Жорж Старков - Город ненаступившей зимы [СИ]

Мужчина поёжился, глянув ещё раз на улицу, которую фонари уже начали вылизывать своим мутным светом, рывком поднялся со стула, сделал шаг к плите. Взял закипевший чайник, налил кипяток в стакан, со свисающем через бортик «хвостиком» пакетика. В последний раз он баловался чаем две недели назад. Обычно день начинался с пива, либо остатков недопитой со вчерашнего водки.

Не дождавшись пока «чайные опилки», томящиеся в бумажной клетке, дадут хоть какое-то подобие вкуса и крепости, Олег извлёк заварку, швырнул в мусорное ведро и жадно глотнул, невзирая на запредельный мокрый жар. В данный момент, такие мелочи Олега, ни в коей мере, не задевали. Ему было, действительно, плохо. Для человека, сильно, страстно и ежедневно пьющего последние десять лет, синдром отмены являлся настоящим испытанием.

Три с лишним тысячи дней, начинались для Олега с алкоголя и заканчивались им же. Организм уже давно подстроился именно под такой ритм и рацион, и какие-либо изменения воспринимал в штыки. Мужчине казалось, что органы работают в разнобой, а сознание с каждым часом окутывает колючей проволокой галлюцинаций. Чудились непонятные шорохи, странные сквозняки. А ещё казалось, что кто-то на него смотрит. Причём, смотрит не отрывая глаз и с неподдельным интересом.

«Нет!» — решил Олег. — «Это плохо кончится. Чуть-чуть, чтобы привести мысли в порядок. Это нужно… Это необходимо, в конце концов!»

Конечно, он обманывал сам себя. Прекрасно знал, что выпив немного, потом выпьет ещё немного, а потом ещё, и так пока не начнёт валиться с ног. Он был из тех алкоголиков, которые пили каждый день и при этом меры не знали, абсолютно. Мерой был окончательный и бесповоротный умат. Олег прекращал лишь тогда, когда терял последние силы, вместе с остатками человеческого облика. Обо всём этом он знал и даже мог сам себе в данных грехах признаться…допустим, завтра. Но, только не сейчас.

Олег открыл холодильник, выставил на стол бутылку «Пшеничной» и банку с остатками квашеной капусты. Рядом, в ожидании, выстроились замусоленная рюмка с небольшим сколом на кромке, нисколько, впрочем, не смущавшим хозяина, и старая, ни разу не мытая от нагара, латуниевая пепельница. Окинув довольным взглядом сей натюрморт, ещё раз сказал себе: «Надо! Просто, для здоровья!», словно уговаривая собственную совесть, и наполнил рюмку почти под ободок.

— Ну, вздрогнули! — пробормотал вслух и прильнул губами к стопарику, наблюдая, как с каждым глотком уровень жидкости в опрокинутом на бок миниатюрном стаканчике, становится всё ниже.

Выпив первую рюмку, решил не закусывать — занюхал ребром ладони и сразу же налил снова. Прильнув к стопке, снова с удовольствием наблюдал как с каждым мелким глотком — а глотки были мелкими, ведь Олег получал истинное наслаждение, водка в стопке медленно уступала место пустоте. Только пустота эта показалась уже не такой, как обычно. Вместо преломленной жидкостью картинки, по всем канонам, должна была появляться нормальная — лишь мутные стенки стаканчика чуть искажали реальность. Однако, по мере того как спиртовой раствор скользил по пищеводу, картина нравилась Олегу всё меньше, а в конце и вовсе повергла в оцепенение. Пространство серело с каждым глотком, словно кто-то убрал все краски, оставив от них лишь смутные намёки, при этом, не тронув чёрный и белый, а лишь напивав их пущей контрастностью.

Олег поставил на стол рюмку и с ужасом осознал, что это вовсе не игра света, сквозь призму плохо вымытого стекла. Мир вокруг него был сер и зловеще резок в своей чёрно-белой гамме. Он взглянул на собственную ладонь, но она оставалась самого обычного цвета — слегка желтоватая, с почти оранжевым смоляным пятном курильщика на среднем и указательном пальцах.

— Привет, — прозвучало справа.

Мужчина резко обернулся, от неожиданности подпрыгнув на месте. По другую сторону небольшого круглого стола сидела падчерица, только сейчас вид её был не просто ужасающим, а напрочь лишившим Олега самой возможности ответить на приветствие.

— Привет, говорю! — повторила Леночка и помахала рукой. — А, ну да, ты же никогда воспитанием не отличался, папаша…

Олег будто сросся со стулом и, боясь дышать, ошарашено вперился взглядом в девушку. Пальцы, в буквальном смысле, вонзились в сидение и, по мере того, как нарастал страх, хватка становилась всё крепче и крепче.

— Ну, чего ты? Пьёшь опять? Не за моё здоровье, случаем? — продолжала мёртвая падчерица.

Олег ещё сильнее сжал дерево, фаланга безымянного пальца не выдержала и хрустнула. Но мужчина не обратил на это никакого внимания.

— Так чего остановился на двух? Не слышал — Бог троицу любит? Пей, давай!

Мужчина истерично замотал головой, то ли в знак протеста, то ли отказываясь верить, что всё это происходит именно с ним.

— Пей, я сказала! — буквально прогремела Лена и Олегу почудилось, будто голос донёсся сразу со всех сторон, причём, сильно искаженный, каким-то металлическим жутким эхо.

От страха ещё сильнее сжал сидение и ещё две кости не выдержали нагрузки — фаланги левого мизинца и правого среднего пальца переломились.

Хруст несколько привёл его в чувства, и проблеск разума отдал приказ подчиниться. Мужчина трясущимися руками налил рюмку и, не отрывая глаз от падчерицы, влил в себя водку.

— Молодец! — похвалила девчонка. — Ещё!

Олег повторил, в этот раз немного поперхнувшись.

— Слушай, ну чего мы играемся, а? Пендюрками вот этими! — брезгливо кивнула она на грязную надколотую стопку. — Давай лучше с горла? Чего мелочится?

Отчим снова мелко затряс головой, даже, хотел, было, закричать, но язык стал будто каменный и вместо крика изо рта вырвалось что-то вроде мычания.

— Давай! — гаркнули тысячи однотипных голосов и мужчина, сдавшись, схватил бутылку и обхватил губами горлышко.

Лишь высосав половину начал чувствовать вкус водки, но, сдавливая кашель, продолжал пить.

— Вот, вот! Молодец! Так её! — подбадривала Леночка. — Так её, родимую! Хорошо, правда? Тебе нравится? Ты об этом спрашивал, кажется, когда засунул в меня свой грязный член, а?

Олег почти допил, когда его, всё-таки, сразил кашель. Сломанные пальцы выронили бутыль, а сам он повалился на пол. Кашель же сменился мерзко клокочущими рвотными позывами.

— Что? Плохо, да? Не нравится? Придётся потерпеть! — зло улыбнулась Лена и, в мгновение ока, оказалась верхом на отчиме.

Узенькая холодная ладошка железной хваткой зажала одновременно рот и нос. Олег, выпучив глаза, попытался сбросить падчерицу, но у него ничего не вышло. Тоненькая девушка была недвижима, словно чугунная скульптура. Около полуминуты мужчина барахтался, пытаясь спастись, потом глаза его подкатились и рвотные массы заполнили бронхи.