Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Долго стоялъ я въ н ѣмомъ отчаяніи на томъ же м ѣс[т ѣ], не звалъ даже собаки и только твердилъ съ самыми выразительными жестами: «Ахъ, какая досада». Я слышалъ, какъ погнали дальше гончіе, какъ заотукали на другой сторон ѣл ѣса, какъ отбили зайца, и какъ вызывалъ до ѣзжачій собакъ, но я все не трогался съ м ѣста.

Охота кончилась. На ковр ѣ, въ т ѣни, сид ѣли вс ѣкружкомъ. Буфетчикъ Василій стоялъ на кол ѣняхъ и изъ коробки вынималъ завернутыя въ листья груши и персики. Такъ было жарко и хот ѣлось ѣсть, что, кажется, проглотилъ бы весь коробокъ съ Василіемъ, а надо было дожидаться, пока Василій выложитъ все на тарелки, разставитъ эти тарелки симетрично на ковр ѣ, и когда посл ѣбольшихъ раздадутъ намъ по одной штучк ѣ. Какъ ни долго дожидались мы [43] этаго, однако дождались и тотчасъ поб ѣжали устроивать б ѣседочку. Любочка нашла необыкновенной величины зеленаго червяка. Вс ѣмы припали, головами вм ѣст ѣ, къ листочку, на которомъ сорвала его она и съ ужасомъ бросила на землю. Юза р ѣшилась поднять его, подставивъ ему сухую травку на дорог ѣ, и, чтобы ловч ѣе сд ѣлать это, она сд ѣлала движеніе плечомъ, за которое всегда сердилась Мими говоря, que c’est un geste de femme de chambre [75] [что это жест горничной.] . Платье съ открытой шеей спускается ниже плеча, и, подымая и потомъ опуская какъ то плечо, я часто видалъ, что д ѣвочки опять приводятъ платье на настоящее м ѣсто. Юза, стоя на кол ѣнах, и нагнувшись надъ червякомъ, сд ѣлала это самое движеніе. Я смотр ѣлъ ей черезъ плечо. Въ это самое время в ѣтеръ поднялъ косыночку съ ея б ѣленькой, какъ сн ѣгъ, шеи. Я посмотр ѣлъ на это голое плечико, которое было отъ моихъ губъ на вершокъ и припалъ къ нему губами такъ сильно и долго, что, ежелибы Юза не отстранилась, я никогда бы не пересталъ. Юза покрасн ѣла и ничего не сказала. Володя презрительно сказалъ: «что за н ѣжности» и продолжалъ заниматься пресмыкающимся. У меня были слезы на глазахъ. Это было первое проявленіе сладострастія.

Охота и гулянье больше нич ѣмъ не были зам ѣчательны. Н ѣчто т ѣмъ, что тутъ maman, найдя удобную веселую минуту, упросила папа отложить разставаніе до завтрашняго утра, посл ѣранняго завтрака. —

Назадъ мы по ѣхали другимъ порядкомъ: не съ охотой, а съ линейкой. Мы одинъ передъ другимъ гарцовали около лин ѣйки. Я по т ѣни казался довольно удовлетворительнымъ, но меня приводило въ смущеніе другое обстоятельство. Я хот ѣлъ прельстить вс ѣхъ сид ѣвшихъ въ лин ѣйк ѣсвоей ѣздой, пролет ѣвъ мимо нихъ. Я сзади начиналъ хлыстомъ разгонять лошадь, поровнявшись съ лин ѣйкой, принималъ самое непринужденное и граціозное положеніе, поводя правой [44] рукой по поводьямъ отъ л ѣвой руки до конца, какъ вдругъ, поровнявшись съ упряжными лошадьми, моя лошадь, несмотря на все мое старанье, останавливалась. И это н ѣсколько разъ. Ужасно досадно. —

