Халлдор Лакснесс - Свет мира

— Мне сказали, что ваша малышка тяжело больна, — сказала Длинноногая. — И мне стало вас так жалко в этот буран и захотелось сделать что-нибудь для вас. Чем я могу вам помочь? — Тут она изумилась, заметив неожиданного гостя скальда. — Эрдн Ульвар, вы… вы здесь… не смею верить глазам!

— Мы ведь с тобой на «ты», Диса, — сказал Эрдн Ульвар. — Сам Господь Бог прислал тебя сюда; благословенное семейство чуть не распалось, когда я сказал, что нужно тридцать литров воды, чтобы запить одну таблетку твоего отца, теперь я предоставляю тебе снова склеить эту семью.

— А ты все такой же негодяй, все так же издеваешься на бедным Пьетуром Три Лошади, но я должна сообщить тебе, что его главный витамин — это я, а меня, мой дорогой, не надо запивать тридцатью литрами воды. Ну, а теперь давай руку и здравствуй.

— Спасибо, Диса, — сказал гость. — Дай-ка посмотреть на тебя. Сильно ли ты изменилась? — И чтобы присутствующим было ясно, прибавил: — Мы с Дисой виделись в столице.

— Вьедис, ты ведь образованная девушка, — сказала ошеломленная невеста скальда. — Да я ушам не верю, неужели и ты тоже называешь своего отца по прозвищу и издеваешься над ним, да еще в присутствии этих людей?

О больной девочке, навестить которую пришла дочь директора, все забыли, скальду пришлось напомнить о ней и показать, где она лежит, но он сказал, что не следует будить ее, больным лучше всего спать. Гостья наклонилась над ребенком и произнесла несколько ласковых слов, но им, может быть, не хватало той нежной сердечности, которая отличает истинную любовь. Никто уже не думал об уходе. Невеста скальда простила девушке ее неуважение к отцу и принялась восхвалять великодушие замечательных людей, которых Осподь посылает среди ночи утешать бедняков.

— Яртрудур, милая, я слышу по запаху, что ты варишь рыбу, — сказала Длинноногая. — Сними ее на сегодня с плиты. Я подумала, что твоя маленькая дочка давно уже не пробовала мяса. Извини, что мне это раньше не пришло в голову.

Она открыла свою корзинку и вытащила для ребенка кусок прекрасной жареной баранины, картофель, тушенный в сладком соусе, зеленый горошек, роскошный пудинг, яблоки и бутылку вина. Скальд и его невеста, онемев, смотрели, как принцесса застелила скатертью их колченогий стол, расставила тарелки, положила ножи и вилки, вынула угощение и начала раскладывать его по тарелкам. Эрдн Ульвар нахмурился и молчал, пока праздничный стол не был накрыт, потом он сказал:

— Ты в своем уме, девочка?

— Прошу к столу, — сказала Длинноногая.

— Это оскорбление дому, — заявил Эрдн Ульвар. — Я не притронусь к этой пище. Дайте мне рыбы!

Девушка остановилась как вкопанная и взглянула на него, от разочарования ее лицо вдруг сделалось детским — маленькая испуганная девочка, готовая вот-вот расплакаться в самый разгар своей безоблачной радости.

— Эрдн, — сказала она. — Вот ты наконец… наконец-то приехал, и все так тебя ждали… А ты…

Тут она взяла себя в руки, закусила губу и сказала:

— Впрочем, все равно. Если ты не будешь есть, нам больше останется, и вообще это принесено не для тебя, а для маленькой больной девочки. Дайте ему тухлой рыбы и налейте в кофе рыбьего жиру.

Кончилось, однако, тем, что все принялись за жаркое, кроме той, кому оно предназначалось, маленькой больной девочки, она продолжала спать. Дочь владельца Свидинсвика все свое внимание сосредоточила на вновь прибывшем, она предупреждала его малейшее желание, без устали хлопотала вокруг него.

