Андрей Шляхов - Ювелирная работа

Отпраздновав окончание курсов с коллегами, Алекс продолжил праздновать в компании Али, а на следующее утро, пока Аля спала, подвел итоги.

Первое — он набрал знаний в объеме, позволяющем работать кардиологом и не лажать на каждом шагу. Но успокаиваться нельзя, нужно продолжать самообразование.

Второе — он немного освоился в медицинском мире столицы, начал сечь расклады и завел знакомых в разных медицинских учреждениях. Знакомства надо поддерживать и развивать. Если два-три раза в год выпить с коллегой пива или кофе, то ты будешь не просто «Бушмакиным с курсов», а хорошим знакомым. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Третье — наконец-то в трудовой книжке появится пристойная запись. «Кардиолог» звучит гордо, опять же он будет работать по своей основной специальности, по которой проходил ординатуру.

Четвертое — учеба на курсах была экзаменом на исполнение роли Александра Бушмакина, который Алексей Бушмакин сдал на твердую четверку. Если бы раньше догадался выучить имена и фамилии университетских преподов Санька, то мог бы и пятерку себе поставить. Однако и четверка — это хорошо. Можно перестать «дергаться» по мелочам.

Пятое — у него теперь есть полное и реальное (реальное!) представление о том, как проходит обучение в вузах. Представление, сложившееся в процессе просмотра медицинских сериалов, было искаженным и неполным.

— Кардиолог Бушмакин, ты молодец! — похвалил он себя вслух. — Возьми с полки пирожок.

Пирожков у Алены отродясь не водилось. Пришлось съесть яблоко.

И это называется «врачебной работой»? Ради этого нужно учиться восемь лет плюс раз в пять лет проходить курсы повышения квалификации? Квалификации? Ай, не смешите меня!

Пациенты кардиолога делились на четыре группы, получавшие стандартное, то есть — шаблонное, лечение. «Постинфарктники», иначе говоря — те, кто перенес инфаркт миокарда, «недостаточники», страдающие недостаточностью кровообращения вследствие снижения насосной функции сердечной мышцы, «стенокардисты», у которых на первое место выдвигались приступы загрудинных болей и «нарушители» — пациенты с нарушениями сердечного ритма. Все люди разные и болеют они по-разному, а схемы лечения — одни и те же, с поправкой на массу тела. Пациенту, который весит семьдесят пять килограмм, назначается одна таблетка три раза в день, а тому, чей вес колеблется в пределах ста тридцати — ста сорока килограмм нужно принимать по две таблетки. Вот и вся разница. Алекс часто вспоминал слова доцента Марченко: «не мудрствуйте лукаво, организмы у всех разные, но биохимические процессы — одни и те же». Теперь Алекс понял, почему врачи так рвутся в специалисты. Это же очень легкая и приятная работа. Терапевту, как специалисту широкого профиля, попадаются разные пациенты, приходится постоянно «переключать» мышление, а у узких специалистов все четко — эндокринолог не станет назначать лечение при стенокардии, а кардиолог не будет вникать в то, какую дозу инсулина должен получать пациент.

Мало того, что знаний набрался на курсах и казавшаяся сложной работа оказалась легкой, так Алексу снова повезло с медсестрой. Ему от Натэллы Рустамовны «по наследству» перешла медсестра Ксения Валерьевна, которая из тридцати лет сестринского стажа двадцать просидела на кардиологическом приеме. Солидный опыт сочетался у Ксении Валерьевны с привычкой «бежать впереди паровоза». Она выхватывала у пришедших на прием амбулаторные карты, выписки или кардиограммы, смотрела все первой, а затем передавала Алексу, мимикой выражая свою оценку. Если Ксения Валерьевна прищуривала левый глаз, то это был сигнал «все хорошо». Выпяченная нижняя губа означала «ну кто мог ожидать?». Поигрывание бровями указывало на то, что с пациентом не все ясно. Ну а если, взглянув на кардиограмму, Ксения Валерьевна округляла глаза и качала головой, то признаки свежего инфаркта Алексу можно было и не выискивать — они там однозначно имелись. Алекс против такой «самодеятельности» не возражал, а в глубине души даже ее приветствовал. Один ум — хорошо, а два — лучше, тем более что Ксения Валерьевна никаких комментариев вслух себе не позволяла, ограничивалась только движениями лицевых мышц.

Медсестра Тамара как-то раз, улучив момент, прижалась к Алексу в лифте, жарко дохнула в лицо мятой и сказала:

— Вижу я, что у вас все хорошо, раз уж зазнобу на участке нашли!

Отношения с Аленой не могли остаться незамеченными и в поликлинике явно об этом судачили, но за спиной у Алекса и только Тамара заговорила с ним об этом.

— Да как сказать, — вздохнул Алекс, продолжая играть выбранную роль. — Один раз вроде бы и ничего, а потом три раза… Эх!

На самом же деле все было очень даже хорошо (тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить). «Сразу видно сибирского мужика, выросшего на парном молоке и прочих натуральных продуктах», шутила Аля. У москвичей, как уже заметил Алекс, было довольно странное представление о его родном городе. Раз это на Ангаре и недалеко от Байкала, значит там все природное, натуральное, исконно-посконное… Ага — природное. Как бы не так! Алекс вырос на пакетном молоке, магазинных сосисках, фабричных пельменях, ну разве что рыба была самоловной.

Натэлла Рустамовна, будучи человеком добрым и безотказным, невероятно разбаловала коллег. Если кому-то из участковых врачей, сидевших на приеме, что-то не нравилось на кардиограмме пациента (а чаще всего — казалось, что не нравится), то можно было вламываться посреди приема в кабинет кардиолога и требовать безотлагательных комментариев. Некоторые и пациентов за руку приводили. Пешком при подозрении на острый инфаркт! Иногда Алексу начинало казаться, что большинство его коллег — такие же неучи, как и он сам, купившие дипломы и все, что к ним полагается, где-то на потаенных сетевых просторах даркнета. Только в отличие от сознательного Алекса, коллеги не стремились овладевать профессиональными знаниями и по безграмотности своей косячили невероятно. Так, например, доктор Овчинникова, попусту прибегавшая с кардиограммами по семь раз на неделе, пропустила на приеме инфаркт у пятидесятилетнего мужика, пришедшего с жалобами на одышку. Изменения на кардиограмме были наглядно-классическими, хоть в учебник вставляй, но эта дура их не увидела. Назначила лечение от бронхита, выдала больничный и отправила пациента домой. До дому пациент не дошел — умер на автобусной остановке возле поликлиники. Приехавшая на вызов бригада скорой помощи нашла в кармане свежевыписанный больничный лист, рецепты и направления на анализы. Разумеется, вышел небольшой скандал районного масштаба — старший врач подстанции позвонил в окружное управление здравоохранения, а там взяли случай на заметку и сравнили результаты вскрытия с диагнозом, выставленным участковым врачом. Овечкина получила очередной выговор, но уволить ее не уволили. С участка врача могут уволить только в том случае, если он под суд попадет или совершит что-нибудь из ряда вон выходящее, например — накушается таблеток и будет с вилкой в руке гоняться за заведующей отделением по всей поликлинике (реальный, между прочим, случай). А если за пропущенные инфаркты увольнять, то скоро некому работать станет.