всего вероятнее. Мне почему-то хочется на лицо этого сердяги тогда посмотреть.

– Это, друг мой Николай, уже почти диагноз. Страсть к познанию, хотя бы и самым идиотским образом, есть серьёзная претензия к мироустройству, а то и мирозданию – уж поверь главному идиоту. Претенциозно, соглашусь, но зато честно: не станешь же ты биться за жалкий фрейдизм.

– Выходит, заразно это твоё помешательство, – Николай довольно улыбнулся. – Давно подозревал, что выйдут мне боком невинные визиты. Наверное, ты мне и приглянулся сначала как осквернитель Таниной невинности, тоже своего рода надругательство ведь, не так ли?

– Тут уж тебе виднее. Я просто взял то, что мне сюда на блюдечке принесли, не вникая, как ты, надеюсь, понимаешь, в обстоятельства. Кстати, зря я это сделал, нелепый вышел фарс и не более: когда баба отдаётся из одного лишь принципа, это даже больше, чем просто оскорбление, как в лицо плюнули, однако. К тому же и приятности мало от такого передержанного целомудрия: хоть ты и первый, но под тобой-то далеко уже не юность – вроде протухшей рыбы, нечто подобное по части ассоциаций. Классический вариант булгаковской осетрины. Даже местный наркоз в виде бутылки ликёра с собой притащила, вот уж точно хирургическая операция по удалению девственной плевы. Ей-богу противно, я же не снежный человек какой, и, главное, это же мой последний оказался секс, ничего себе воспоминание.

– А теперь-то как спасаешься? Две верные подруги: левая и правая?

– Можно и так, ничего, признаться, не имею против, но, оказалось, есть метод куда эффективнее. Воздержание – это пытка только первые месяц-два, затем всё приходит в норму. Правда, как с обратным действием – не знаю, но остается надеяться, что всё возможно.

– Послушай, – снова заулыбался Николай, – а что если все мои фантазии – это косвенный результат пресыщенности, а ты банально умом тронулся, а?

– И эта версия, – спокойно реагировал Андрей, – имеет полное право на существование. Только ведь всё дело в восприятии, оно является определяющим, а никак не объективность, вопреки всеобщему мнению. Коли мы с тобой на пару двинемся и, отгородившись забором, заживём тут долго и счастливо, то это весь мир для нас будет полон бесноватых придурков, а мы только двое нормальных и останемся. Последняя надежда человечества, генофонд, призванный засеять единственно здоровым днк осиротевшую планету. Работы непочатый край, но, думаю, с твоей помощью мы точно справимся.

– Да, неслабо тебя так шибануло.

– Как есть, но по мне так всё приятнее, чем стопроцентное здоровье. На кой ляд она мне сдалась, твоя нормальность? Я на неё четверть века потратил, считай, что в мусорное ведро выкинул: что в сухом остатке? Вакуум, пустота, одиночество в толпе или без неё, но как был пустой лист, так и остался. Сама по себе жизнедеятельность ничего не значит, это как утверждать, что еда является основным предназначением существования, а испражнение, соответственно, вторым по счету важнейшим делом.

– Дети, воспитание? – демонстративно лениво парировал Николай.

– А сам-то до сих пор не папа. Отговорки не в счёт, при твоих доходах мог бы давно заделать сынишку и посадить честно брошенную мать на содержание. Хлопот никаких, а наследник, или кто там, растёт себе потихоньку. Опять же в любящего родителя всегда можно со скуки или похмелюги поиграть: дети, мне местные забулдыги говорили, на этот счет первое средство – моральное как рукой снимает. Полезное дело, но мы как муравьи, каждый рождается для определённого рода деятельности: кому потомство растить, кому что посложнее.

– Но хотя бы интереснее?

– Да ещё как! – Андрей непроизвольно ухмыльнулся. – Восторг перманентный сидеть вот так в заднице мира и гречку жрать под уютный треск дровишек в русской печке. Тут петлю на шею почтёшь за избавление и божью благодать. Но нельзя.