Халлдор Лакснесс - Свет мира

Безмолвным блеклым осенним днем, когда даже вороны не каркают, по склону холма поднимаются мужчина и женщина, они держатся еще не очень уверенно, и по этому сразу видно, что их помолвка состоялась совсем недавно. Это были Йоуа и Йенс Фаререц. Да, много воды утекло с тех пор, как нечистая сила впервые заставила Йенса Фарерца подняться по этому склону. Пусть они пришли сюда только из-за прихоти Йоуа и в их движениях сквозило отсутствие душевного равновесия, скальд был слишком искушенным в этих делах жителем поселка, чтобы не понять, что такая прогулка может означать только одно — объявление о помолвке. Своей прогулкой по склону, где стоял дом скальда, они хотели сообщить ему об этом событии. Хотя скальд в последнее время был плохо осведомлен о делах поселка, он прекрасно знал, что Йенс Фаререц все лето пробыл в другом фьорде, должно быть, он прибыл домой совсем недавно, может, только вчера, и то, что они тут же договорились, свидетельствовало о серьезных намерениях. Наверно, он хорошо заработал. Йенс был большой, сильный, вечно чем-то недовольный и воинственно настроенный, он хотел переделать общество и заработать побольше денег — словом, как раз подходящий для нее человек. Может быть, стихотворение, которое скальд сочинил для него от ее имени и за которое еще не получил денег, сыграло свою роль в их любви — во всяком случае, эта мысль хоть немного утешила скальда. Скальд поспешно принялся прибирать в комнате, предполагая, что они, пожалуй, надумают заглянуть к нему. Но, подойдя к Небесному Чертогу, девушка показала рукой в другую сторону, и они свернули с тропинки. Потом девушка знаком предложила своему спутнику сесть, и они уселись на камень в двух шагах от дома. Они сидели довольно долго и беседовали, их было хорошо видно из окна скальда. Никто из них даже не взглянул в его сторону, как будто его и не существовало. Через некоторое время девушка поднялась, поднялся и мужчина, она пошла обратно, он тоже. Вскоре они скрылись из виду. Когда они ушли, скальд перевел дух, как будто избежал большой опасности. Сердце его отчаянно колотилось.

Чего он боялся? Что они зайдут в его лачугу, дабы продемонстрировать ему свою пошлую, лучезарную, тошнотворную веру в жизнь, которая является сущностью каждой помолвки и бросает вызов тому, кто смирился со своей судьбой и хочет, чтобы его оставили в покое? Или же в глубине души он страшился совсем противоположного: что его богатство — душевный покой — только возрастет и, может быть, даже слишком оттого, что девушка утрачена безвозвратно?

Все лето он жил под страхом той чудесной опасности, что она может лишить его покоя, он прятался за ближайшим углом, едва завидев ее вдали; но, если уж на то пошло, именно беспокойство вынуждает человека жаждать покоя. Он был столь двойственной натурой, что, когда жених и невеста скрылись внизу за домами, даже испытал сожаление, что лишился теперь тайной надежды на то беспокойство, которое делает покой еще более желанным. Ее образ, ее сильная большая ладонь, в которой могла спрятаться целиком вся маленькая рука скальда, все ее отважное требовательное существо принадлежало другому. В тоскливых сумерках блеклого осеннего дня скальд уже видел, как будут приходить и уходить дни, по-прежнему лишенные всякой тревоги, заполненные лишь приливами тяжелого отвращения и похожие на скитание по пустыне. Внезапно на него дохнуло холодом грядущих зимних рассветов с инеем на окне, когда он будет просыпаться, охваченный беспокойством и страхом при мысли о новом дне, просыпаться только для того, чтобы наблюдать, как его собственная жизнь неустанно уходит без радости и красоты, не исполнив ни одного тайного желания души; просыпаться с сознанием того, что вся эта жизнь, построенная в соответствии с долгом и моралью и зиждущаяся на сострадании к тем, кто ему ближе всех, фальшива от начала до конца.

Ребенок снова был болен, дом скальда, паривший весной в просторах вселенной, уже давно вернулся назад. И когда по утрам маленькая девочка, бледная и вялая, устало откидывалась на подушку, вместо того чтобы с улыбкой броситься в объятия нового дня, скальд вдруг вспоминал, что так и не сдержал своего обещания пойти с ней на берег собирать ракушки, которое он дал ей прошлой зимой. Раскаиваясь в своей забывчивости, он хотел быть к ней еще добрее, чем раньше. У докторши он достал три разных лекарства в дополнение к тем витаминам, которые получил от Пьетура Паульссона; когда же оказалось, что девочка принимает эти лекарства с отвращением, он попросту пошел в лавку и купил ей леденцов на 25 эйриров. Часами он просиживал с нею, играя или рассказывая ей сказки. А в те дни, когда девочка особенно страдала, он качал ее на руках, бормоча бессмысленные слова утешения и напевая обрывки стихов.

С ливнями и тяжелым ревом океана, доносящимся между порывами ветра, обрушилась осенняя непогода. Много ненастных ночей скальд и его невеста даже не раздевались, готовые ко всему. В один из таких вечеров, когда лачуга трещала под напором ветра и ребенок стонал, полузакрыв глаза, наружная дверь вдруг распахнулась и в сени кто-то вошел. Было то время суток, когда трезвые люди уже не ходят в гости, и скальд забеспокоился, что вдобавок к непогоде он будет вынужден провести ночь в том аду, который создает присутствие пьяного человека. Но гость, что поздоровался, стоя в дверях, за которыми яростно выл ветер, был вовсе не пьяный, он пришел издалека, лицо его было красным от ветра, на нем были высокие сапоги, плащ, на плечах рюкзак. Этот человек, который выставил подбородок в приоткрытую дверь и львиным взором окинул весь дом, вовсе не был робким просителем.

— Эрдн Ульвар! — воскликнул скальд, вскочив на ноги. — Откуда ты взялся? Как ты сюда попал?

Пароход, на котором он ехал, не дошел до Свидинсвика, он пришел пешком через горы из соседнего фьорда.

— Добро пожаловать, переночуй у нас, хотя боюсь, что тебе здесь будет не очень удобно, — сказал скальд.

— Кто это? — спросила невеста и спряталась за плиту. — Как мы можем предлагать ночлег такому важному господину? Наша лачуга того и гляди завалится на больного ребенка. Не лучше ли ему попроситься ночевать к директору Пьетуру Паульссону?

— Эрдн, — сказал скальд, — эту лачугу со всем, что в ней находится, считай своей. Яртрудур, он устал с дороги и хочет есть, что мы можем предложить ему?

— У вас никто случайно не спрашивал обо мне сегодня вечером? — спросил Эрдн Ульвар. — Заходил сюда кто-нибудь?

— А кто должен был прийти?

— Один человек. Приятель. У него крупные черты лица, темная кудрявая борода, и он жует табак.

— Нет, такой человек не приходил, — Оулавюр помог своему другу снять плащ и попросил его сесть на кровать, заботясь, чтобы ему было как можно удобнее.