Михаил Гиголашвили - Кока

После смерти Бабулии в её комнатах поселился дальний родственник, Мераб. К нему начали таскаться дружки. До утра горел свет и слышались хохот, звон бокалов, шлепки карт и стук зари. Взрослые недобро переглядывались, называли Мераба заристом и строго запрещали подходить к плохой квартире. Про заристов в городе было известно немного: эти страшные люди целыми днями играют в зари на чью-то жизнь, а потом убивают людей. Играют обычно в районе Ортачала – а где же ещё?.. Там, в Ортачала, прохлада и тень, заристы собираются со всего города. Денег у них нет, и они играют на всякие странные вещи. Особенно, говорят, любят проигрывать своих родных – мать или сестру. Или играть на убийство первого встречного в очках и галстуке. Или ещё на какую-нибудь гадость – вроде зайти в автобус и трахнуть первую попавшуюся пассажирку. А за неисполнение их ожидает верная смерть. В итоге Мераб плохо кончил – упал с шестого этажа. Взрослые думали, что его, наверно, выкинули другие заристы за неуплату долга, но толком ничего не известно.

Плохую квартиру купил одышливый гаишник старлей Элгуджа, весом под два центнера, с такой же упитанной и дородной женой Лали. Это был тот ещё экземпляр! Когда не разбойствовал по службе, то сидел с таким же тучным напарником в галерее и пил чачу, заедая её чем попало. Потом, когда выпивка и еда кончались, напарники кое-как застёгивали на необъятных брюхах форменные рубашки, нацепляли галстуки и фуражки, брали жезлы, пили на посошок и выходили, прямо в тапочках, на угол, где собирали дань со всех проезжающих сколько бог пошлёт. Постоят час-другой, помашут жезлами – и вот пара сотен баксов уже в кармане, можно праздновать! Если не лень было, то выходили за вечер не раз и не два. А жена Лали проводила жизнь на кухне, дабы усладить утробу любимого, что было не так-то просто: Элгуджа ел на разогрев пятьдесят хинкали и пару тарелок хаша, а две-три бутылки водки оставляли его почти равнодушным – алкоголь растворялся в его туше, как сахар в чае, а огромный живот перемалывал пищу, как мясорубка.

Соседи эти походы на угол называли “сбор макулатуры” и втайне завидовали боровам в ментовской форме, которым, чтобы срубить бабла, надо только надеть рубашки и фуражки и выйти к своим воротам, а там отрегулировать и перенаправить машино-денежные потоки в свои карманы, что гаишникам с успехом удавалось делать до тех пор, пока однажды Элгуджа, съев полторы сотни хинкали, не умер от инфаркта кишечника.

Живот и после смерти сыграл с Элгуджей злую шутку: когда пытались втащить спецгроб на открытый катафалк, не выдержали и обломились двойные ручки, труп вывалился в ноябрьскую слякоть. И немало сил было затрачено, чтобы поместить покойника, измазанного в грязи, обратно в гроб, а гроб – на катафалк… Как обошлись на кладбище, Кока не видел, он остался во дворе помогать накрывать келех в огромной палатке, куда приехали после похорон коллеги покойного, такие же толстяки в фуражках и синей форме, даже сам генерал пожаловал и был выбран тамадой на поминках по гаишнику старлею Элгудже, пусть земля ему будет пухом…

Жизнь в камере шла спокойно и размеренно, но бывали и злые выплески. Как-то днём Беспал, занятый очередным плетением нити, и не заметив, что Расписной пьёт чай с печеньем, полез на парашу, за что получил от Расписного мгновенный удар кружкой по голове:

– Куда, говнобак, садишь, быдлох? Гляделки в жопе? Тупой кусок мяса!

Беспал, со спущенными штанами, прямо с параши прыгнул на Расписного, попытался вцепиться ему в горло трёхпалой рукой, крича:

– Ты чего, прошляк? Прирежу, как не хрен делать! – Но Расписной, грозно вознеся вязальные спицы, ногой отшвырнул его на нары, Кока еле разнял их, отметив слово “прошляк”.

После стычки оба обиженно расселись по разные стены, а Кока успокоил тревожно вскочившего Савву, сам думая: “Стало быть, Расписной – прошляк, бывший вор. Сатана говорил, у Нугзара на спине четыре купола – у Расписного тоже, значит, четыре ходки”.

Чтобы разрядить обстановку, начал рассказывать что-то про Амстердам, но на этот раз рассказ интереса не вызвал. Только к вечеру они начали перекидываться словами, заварили совместно чифирь, стали вдвоём поучать Коку:

– Если в общей хате кто мимо пройдёт и что-нибудь бросит, ни за что не поднимай! Что? Если старик? Нет, никому ничего! И никому “вы” не говори, хоть хрычаре сто лет в обед!

– Стопроцент! Нельзя! Западло!

– Не играй под интерес ни в какие игры. Просто – пожалуйста, но не на бабки, не то шпилевые разденут до трусов! – предупредил Расписной, попутно рассказав, что с ним в зоне сидел шулер, у которого на пальцах хитрым образом была наколота вся колода, и ему достаточно было шевельнуть нужным пальцем, как подельник-партнёр уже знал, как играть.

– И до трусов разденут, и трусы, если что, снимут… – подтвердил Беспал.

– Или спросят: “На что играем?” – ты ответишь: “Ни на что!” Хорошо. Ты проиграл. Партнёр требует платить двести баксов. “Как это? Мы же ни на что играли?” – “А для меня двести баксов – ничто!” И всё, должен платить! Лучше вовсе не играть – змея без головы не укусит! А с ментами вообще всегда держи ухо востро, а рот на замке, хоть он и будет делать вид, что кент твой! У ментов вместо совести кусок дерьма, сегодня они с тобой кентуются-милуются, а завтра за колючку засадят, если план им надо выполнять или что-то о тебе для себя выгодное вызнали!

– С чуханами и петухами не вздумай базарить, близко не подходи, не то самого в ложкомойки запишут! – жарко посоветовал Беспал.

Расписной не спеша дал разъяснение. Опущенный – маргаритка, пидор, вафлёр – живёт в петушином гнезде, около параши. У петухов в мисках и ложках дырки – они хавают, закрывая дырки пальцем. На морде знаки имеются: если тату-точка под глазом или на мочке – это пидор…

– Если на кончике носа – стукач, на подбородке – крыса, между бровями – шестёрка, – добавил Беспал.

Пидоры чистят дальняк, выносят парашу, метут камеру. Если отказываются, их окунают рожей в очко, заставляют есть дерьмо, языком вылизывать парашу или жрать мышей и тараканов, суют им в анус швабру, а в рот – ёршик от унитаза, писают и срут им в открытый рот…

Кока поёжился – ничего себе!

– А они уже такие в тюрьму приходят? Или их тут… такими делают?..

– По-разному. Но опускают за грехи. Чтобы трахнуть – двое держат, один засаживает. Если лень такую байду разводить, ждут ночи, пока чушкарь заснёт, а какого-нибудь охламона заставляют спустить малофью ему на лицо. Если и это не в масть, то просто проведут спящему хером по губам – и готово! Ближе чем на метр к петухам не подходи! Они к тому же воняют – им же не дают мыться вместе с камерой!

Кока не понял:

– И кому охота такого чушкаря трахать?