Джон Чивер - Исполинское радио

На следующее утро Айрин приготовила завтрак (Эмма жила внизу, в полуподвале, и приходила только к десяти часам), заплела дочке косы и проводила детей и мужа до лифта. Как только они уехали, она пошла в гостиную и включила радио.

— Я не хочу идти в школу, я не пойду в школу! — кричал детский голос. — Я ненавижу школу! Я не пойду в школу! Я ненавижу школу!

— Нет, ты пойдешь в школу! — отвечал разъяренный женский голос. — Мы заплатили восемьсот долларов, чтобы поместить тебя в эту школу, и ты пойдешь, хоть умри!

По другой станции транслировалась изношенная пластинка «Миссурийского вальса». Айрин повернула ручку и застала несколько семейств за утренним завтраком. Многие страдали несварением желудка, многих обуревали различные страсти: кого — чувственность, кого — беспредельное тщеславие. Одни впадали в отчаяние, другие продолжали верить в силы добра. Жизнь Айрин и в самом деле была почти такой, какой она представлялась на поверхности, — простой и безмятежной, и ее сильно озадачил подчас до грубости откровенный язык утренних разговоров. Когда пришла няня, Айрин вдруг спохватилась, что занимается подслушиванием, и быстро выключила радио.

В начале первого Айрин вышла из дому: они с приятельницей условились вместе позавтракать в городе. Она разглядывала красивые равнодушные лица женщин, спускавшихся с ней на лифте, в меховых накидках и шляпках с шелковыми цветами. Которая из них ездила на Си-Айленд? Которая превысила свой кредит в банке? Лифт остановился на десятом этаже, и в кабинку вошла женщина с двумя собачонками. У нее была высокая прическа, на плечах — накидка из норки. Она тихо напевала «Миссурийский вальс».

Во время завтрака, за которым Айрин выпила две рюмки мартини, она пытливо всматривалась в лицо подруги: интересно, какие у нее тайны? Они сговорились, что после завтрака вместе отправятся по магазинам, но Айрин сослалась на срочное дело и пошла домой. Она сказала Эмме, что будет занята, прошла в гостиную, плотно притворила двери и включила радио. Она выслушала какой-то тягучий разговор племянницы с теткой, которая пришла к ней в гости; в другом месте званый завтрак кончился истерическим взрывом; в третьем — хозяйка ожидала гостей к коктейлю.

— Хорошее виски ставьте только тем, у кого седые волосы, — наставляла она прислугу. — Постарайтесь скормить гостям печеночный паштет прежде, чем подавать горячие закуски. И потом вот что, милая, нет ли у вас пяти долларов взаймы? Мне нужно дать лифтеру на чай.

День умирал, а разговоры становились все оживленнее. В окне виднелся кусочек неба над Ист-Ривер. Обрывки облаков толпились в нем, точно южный ветер разорвал зиму в клочья и гнал ее на север. Гости собирались на коктейль, школьники и бизнесмены возвращались домой.

— Смотри, какой огромный бриллиант! Я нашла его утром в ванной… на полу, — сказал женский голос. — Должно быть, выпал из браслета миссис Данстон вчера.

— Продадим, — сказал мужчина. — Понесем на Мэдисон-сквер, к ювелиру, и продадим. Миссис Данстон не разорится, а нам лишние две сотни не повредят…

— «Где ты была сегодня, киска?» — пропела соседская гувернантка. — «У королевы у английской». — «Что ты видала при дворе?..»

— При чем тут шляпа? — взвизгнул женский голос, покрывая гул гостей. — При чем тут шляпа, когда тут просто-напросто роман! Уолтер Флорелл так и говорит. Он говорит, при чем шляпа, когда роман?

Тот же голос, но чуть потише, прибавил:

— Ну, говори же кому-нибудь что-нибудь, мой милый, ну ради бога! Если она заметит, что ты просто так стоишь тут и молчишь, она больше не станет нас приглашать, а я так люблю ходить к ним в гости!

В тот вечер Уэсткоты были званы куда-то обедать, и, когда Джим пришел со службы, Айрин уже одевалась. Заметив, что она грустна и рассеянна, Джим налил ей стаканчик виски. Знакомые жили где-то неподалеку, и они пошли пешком. Небо было просторное, полное света. Стоял прелестный весенний вечер — из тех, что будорожат душу и будят воспоминания. Воздух мягко ласкал лицо и руки.

На перекрестке духовой оркестр «Армии спасения» играл «Иисуса сладчайшего».

Айрин прижала локоть мужа к себе, и оба остановились послушать музыку.

— Все-таки это очень хорошие люди, правда? — спросила она. — Смотри, какие у них хорошие лица! Ах, они, верно, гораздо лучше многих из наших знакомых!

Она вытащила из сумки пять долларов, подошла к оркестру и положила бумажку на барабан. Ее лицо светилось лучезарной печалью — муж никогда еще не видел ее такой. И за столом он заметил, что она держится несколько необычно. Перебивает хозяйку. Самым невежливым образом, в упор, разглядывает гостей. Если бы ее дети вели себя так, они были бы непременно наказаны.

На следующий день Джим вернулся домой часам к шести. Дверь открыла Эмма; он успел снять шляпу и начал уже стягивать с себя пальто, как в коридор вбежала Айрин с растрепанными волосами и мокрым от слез лицом.

— Поднимись в шестнадцатую «В», Джим! — закричала она. — Не снимай пальто. Поднимись в шестнадцатую «В»! Мистер Осборн бьет жену. Они уже два часа как ссорятся, а сейчас он ее избивает. Ступай наверх сейчас же!

В гостиной слышался визг, непристойные ругательства и звуки ударов.

— Зачем ты слушаешь всю эту мерзость? — сказал он и повернул ручку. — Это ведь просто неприлично! Все равно что заглядывать в чужие окна. Совсем ни к чему тебе все это слушать. Ведь можно же выключить.

— Ах, это так ужасно, так отвратительно! — произнесла Айрин сквозь рыдания. — Я целый день слушаю, мне так страшно.

— Зачем же ты слушаешь, если страшно? Я купил этот проклятый приемник, чтобы доставить тебе удовольствие, — сказал он. — Я за него заплатил хорошие деньги. Я думал, что ты будешь радоваться, Я хотел, чтобы ты радовалась.

— Не надо, не надо, не надо со мной ссориться… ну, пожалуйста! — простонала она и положила ему голову на плечо. — Тут все только и делают, что ссорятся. Все, все ссорятся. И сходят с ума из-за денег. У миссис Хатчинсон мать умирает от рака во Флориде, и у них нет денег, чтобы поместить ее в клинику Мейо. По крайней мере мистер Хатчинсон говорит, что у них нет денег. А одна женщина в нашем доме живет со слесарем. Ты только подумай, с этим уродом! Какая гадость! А у миссис Мелвилл больное сердце… А миссис Хендрикс устраивает сцены мистеру Хендриксу за то, что его собираются уволить в апреле… А девушка, которая ставит все время «Миссурийский вальс», — просто шлюха… А у лифтера чахотка… И мистер Осборн бьет миссис Осборн…

Она рыдала, она вся дрожала от горя, и тыльной стороной ладони вытирала слезы.

— Зачем же ты все это слушаешь? — повторил Джим. — Зачем ты слушаешь всю эту чушь, если она так действует на тебя?