— Вы же знаете, как опасно он был болен, — говорила она в оправдание.

И хозяева понемногу преодолели свою робость и приняли приглашение сесть за стол в их собственном доме, вместо того чтобы покинуть его; и этот продуваемый всеми ветрами дом с собравшимися в нем странными, не подходящими друг другу людьми ел, пил и был счастлив.

Эрдн Ульвар предложил послушать повести об Особенных Людях Оулавюра Каурасона Льоусвикинга, со стола все убрали, скальд достал свои бумаги, попросил гостей усесться поудобнее на кровати, сел сам на табуретке у их ног и начал читать. Невеста устроилась в своем уголке за плитой. Ветер вдруг стих, и море успокоилось. Ненадежность земли и небес была забыта. В доме царила Сага о Нагом. Скальд и на почетном сиденье двое слушателей королевского рода. И эта жалкая лачуга стала королевским домом. Девушка прислонилась к груди гостя и прижалась своей кудрявой головой к его щеке.

Была поздняя ночь, и скальд прервал чтение. Тогда невеста сказала:

— Похоже, что тот бородатый, которого ждал сегодня наш гость, уже не придет.

— Ах да, — сказал Эрдн Ульвар, — ну и Бог с ним. Я его как-нибудь разыщу.

— Не тревожься, друг, — сказал Льоусвикинг. — Сегодня ты будешь спать здесь, на этой кровати. А мы сами всегда найдем, где лечь.

Тогда поднялась Диса и сказала:

— Нет, Эрдн, здесь ты не можешь ночевать.

— Вот как? — удивился Эрдн. — Уж не хочешь ли ты поместить меня на ночлег к Пьетуру Три Лошади?

— Ну, не совсем так, — ответила она.

— А как?

— Предоставь это мне, — сказала она. — Я знаю место, где ты можешь переночевать. Тот, кого ты ждал сегодня, сделает все, что от него требуется.

Вскоре они простились и ушли.

Без сомнения, Эрдн Ульвар уже в первый же вечер достаточно глубоко проник в образ мыслей своего старого друга, чтобы ему стало ясно, что скальд не тот человек, который встанет в первые ряды, и что, если хочешь сколотить сторонников, лучше поискать их в другом месте; во всяком случае, Эрдн никогда не требовал, чтобы скальд принимал участие в партийной борьбе, которая разгорелась в поселке, на этот раз под его руководством. Но поскольку он не питал ни капли уважения к общепринятым нормам поведения, он лучше, чем кто-либо другой, умел беседовать со скальдом, поэтому в Небесном Чертоге не было более желанного гостя, и время, которое друзья вдвоем проводили во владениях бога поэзии Браги, в тех единственных владениях, где судьба человека имеет особый смысл, проходило незаметно. Минула зима. Давно уже заново был организован Союз неквалифицированных рабочих с Йенсом Фарерцем во главе, но теперь он назывался более красиво: Союз Трудящихся Свидинсвика. Правда, дел у этого Союза пока что было немного, ибо с работой в поселке обстояло хуже, чем обычно, и, следовательно, у Союза не было повода бороться против слишком низких расценок. На беду та часть порта, которая находилась на берегу, давно уже была выстроена, но правительство, оставив за собой право определить, какой уровень воды не разрешит возделывать картофель в той части порта, которая во время приливов будет затопляться водой, тянуло с этим решением, и в поселок не поступало средств на переноску правительственных камней. Таким образом, Союзу оставалось только констатировать, что с благосостоянием поселка дела обстоят неважно, и на этом основании отправлять одно послание за другим в адрес правительства, Юэля Ю. Юэля и директора Пьетура Паульссона с требованием денег, шхун, базы, земли для посевов, кур и справедливого общественного строя. Но лавка в поселке продолжала пустовать и после нового года, в ней, если не считать маргарина и цикория, не было ничего, кроме сухарей да витаминов, и эти крохи, пока они не кончились, люди могли получать за счет приходской кассы в надежде на государственную ссуду.