Андрей Шляхов - Ювелирная работа

— Ну да, конечно, — заулыбался профессор. — Представительницам прекрасного пола или слегка за двадцать, или слегка за сорок, других возрастов у них не бывает. А как там ваш аритмологический центр? Оправдывает себя?

— Полностью! — заверил Алекс. — Все довольны.

— А как…

— Господи! — перебила профессора дама с кудряшками. — В Иркутске и то есть кардиоаритмологический центр! А у нас в Люберцах ничего нет! А то, что есть, толком не работает.

«Какая хорошая женщина! — восхитился Алекс. — И встряла вовремя, и повод для увода разговора в сторону дала».

— Почему «и то»? — обиженным тоном спросил он. — Иркутск, если кто не в курсе — это крупный город с шестисоттысячным населением, неформальная столица Восточной Сибири! Извините, но мне неприятно слышать, когда о Иркутске говорят в таком тоне!

Дама фыркнула. Алекс сел. Профессор перевел взгляд на Анну… Пронесло! «Сегодня же изучу всю иркутскую медицину! — пообещал себе Алекс. — Так, чтобы во сне от зубов отскакивало бы!». Он никак не ожидал, что кто-то из столичных профессоров или доцентов может знать своих иркутских коллег и быть в курсе иркутских дел. И напрасно не ожидал! Мог бы подумать о том, что ученый мир представляет собой очень тесную тусовку… Спасибо кудрявой дуре по фамилии Баранова, а то ведь мог бы и спалиться.

Других сибиряков, кроме Алекса, среди курсантов не оказалось. Были те, кто учился в Саратове, Минске, Твери, но большинство было из московских вузов. Заодно Алекс узнал, что такое лумумбарий. Бородатый хохмач представился так:

— Севостьянов Олег Аристархович, кардиолог из «полтинника». Учился в лумумбарии.

— Повторите по-русски, пожалуйста, — вежливо, но твердо попросил профессор. — А то я вашего жаргона не понимаю.

— Кардиолог из пятидесятой городской больницы, — повторил бородач, краснея лбом. — Окончил Российский университет дружбы народов.

Алекс знал, что в Москве где-то на юго-западе есть такой институт, но не знал, что там есть медицинский факультет. Ясно тогда, почему там легче защитить диссертацию, к иностранцам же обычно отношение более либеральное, а под это дело и своих тоже сильно не гнобят.

Закончив знакомиться, профессор сказал, что для практических занятий поток разделен на две группы, информация уже вывешена на стенде вместе с расписанием, после лекции можно ознакомиться. Алекс подумал, что было бы неплохо оказаться в одной группе с Анной и, вообще, с более молодой публикой.

Первая в жизни лекция Алексу ужасно понравилась. Профессор рассказывал про артериальную гипертонию, причем начал с самых азов — что это такое и как возникает. Читал он неторопливо, внятно, хорошо поставленным голосом. Алекс понял примерно процентов семьдесят из сказанного, но записывал все, в том числе и непонятное, чтобы затем разобраться с этим самостоятельно.

— А ты, оказывается, прилежный ученик, — не то похвалила, не то уколола Анна, когда лекция закончилась.

Сама она во время лекции продолжала украдкой читать свой журнал. Да и вообще записи делали немногие. Профессора это, кажется, не волновало.

«Если все лекции будут такими, то я выйду отсюда готовым кардиологом, — подумал Алекс. — Не только в поликлинике, но и в стационаре смогу нормально работать».

Алекс попал в одну группу с Анной, бородатым Севостьяновым и его лысым приятелем, у которого была трудновыговариваемая фамилия Геллербрандт и совершенно не сочетавшееся с ней имя Иван. Все трое заканчивали Первый мед и здесь все для них было знакомым. Попали в группу еще два представителя молодого поколения — доктор Ямпольская из какой-то северо-восточной поликлиники и доктор Татевосова из Склифа. Все были курящими и Алекс подумал о том, что для наведения контактов ему тоже нужно притвориться курящим. Курить невзатяжку он умел. Приходилось делать это иногда в Братске для поддержания компании. А то ведь не пообщаешься с народом. В начале перерыва все табуном срываются в потаенные курительные места и приходят в самом конце. А после занятий все моментально разбегаются-разъезжаются в разные стороны.

Первое в жизни практическое занятие понравилось Алексу еще больше, чем лекция. Занятие проводила доцент Макаренко, высокая, красивая и веселая женщина, вставлявшая шуточки чуть ли не после каждой фразы. Она разбирала с курсантами схемы лечения повышенного давления и новые препараты, которые вошли в обиход совсем недавно и Алексу знакомы не были. Причем делалось это в такой нескучной манере, что полтора часа пролетели незаметно. Алекс снова все записывал, впрочем, на практическом занятии записи делали почти все, потому что Макаренко говорила то, чего в учебниках не найдешь, и давала материал в очень удобной для записи сжатой форме.

На второй день явилась только треть курсантов.

— Обычное дело, — прокомментировала Анна. — Здешняя кафедра славится своим либерализмом. Это тебе не Бакулевка, где каждый раз делают переклички, а с пропустивших требуют рефераты. Если бы я не имела бы виды на Денисова, то я бы тоже ходила через пень-колоду. Но низзя!

— Какие виды? — не понял Алекс.

В принципе, невысокая и круглолицая Анна с таким же невысоким и круглолицым профессором составили бы гармоничную пару. Но профессор явно женат, профессоров женщины быстро к рукам прибирают, и у Анны на безымянном пальце правой руки надето обручальное кольцо (которое, кстати, не мешало бы отполировать).

— Работать я здесь хочу! — кокетливо ответила Анна. — Защититься. Человеком стать. Нельзя же до пенсии в ординаторах прозябать.

— С чего вдруг «до пенсии»? — вырвалось у Алекса. — Ординатура всего два года.

По тому, как высоко поднялись брови Анны и как сильно округлились ее глаза, Алекс понял, что он ляпнул что-то не то, причем — сильно не то.

— Извини, — быстро сказал он. — У меня с чувством юмора плохо. Пытаюсь шутить, а получается не смешно.

— Получается у тебя хорошо, — усмехнулась Анна. — Разишь наповал!

Вот кто бы мог подумать, что «ординаторами» называются не только те, кто обучается в клинической ординатуре, но и обычные палатные врачи? Хорошо, хоть вывернуться удалось. Впрочем, изворачиваться Алекс был мастак, жизнь научила.

Состояние дел в далеком Иркутске сильно интересовало сотрудников кафедры. Дня не проходило, чтобы кто-то не спросил у Алекса чего-нибудь. А это у вас делают? А с этим как обстоят дела? А то? А сё? Особенно отличалась по части вопросов доцент Макаренко, ну просто замучила своим любопытством. И ведь не встанешь в позу и не обрежешь спрашивающего как обрезал Баранову. Люди же от чистого сердца интересуются, а не для того, унизить или шпильку вставить. Алекс отвечал наобум: «делают», «вроде бы есть» или «пытаются», но периодически напоминал, что он уже второй год живет в Москве и свежей информацией об иркутских делах не обладает.