Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Онъ послалъ намъ, мн ѣи вамъ, крестъ, который мы должны нести безъ ропота, и над ѣяться на Его безконечную милость. Онъ не накажетъ васъ. Такъ много злыхъ и нечувствительныхъ людей, что нашлись бы и можетъ найдутся люди, которые опишутъ вамъ такъ ваше положеніе, что вамъ больно будетъ подумать о немъ. Не слушайте никого и знайте и помните только то, что во всемъ опред ѣленіе свыше, и что, ежели бы можно было, то мать ваша сейчасъ отдала бы свою жизнь, чтобы избавить васъ отъ этаго положенія. Я нездорова, и кто знаетъ, можетъ я васъ больше не увижу. Теперь я спокойна, вы [и] чувства ваши ко мн ѣне изм ѣнятся. Прощайте, друзья мои, Ангелы мои. Н ѣжно, н ѣжно ц ѣлую васъ и молю Бога, чтобы онъ не оставилъ васъ. Прощайте, д ѣти.> [86] Все письмо к детям перечеркнуто чертами крест-на-крест.

Къ письму этому была приложена записка отъ Мими Коферталь сл ѣдующаго содержанія.

Княгиня очень больна. И. И. говорилъ мн ѣ, что даже опасно больна. Мысль, что она не встанетъ отъ этой бол ѣзни, не оставляетъ ее, и эта мысль бол ѣе всего меня пугаетъ, хотя она совершенно спокойна. Вы хорошо сд ѣлали, ежели бы при ѣхали. Она безпрестанно въ бреду говоритъ про васъ и думаетъ, что вы въ Петербург ѣ. Видно, что ее мучаетъ, что вы такъ далеко отъ нея. Я уже четвертую ночь провожу на волтеровскомъ кресл ѣвъ спальн ѣКнягини, но вамъ нечего говорить о моихъ чувствахъ къ ней. Вы знаете, что вс ѣмъ пожертвовала бы для нея, не только что н ѣсколькими безсонными ночами. Я д ѣлаю это съ удовольствіемъ и не ропщу.

Прі ѣзжайте же поскор ѣй, съ совершеннымъ уваженіемъ и т. д.

<���Отв ѣтъ Володи. —

Милая maman! —

Письмо твое огорчило меня не т ѣмъ, что́ ты намъ въ немъ объявила (я ужъ это прежде зналъ), но т ѣмъ, что ты говорила про это — теб ѣв ѣрно это больно. Прежде, еще когда я не зналъ этого, но многое мн ѣказалось страннымъ, я не спрашивалъ у тебя объ этомъ, потому что предчувствовалъ, не знаю, почему, что теб ѣбольно будетъ говорить. Я не понимаю, зач ѣмъ [62] ты написала намъ это. — Неужели ты думала, что намъ когда нибудь придетъ въ голову судить тебя. Я отв ѣчаю за себя и за братьевъ, что не только судить съ другими объ этомъ, но и въ голову никогда намъ не придетъ между собою разсуждать объ этомъ. Мы тебя любимъ, такъ чего же намъ больше. — > [87] Письмо Володи перечеркнуто чертами крест-на-крест.

На другое же утро отецъ за ѣхалъ къ намъ въ пансіонъ. Я это время сочинялъ отв ѣтъ на грустное письмо, которое получили наканун ѣотъ maman, въ которомъ она намъ описывала наше положеніе незаконныхъ д ѣтей, но описывала его такъ, какъ могла только это сд ѣлать мать, чтобы не оскорбить нашего самолюбія, но только заставить насъ полюбить ее еще больше (и такъ какъ съ любовью, по крайней м ѣр ѣво мн ѣ, всегда неразлучно чувство страданія) и жал ѣть ее еще больше. Я прежде уже зналъ это, Володя тоже, но мы сами, по догадкамъ отыскивая р ѣшенія н ѣкоторыхъ вопросовъ какъ-то: почему Петруша К[озловскій] живетъ особенно отъ насъ, почему и на адресахъ папа было «Высокоблагородію», а на адресахъ maman «Ея Сиятельству» и т. д., узнавъ все, что узнаетъ мальчикъ отъ 12 до 15 л ѣтъ въ пансіон ѣ, составили себ ѣпонятіе о нашемъ положеніи. Но въ д ѣтяхъ есть врожденное чувство тонкой деликатности, которое не позволяло намъ дов ѣрить другъ другу наши открытія. Но Вася, узнавъ н ѣкоторыя неимов ѣрныя в ѣщи на счетъ различія половъ и происхожденія рода человеческаго, пришелъ и сталъ объявлять намъ эти новости, ув ѣряя, что ей Богу это правда, но мы его прогнали, сказавъ, что онъ вретъ и что ему соврали. Потомъ, разбирая т ѣже вопросы, которые и насъ приводили въ затрудненіе, онъ пришелъ пов ѣрить намъ свои умозаключенія, но и тутъ мы его прогнали и сказали ему, что онъ дрянной мальчишка. Не знаю, какъ другія д ѣти, но я, когда еще былъ такъ молодъ, что не им ѣлъ никакихъ причинъ подозр ѣвать истину, я предчувствовалъ какую то тайну въ моемъ рожденіи. Когда меня бывало накажутъ, поставятъ въ уголъ, мн ѣвсегда приходило въ голову, что я самый несчастный мальчикъ, что я должно быть подкидышъ, и что меня за то никто не любитъ. Это не было предчувствіе, а особенная страсть къ несчастію, которая есть въ душ ѣу каждаго челов ѣка. Не то, чтобы челов ѣкъ желалъ бы быть несчастливымъ, но онъ любитъ знать, что онъ несчастливъ. — Отецъ объявилъ намъ, что ѣдетъ въ деревню и беретъ насъ съ собою сейчасъ же. —