Прі ѣхали домой, пили чай, играли. Явился Гриша. Наконецъ, ус ѣлись вс ѣсъ maman, чтобы провести посл ѣдній вечеръ съ ней — это была мысль старшаго, Володи. — Папа не было, его голосъ слышенъ былъ изъ кабинета — онъ занимался съ Никитой. Гриша продолжалъ говорить притчами. Очень легко было перевести его слова такъ, что онъ предсказывалъ maman смерть и то, что она съ нами больше не увидится. Онъ плакалъ въ нашемъ дом ѣ. Это одно, по мн ѣнію принимавшихъ его за пророка, значило, что нашему дому предстоитъ несчастіе. Онъ всталъ и сталъ прощаться. Мы переглянулись и вышли потихоньку, но только-что нашихъ шаговъ не могло быть слышно, мы опрометью бросились на верхъ и зас ѣли въ темный чуланъ, изъ котораго видно намъ будетъ, какъ будетъ молиться Гриша. Никто изъ насъ другъ другу не признавался, но вс ѣмъ намъ было страшно въ темнот ѣ, и мы вс ѣжались другъ къ другу. Гриша съ своей палкой и св ѣчкой въ рук ѣвзошелъ въ комнату. Мы не переводили дыханія. Гриша безпрестанно твердилъ «Господи, помилуй» и «Господи, Исусе Христе» и «Мати, Пресвятая Богородица» съ разными интонаціями и выговаривая эти слова такъ, какъ говорятъ т ѣ, которые ихъ часто произносятъ. — Онъ съ молитвой поставилъ свой посохъ въ уголъ, осмотр ѣлъ постель и сталъ разд ѣватся. Снялъ изорванный нанковый подрясникъ, сложилъ его, снялъ сапоги, подвертки, все это тщательно и медленно. Выраженіе лица его было совс ѣмъ другое, ч ѣмъ обыкновенно. Вм ѣсто всегдашняго выраженія торопливости, безпокойства и тупоумія, въ эту минуту онъ былъ спокоенъ, важенъ и умно задумчивъ. Оставшись въ одномъ б ѣль ѣ, которое совс ѣмъ не было б ѣло, онъ с ѣлъ на кровать видно съ усиліемъ, потому что онъ въ это время [76] По написанному на стр. 44 рукописи наискось написаны слова: Занятія въ каб. Запахъ. Maman играетъ. Л-a вяжетъ рагульку. [45] сморщился, оторвалъ подъ рубашкой отъ т ѣла вериги. Они брякнули. — Посид ѣвъ немного, онъ всталъ съ молитвой, поднялъ св ѣчку въ уровень съ кивотомъ, въ которомъ стояли н ѣсколько иконъ, перекрестился на нихъ и повернулъ св ѣчку огнемъ внизъ. Она съ трескомъ потухла. Прямо въ оба окошка, обращенныя на л ѣсъ, ударяла полная луна. Длинная б ѣлая фигура юродиваго съ одной стороны была осв ѣщена лучами м ѣсяца, съ другой длинною т ѣнью падала по полу, ст ѣн ѣи доставала до потолка. Онъ стоялъ сложивъ руки на груди, опустивъ голову и безпрестанно прерывисто вздыхая. Наконецъ, онъ съ трудомъ опустился на кол ѣни и началъ молиться, сначала тихо ударяя только на н ѣкоторыя слова, потомъ, видно было, что онъ все бол ѣе и бол ѣе воодушевлялся, онъ пересталъ уже твердить молитвы изв ѣстныя, которыхъ онъ много прочелъ, онъ говорилъ свои слова простыя, даже нескладныя, хотя онъ старался выражаться по славянски, чтобы было похожо на молитву. Онъ молился о себ ѣ, чтобы Богъ простилъ его, молился о матери, о насъ, твердилъ: «Боже, прости врагамъ моимъ», безпрестанно крехтя, припадалъ къ земл ѣлбомъ, билъ о полу и опять подымался, несмотря на вериги, которыя издавали звуки жел ѣза. Долго, долго находился онъ въ этомъ положеніи религіознаго экстаза, импровизируя молитвы, и слова его были грубы, но трогательны. То твердилъ онъ: «Господи, помилуй меня» н ѣсколько разъ сряду и всякой разъ съ бо́льшимъ и бо́льшимъ воодушевленіемъ. Онъ говорилъ: «Прости меня», «Научи мя, что творить» съ такимъ выраженіемъ, какъ будто онъ говорилъ съ к ѣмъ нибудь. Его в ѣра была такъ сильна, что онъ чувствовалъ, что Богъ слышитъ его молитву. Любовь его была такъ сильна и тепла, что онъ безсознательно настроивалъ голосъ на самое жалостливое выраженіе, какъ будто Богъ слушалъ его слова. Раскаяніе, преданность Вол ѣБожіей и сознаніе своего ничтожества такъ [77] Поперек текста на стр. 45 рукописи написано: Предсказ. [46] сильны, что онъ замолкалъ, не зналъ, что говорить и лежалъ, приложивъ лобъ къ земл ѣ, только изр ѣдко вздыхая. — Описывая впечатл ѣнія, которыя произвела на меня въ д ѣтств ѣмолитва Гриши, когда все хорошее сильно отзывается въ еще неиспорченной душ ѣнашей, мн ѣпришли на мысль н ѣкоторые несправедливые понятія, которые я и самъ разд ѣлялъ когда-то, о безполезности наружныхъ знаковъ благогов ѣнія при молитв ѣ. Большая часть людей нын ѣшняго в ѣка, исключая т ѣхъ, которые вамъ скажутъ откровенно, (а это я ц ѣню), что они ни во что не в ѣрятъ, состоитъ изъ людей, которые вамъ отв ѣтютъ, ежели вы ихъ спросите, молются ли они, что они не полагаютъ молитву въ томъ, чтобы въ изв ѣстные часы становиться въ позицію передъ дурно намалеванной доской и читать заученныя слова, но что они молються всегда и везд ѣ, гд ѣпридутъ къ нимъ мысли благогов ѣнія. — Не в ѣрьте имъ, это люди, которые не им ѣютъ ничего святаго, и эти мысли благогов ѣнія никогда имъ не приходятъ. Говорятъ они, что ихъ возбуждаетъ къ молитв ѣвеличіе природы. Ежели бы это было такъ, то они всегда бы должны молиться, потому что есть ли такая природа, которая бы не была велика? Чтеніе изв ѣстныхъ, условленныхъ молитвъ и вс ѣпризнаки благогов ѣнія, которые приняты у насъ при молитв ѣ, невольно возбуждаютъ мысли религіозныя, во-первыхъ, потому что, читая молитвы, заученныя вами въ д ѣтств ѣ, переносятъ васъ къ этому времю, времю единственному, въ которомъ вы чувствовали чистоту души и не сомн ѣвались въ томъ, что Богъ слышитъ вашу молитву. — Простота есть величіе. Молитва есть просьба. — Мн ѣскажутъ — раскаяніе, преданность Вол ѣБожьей есть тоже молитва. Раскаяніе есть просьба простить гр ѣхи наши, преданность вол ѣБожьей есть просьба принять насъ въ свою волю. Всякая молитва есть просьба. —