Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

- "Нет, - отрезала женщина, - и не думайте о ваших вещах, на это не хватит времени, но полезайте на шкал в правом углу этой комнаты - я вам помогу на него взобраться - и станьте на нем во весь рост, и раскиньте по обе стороны руки, ибо муж, войдя в комнату и увидев вас с раскинутыми руками, подумает, что вы - одно из распятий, над которыми он сегодня работал, и, поверьте, больше ничего не подумает". Муж между тем яростно колотил в дверь. Маэстро Тиберьо, ни о чём не догадываясь и далёкий от подозрений о подстроенной ему мужем Савии западне, взобрался на шкап и, раскинув руки, замер на нём, изображая собою пригвождённого ко кресту. Сбежав вниз по лестнице, Савия отворила дверь мужу, который прикинулся разгневанным и взбешенным, так как она не сразу ему открыла. Войдя в комнату, он притворился, что не замечает маэстро Тиберьо, и сел с женою за ужин, после чего они вместе отправились спать. Что должен был чувствовать при этом маэстро Тиберьо, и особенно, каково ему было слышать, как муж насыщается тою пищей, которой он сам так жаждал отведать, и отчётливо видеть, что остался кругом в дураках, предоставляю судить тем из вас, кому довелось испытать наносимые любовью жестокие раны.

Уже начинала заниматься утренняя заря, и открывался мало-помалу взору выходящий из хляби морской и мечущий огненные лучи Аполлон, когда маэстро Кекино поднялся с постели и, подготовив свои орудия и инструменты, собрался работать. Но едва он начал трудиться, как явились две послушницы из монастыря по соседству и произнесли такие слова: "Маэстро, наша мать-настоятельница послала нас к вам, прося вручить нам распятие, которое она уже давно заказала". Маэстро Кекино ответил: "Матери мои, передайте матери-настоятельнице, что распятие мною начато, но ещё не доделано, и самое большее через два дня с ним будет покончено". На это женщины возразили: "Пожалуйста, не обижайтесь на нас, маэстро, но, давая нам поручение, наша мать-настоятельница повелела во что бы то ни стало принести ей распятие, будь оно хоть доделано, хоть не доделано, ибо уж очень давно вы тянете с исполненьем её заказа". Притворившись, что его взволновало столь докучное понукание, и прикинувшись рассерженным, Кекино сказал: "Госпожи мои, войдите-ка сюда в комнату, и вы убедитесь, что распятие действительно начато, но не доделано".

И, когда сестры туда вошли, маэстро Кекино продолжил: "Поднимите глаза на вот этот шкап, на нём вы увидите ваше распятие и рассудите сами, далеко ли продвинулась работа над ним и верно ли, что оно не доделано лишь на самую малость, а потом доложите матери-настоятельнице, что вы его видели собственными глазами". Возведя очи вверх, монахини, увидев распятие, в величайшем восторге воскликнули: "Ах, маэстро, до чего же замечательно вы его изваяли! Кажется, будто сын божий и вправду живой и из той же плоти, что мы. Это распятие, разумеется, необычно прекрасно, и оно очень понравится и матери-настоятельнице и нашим монахиням. Однако нам очень не нравится, - продолжали сёстры, - одна-единственная подробность: по-видимому, вы не приложили заботу к тому, чтобы чем-нибудь прикрыть ту постылую вещь, которая виднеется у спасителя спереди; ведь она может посеять немалый соблазн в нашем монастыре". На это маэстро Кекино ответил: "Не говорил ли я вам, что распятие не вполне доделано? Но пусть это вас не тревожит; о, если б существовало столь же простое средство от смерти, какое я применю, чтобы устранить своё упущение! И я это сделаю в вашем присутствии и у вас на глазах".

Взяв в руку одно из орудий своего ремесла, а именно то, которым скоблят и стругают, он обратился к монахиням с такими словами: "Подойдите поближе и смотрите внимательно: я сниму прочь эту мелочь, совершенно не утруждая себя". Маэстро Тиберьо, который стоял до этого не шелохнувшись, так что мог бы сойти за мёртвого, услышав сказанное маэстро Кекино и увидев в его руке только что отточенный скобель, не стал дольше мешкать и, не промолвив ни слова, спрыгнул со шкапа и, как был, нагишом пустился бежать, а маэстро Кекино со скобелем в руке поспешил следом за ним, чтобы снять напрочь ту постылую вещь, что виднелась у него спереди. Опасаясь, как бы не случилось чего постыдного, Савия схватила мужа за платье и силою удержала его, дабы священник мог легче ускользнуть от погони. Застывшие на месте и глазевшие в оба монахини принялись истошно вопить: "Чудо! Чудо! Убежало распятие!" - и никак не могли прекратить свои вопли. На их крик сбежалась куча народу, и, узнав, как обстояло дело в действительности, люди изрядно потешились. Что до маэстро Тиберьо, то, добыв себе другую одежду, он отбыл из города, и куда он отправился, никому не известно. А мне известно лишь то, что больше его не видели.

Свою смешную сказку Ариадна довела до конца, и не было никого, кто мог бы удержаться от весёлого смеха, во, похлопав в ладоши, Синьора подала знак, чтобы все замолчали; затем, повернувшись лицом к Ариадне, она повелела ей заключить свою сказку какой-нибудь потешной загадкой, и Ариадна, чтобы не отстать от других, проговорила так:

Мужчины вволю посмеялись, однако не поняли, что означает эта загадка. Между тем Альтерия, которой выпало повествовать в этот вечер четвёртою, изящно и непринуждённо объяснила её следующим образом: "Эта загадка ничего другого не означает, как перо для письма: оно твёрдое, прямое, белое и крепкое; а на конце у него есть отверстие, и оно грязное от чернил. Никогда не знает оно усталости, и пишущий водит им вверх и вниз как на виду у всех, так и таясь ото всех". Все с большим одобрением отозвались об остроумии, с каким Альтерия разъяснила хитро придуманную загадку. Ариадна, однако, испытывала досаду и огорчение, так как была уверена, что лишь ей одной известна разгадка предложенной ею загадки. Увидев по её лицу, что она взволнована, Синьора сказала ей такие слова: "Не унывай, Ариадна, и успокойся, ибо будет и на твоей улице праздник", - и, обернувшись к Альтерии, она повелела той приступить к её сказке. И Альтерия с весёлой улыбкой начала рассказывать следующее.