[63] <���Что-то защемило у меня въ сердц ѣ, когда онъ намъ это сказалъ, и мысль моя сейчасъ обратилась къ матушк ѣ.>

18 Апр ѣля мы у крыльца Краснинскаго дома выл ѣзали изъ дорожной коляски, (въ которой мы пом ѣстились вс ѣ4.) Папа, вы ѣзжая изъ Москвы, былъ задумчивъ. Когда Володя спросилъ у него, не больна-ли maman, онъ съ грустью посмотр ѣлъ на насъ и сказалъ, что да. Въ продолженіи дороги онъ успокоился и былъ, какъ и всегда, но, подъ ѣзжая къ дому, лицо его все бол ѣе и бол ѣе принимало печальное и задумчивое выраженіе, и когда мы выходили изъ коляски, и онъ спросилъ у выб ѣжавшего запыхавшагося Фоки: «гд ѣМ. Ф.?» голосъ его былъ нетвердъ, и, какъ мн ѣказалось, что за отв ѣтъ Фоки такого рода какъ: «они изволили пойдти въ садъ», или «они въ гостиной», онъ сейчасъ бы отдалъ весь свой выигрышъ нын ѣшняго года. Но, несмотря на то, что слезы готовы были брызнуть изъ его глазъ, Фока доложилъ, что «они уже 6-й день не изволятъ съ постели вставать», и добрый старикъ Фока, какъ бы жал ѣя о томъ, что онъ обязанъ былъ нанести такой ударъ папа, прибавилъ въ ут ѣшеніе, отворяя въ это время дверь въ переднюю: «сейчасъ Маша понесла кашку. Только не знаю, изволили ли кушать». Милка, выпущенная изъ заключенія, съ радостью бросилась къ отцу и, несмотря на то, что она выражала радость такими красивыми движеніями, что весело было смотр ѣть, папа даже не посмотр ѣлъ на нее, а прошелъ прямо въ гостиную, оттуда въ фортепіянную, оттуда въ диванную, изъ которой была дверь прямо въ спальню maman. Мы шли за нимъ. Ч ѣмъ ближе подходилъ онъ къ этой комнат ѣ, и т ѣмъ бол ѣе <���даже по спин ѣего> зам ѣтно было его безпокойство. Онъ мен ѣе опирался на каблукъ, и, хотя мн ѣне видно было его лица, вс ѣт ѣлодвиженія ясно доказывали это. Взойдя въ эту посл ѣднюю комнату, онъ шелъ уже на самыхъ ципочкахъ, едва переводилъ дыханіе и два раза перекрестился, прежде ч ѣмъ заглянулъ въ щелку затворенной двери. — Тамъ было темно, и слышны были тяжелые вздохи. О, какъ тяжело все это д ѣйствовало на наши настроенныя къ горю тяжелымъ предчувствіемъ юныя души. Изъ боковой двери выб ѣжала непричесанная Мими съ платкомъ въ рукахъ и слезами на глазахъ. Она шопотомъ сказала только: «Ахъ, И. А.», и, зам ѣтивъ, [64] что папа берется за ручку замка, она прибавила шопотомъ и рыдая: «зд ѣсь нельзя пройдти — ходъ изъ д ѣвичьей». Сію минуту, какъ я это пишу, шумъ про ѣхавшей мимо оконъ моихъ тел ѣги очень испугалъ меня. Мн ѣпоказалось, что я еще въ этой грустной комнат ѣ, гд ѣвс ѣбоялись произвести мал ѣйшій звукъ [?] у той двери, за которой на одр ѣсмерти лежала та, которую я любилъ больше всего на св ѣт ѣ. Мы пошли черезъ коридоръ въ д ѣвичью, въ коридор ѣна дорог ѣпопался намъ дурачекъ истопникъ Акимъ, который всегда см ѣшилъ насъ. Когда папа прошелъ мимо его, поклонившись ему, онъ сд ѣлалъ намъ пресм ѣшную гримасу, но что́ тогда крайне меня удивило, это то, что, вм ѣсто того, чтобы разсм ѣшить меня, эта гримаса прибавила еще только грусти. Въ д ѣвичьей дв ѣд ѣвушки сид ѣли за работой, но, когда они привстали, чтобы поклониться намъ, они сд ѣлали такія грустныя лица, что мн ѣдосадно на нихъ стало, я подумалъ: «зач ѣмъ они притворяются?» Пройдя еще комнату Мими, папа отворилъ дверь въ спальню, и мы взошли. Направо отъ двери были два окна, оба заставленныя ставешками, которыя были не по окошкамъ, немного малы, и сверху зав ѣшены платками; у однаго изъ нихъ сид ѣла [88] Зачеркнуто: старушка Афимья. Н[аталья] С[авишна] съ очками на носу и вязала чулокъ. Она встала съ чулкомъ въ рук ѣи черезъ очки показала намъ глаза очень заплаканные. Она не стала ц ѣловать насъ, какъ то обыкновенно д ѣлала, но только посмотр ѣла на насъ, и слезы потекли у нее градомъ. — Мн ѣне понравилось то, что вс ѣ, кого мы вид ѣли, при первомъ взгляд ѣна насъ начинали плакать, когда прежде были совершенно спокойны, но потомъ, обдумавъ это, я понялъ, что они вс ѣ, даже и дв ѣгорничныя, показывали грусть не для насъ, а мы возбуждали въ нихъ слезы.