Михаил Гиголашвили - Кока

Беспал:

– Бабу – в подельницы? Да ну! Они же хлипкие, трусливые, их на щелчок расколоть можно!

Расписной:

– Да, баба может испугаться мыши, но в трудную минуту она храбрее мужиков. Это от природы так: мужики в лесах бродили, хавку искали, а на бабах всё остальное лежало.

Днём Расписной, за нардами или шахматами, принимался поучать Коку:

– Жизнь – это грызня за место под солнцем, а где солнца много – там идут бои за тень и прохладу. Тебя тут долго держать не будут, в общую хату кинут. Там бывает прописка. Слыхал? Это новичкам делают проверки. Спросят, например: “Что свисает с неба?” – ты отвечай: “Дождь!” Спросят: “Что в воде остается сухим?” – “Свет!” Спросят: “Что хочешь: ужасный конец или ужас без конца?” – отвечай: “Хочу доброго начала!”…

– Может, его и не кинут в общую – статья большая? – вступал Беспал, скручивая в жгут нитки для очередного “коня” для засылки подельнику этажом ниже, чтобы тот грел его “Примой” (сам Беспал ничего не имел, посылок не получал).

Расписной качал головой:

– Когда всю информуху выжмут – отправят. Сколько ему сидеть до суда, никто не знает, а спецы, сам знаешь, не резиновые! Через них многих надо пропустить!

А на вопросы, так ли плохо в общей камере, морщился:

– Не то что плохо – противно! Мудаков полно, первоходок, за всякую дрянь сидящих. Когда я ещё на малолетке чалился, со мной один залипал, так он, выяснилось потом, из объебона… ну, обвинительного заключения… его полагается читать всей камерой… Так выяснилось, что этот мудак сидит за то, что свинью трахал! Днём заходил в хлев и пристраивался. Сосед заметил, донёс. По статье “Издевательство над животными” пустили, трояк корячился!

– Может, свинье приятно было? Хрюкала от удовольствия? По согласию трах? – предположил Беспал, а Кока добавил, что хорошо, что не приписали изнасилование, а то бы до расстрела подняли.

Посмеялись, но Расписной был уверен, что в глухих деревнях и не такое ещё происходит.

– Народ совсем помешался – по пьяни и кур ебут, и баранов, и ослов, и даже кошек!

А Беспал рассказал, что недавно в горах Балкарии менты нашли пещеру, где на цепи сидела туристка, которую старики, поднимаясь по вечерам в эту пещеру, дрючили и долбили до упаду, пока их не накрыли опера.

– И что? Всех отпустили! Старейшин же не посадишь? Туристка тоже выжила, ей дали денег и отправили домой в Чебоксары…

Еще Беспал вспомнил, как стакнулся с одним типом в “собачнике”, так тот сидел за то, что ночами разрывал могилы, собирал кости и черепа, приводил их в божеский вид и продавал в институты как пособия, иногда удавалось втюхивать и сельским попам под видом святых мощей.

– Вот как люди свой хлеб ищут! Под землёй!

– Гробокопатели – почтенная древняя профессия! – поддакнул Кока, а Расписной с презрением проворчал:

– Подавиться таким хлебом можно! – И стал расставлять шахматы: – Прошу!

Играя в милой немецкой психушке с двухсоткилограммовым Дитером, Кока думал, что игра в шахматы в сумасшедшем доме – самое унылое действо на свете. Но нет! Игра в тюрьме оказалась куда печальней и беспросветней!..

Вдруг в кормушке появилось улыбчивое лицо Алёши Крысятки.

– Малявка зверю! – И в камеру вброшена бумажка.

Но кормушка не закрывалась.

– Что, милый? Забыл что-нибудь? – спросил Расписной вкрадчиво.

– А… Бабло за маляву? – спросили снаружи.

– Так ведь дали уже! Запамятовал?

Кормушка помедлила и неуверенно закрылась, а Расписной усмехнулся:

– Вот такой ебанат…

Нукри писал: он в двадцать третьей хате, в Тбилиси всё знают, отец подключён, жду денег, пришлю, держись, вали всё на меня – ты ничего не знаешь, выпил и спал.

Когда Кока перевёл маляву, Расписной сказал:

– Вишь ты, по одной статье идёте, а он уже в общей – на втором этаже нет спецов, толькие общаки! Видно, с ним следаку всё ясно! А с тобой какие-то непонятки, вот и держат тут, на спецах… Ты смотри, там, в общей хате, лишнего не болтай, а то всюду наседки…

– Сучье племя, блядье семя! Я б их, крыс, прохиндеев, всех к стенке! – выпалил Беспал.

Расписной склонил голову с пробором посредине:

– Аминь! – и спокойно сказал, что наседку вычислить нетрудно, надо только всем вместе, кто есть в хате, в разговоре с подозреваемым в упор смотреть на него – он сам поймёт, что всё его блядство уже открыто, и начнёт виниться, проверено.

– Когда несколько пар глаз смотрят в упор на кого-то, то он чувствует себя неловко, виноватым в чём-то, – а у каждого нос в пуху, если хорошо покопаться! Если котелок слаб, расколется в труху!

Потом предложил: раз деньги придут, он, Расписной, может дать Коке взаймы, чтобы тот купил себе зубную щётку, пасту и позвонил домой, что и сделал, выдав из бумажника несколько пятидолларовых бумажек. Одна тут же перекочевала к улыбчивому Алёше Крысятке с просьбой взять в ларьке зубную щётку, пасту и сахар, а сдачу оставить себе. Подумав, Кока дал ещё пять долларов на удлинитель – чтоб не кипятить чай на полу, в метре от параши, а нормально ставить на стол.

Расписной одобрил:

– Молоток! Я и не докумекал! – И пояснил: раньше в камерах были розетки, а запретили после того, как двое олухов раздобыли где-то куски проволоки, может быть, даже такой удлинитель, как ты заказал, раскурочили его, сунули провода в розетку и запытали током насмерть сокамерника, вытягивая из него бабки. После этого все розетки замазали, а сейчас за бабки опять тянут как попало. – Ты глянь на эту розетку! На ладан дышит! Замыкание может быть свободно!

Пряча остаток долларов в пистончик, Кока ощутил какие-то лучики надежды: отец Нукри, Нестор Константинович, богатый человек, подключился к делу. Но как из Тбилиси такое проворачивать? Давать взятку за Нукри? А он, Кока, остаётся в логе? Его кто выкупит? Видя, как продажны вертухаи и свиноподобен главнач Евсюк, жрущий лососину с карбонатом, можно понять, что и выше Евсюка – то же самое, только в других объёмах. Но где брать тысячи долларов, чтоб откупиться от такой тяжёлой статьи? “Нет, они будут убивать меня по кусочкам, жрать живьём, как гиены, не удосуживаясь загрызть перед тем, как сожрать!” Так что сидеть ему долго, минимум три года, о которых можно только мечтать, – кто даст три, когда статья до десяти?.. “Три я бы на параше отсидел!” – как говорит Беспал.

Расписной был такого же мнения:

– Да, лет шесть-семь корячиться реально. Если ты, конечно, не одумаешься и не сдашь барыг. Они нужны ментам! Такие, как вы, залётные кайфарики, их мало интересуют. Им нужны местные барыги, чтобы потом в узде держать и куши срывать помесячно. Ну и с залётных, конечно, срубить бабла не грех! Раньше, кстати, по воровским законам давать ментам бабки, откупаться было западло, хиляло как сотрудничество, за это наказывали.