Анастас Павлов - Славный мальчишка

— Руменчо, да разве так можно, детка? Мать твоя женщина больная. Ты какой-то странный ребенок. Идешь, идешь по широкой дороге, а потом ни с того ни с сего — шмыг на скользкую тропку.

Это уж точно! Мама ни за что его не отпустит. Даже если он пообещает ей проглотить скрипку вместе со смычком, и все-таки Восьмого марта сыграть не хуже Паганини. Все пойдут. И Эвелина. А ее ведь и в кино не пускают! Тьфу! Вот когда надо было поменяться с Венци! А то…

Медленно, окольными путями возвращался он к улице Балканской. Прошел через район «львов». Что они там такое «страшное» придумали? Вошел в телефонную будку. Только наберет номер — и все. Не станет отзываться. По голосу матери поймет, какая там обстановка. А если подойдет отец, можно и поговорить. Вот бы он взял трубку!

— Алло!

Увы! Голос был любезный, спокойный.

— Алло!

В трубке послышалось что-то знакомое. Мальчишка прижал ее к уху поплотнее. Не то телевизор, не то магнитофон… Нет, то есть, да… Магнитофон. Плохо слышно. Почти ничего не слышно. Под ложечкой засосало. Ему вдруг стало жарко.

— Алло! Одну минутку! Я думаю — это Моцарт. Концерт для скрипки. Тодор, пожалуйста, там на коробке написано. Верно ведь? Алло!

— Простите, мне доктора Михайлова! — зарычал Румен в трубку, изменив голос.

— Алло! Здесь квартира Тодорова! Вы ошиблись…

Ошибся! Славный мальчишка повесил трубку. На лбу выступил холодный пот. Школьная история и ракета со всей ее копотью были невинными ангельскими штучками по сравнению с тем, что сейчас произойдет в их доме! У них гости! И очень важные гости… И мать поставила ролик с «классической музыкой»! И на коробке этого ролика написано «Моцарт» И она вздохнет и скажет: «Ах, Моцарт! Он пленяет меня! Такая нежная музыка!» И еще: «О, исполнение чудесное, не правда ли?» И ошибется! Хватит ли времени, чтобы добежать до дому и выключить магнитофон? Может, этим он искупит все остальные свои грехи. Если она благодарная мать, она всю жизнь не забудет этот его поступок и завтра разрешит ему идти в поход.

Он во весь дух бросился к дому. Выскочил на Балканскую с нижнего конца. Румен не знал, что незадолго до этого по всем углам были расставлены посты и велось дежурство. Оги оказался настоящим и верным другом.

— Румен!

И он выскочил из засады к Румену.

— Что происходит? Никак не пойму! Я только что слышал твой голос в вашем доме. Ты еще сказал: «Бабушка, сыграть еще раз упражнение?» Чтоб мне провалиться! Это был твой голос! Когда же ты прошел мимо меня, что я и не заметил?

Румен молчал и как-то странно улыбался.

— Румен, тебя, наверное, давно ждут дома. Точно!

— Да, наверное. Да. Спасибо, Оги!.. Оги, если я завтра не приду…

— Как? Да ты что! Мы решили: хоть дождь, хоть град — идем! Румен, как же так, не понимаю! Вроде ты только что был дома и вдруг — тут?

— Оги, завтра свистни, когда пойдешь в поход. Ладно, Оги!

Славный мальчишка несколько раз глубоко вдохнул, набрал полную грудь воздуха, запасаясь кислородом, и решительно направился к дому. В конце концов, сказал он себе —

что бы там ни было.

И он вошел в дом. Квартира сияла. Горели все лампы. Сверкали белизной новые скатерти и серебряные приборы. Румен бодро и любезно поздоровался еще из прихожей.

— Добрый вечер!

Поклонился непринужденно и сдержанно. Изящно!

— Это ваш Румен? Какой он стал большой! — восхищенно воскликнула товарищ Мурева. — Ники, осторожней, пожалуйста!

— Ты разве не знал, что у нас гости? — приветливо спросила у него мать.

Улыбка ее словно током пронзила Румена. По спине побежали мурашки. Но он все же усвоил кое-что из домашнего воспитания.

— Нет, мама, если бы знал, пришел пораньше. Я был на выставке картин. С друзьями, — сказал он, глядя прямо в глаза.

— О-о! Какой одаренный! Ники, смотри какой разносторонне развитой мальчик! — воскликнула Мурева. — Музыка! Художественные выставки! Вероятно, и литературой увлекаешься, да?

— Конечно, конечно! — закивала головой бабушка Катина, совершенно искренне веря в исключительность внука.

— Литературой — меньше, — ответил Румен и снова слегка поклонился.

— Техника отвлекает, — вставила тетя Роза, и на какую-то долю секунды оставшись вне перекрестных взглядов гостей, послала ему боевое приветствие…

— Видите ли, сейчас все дети, шестьдесят-семьдесят процентов, рождаются с талантом политехников, — сказал товарищ Мурев.

— Ники, пожалуйста!

— Входи, детка, входи!

— Сейчас, бабушка. Я только руки вымою, — и он снова артистично поклонился.

«Ну, этим номером я их свалю наповал!»

— Ах, какой он изысканный!

Тетя Роза пыталась сменить ролик на магнитофоне, хотела поставить новый — «на все вкусы». Но от волнения руки у нее слегка дрожали, и она никак не могла вставить конец пленки в пустую кассету.

— Красавчик! — гостья схватила Румена за руку. — Ну-ка, скажи мне, на кого ты похож?

«И эта еще!» — подумал про себя Румен, но ответил приветливо:

— На маму.

— Браво! Госпожа Роза, я вам завидую!

— Мама, тебе помочь?

— Спасибо!

Наконец, она справилась с кассетой и магнитофон грянул:

«Урок наш танца пусть начнется…»

Мужчины толковали о хозяйственных делах государственного и европейского масштаба. Товарищ Мурев, или Ники, как называла его жена, был мужчина полный, лысый, с толстой шеей. И видно очень рассеянный, потому что однажды стряхнул пепел с сигареты на пол, на новый ковер, а в другой раз — прямо в тарелку с кексом.

— Ну, Ники! — с отчаянием укоряла его госпожа Мурева.

— Что? — не понял он и тут же снова стряхнул пепел мимо пепельницы.

Ники был специалист по процентам. Говорил он о строительстве: на столько-то процентов оно увеличивается, на столько-то — становится дороже, столько-то зданий сооружается низких и столько-то высотных, соответственно — в Болгарии, Польше, Австралии, а в Бухаресте… Качество? Плохо у нас с качеством. Столько-то процентов! А вот в Бухаресте… Видимо, Ники побывал в Бухаресте. Но если уж мама начнет рассказывать о Будапеште, куда Муреву до нее! Градостроительство? Кто у нас в этом разбирается? Девяносто процентов и понятия о нем не имеют. А вот в Бухаресте… Через сотню его изречений Румен понял, что Ники вовсе никакой не инженер-строитель. Просто они занялись строительством: квартиру себе строят. А вот в Бухаресте…

Румен переключил уши. Мурева и его мать обращались друг к другу по-светски: «госпожа Мурева», «госпожа Роза». Они старались продолжить разговор на культурные темы. Но после всеобщей катастрофы с Моцартом у них что-то не клеилось… Музыкальное упражнение вызвало восхищение. И полились красивые фразы о Моцарте и о классической музыке вообще.