Михаил Гиголашвили - Кока

Расписной усмехнулся, значительно посмотрев на Беспала:

– Находятся любители… Но если трахнешь петуха, ему обязательно надо за это дать что-нибудь, хоть сигарету или кусок сахара. Иначе выходит, что ты трахаешь петуха “по любви”, а это значит, что ты – такой же петух, раз у тебя с петухом “любовь”. Переведут в обиженные, а разница невелика: обиженный станет опущенным, дело времени. Поэтому никогда не говори, что ты обижен, – на обиженных не только воду возят, обиженных ебут… И если на свободе ты можешь уйти от неприятного тебе человека, то в тюрьме идти некуда – надо бороться до конца за место на жёрдочке!

Кока уже и сам понял это. Когда человека сажают в тюрьму, его не только самого держат взаперти, но главное – ему не дают избавиться от людей, которые его окружают и неприятны, враждебны, опасны, противны ему. На свободе хлопнул дверью – и бывай! А тут нет, изволь с этим типом дальше бок о бок чалиться! Это второе главное мучение после потери свободы – несвобода от людей.

Он спросил, за какие грехи бывает такое наказание. Расписной ответил, что грех должен быть веским: или стучит, всех сдал, или ворует у сокамерников, или общак присвоил, или чужое потратил, или карточный долг не отдал, или вора ударил, или ребёнка отшпилил.

– Да мало ли за что?.. В общем, к чуханам и петухам лучше не подходи… А вообще, мой тебе совет, – подытожил Расписной, – пиши чистуху… чистосердечное… Чего тебе за всех отдуваться?.. Нужен тебе такой головняк?.. А сдашь им барыг – глядишь, и скостят годик-другой.

Кока ответил, что никаких барыг, кроме продавцов в амстердамских кофешопах, он в глаза никогда не видел.

– Как же ты наркоманил, если барыг не видел? Что, кайф к тебе по небу прилетал? – Расписной отпил глоток чифиря и снова рявкнул на Беспала: – Фу! Опять? Туши пердак!

– Другие с барыгами общались, а я на хвосте сидел, – уже привычно уклонился Кока, но настырный Расписной не отставал:

– Есть такое досудебное соглашение: если сотрудничаешь со следствием, то судья не имеет права дать тебе больше чем две трети срока. У тебя предел десять лет? Значит, больше шести с хвостиком дать не имеют права, если пойдёшь в раскол и выдашь им весь расклад!

– Да кто на права смотрит! – ухмыльнулся Беспал, а Кока твёрдо ответил, что лучше он будет молчать.

Он уже уловил три главные заповеди тюрьмы: ничего не слышал, не видел, не скажу. Меньше знаешь – дольше жив. Больше знаешь – меньше жив. За чужие тайны можно погибнуть. Три обезьянки стоят у бабушки на комоде, подарок дяди Родиона из Лхасы, когда дядя Родион ходил на Тибет. Они – основа спокойной достойной жизни. А вот если открыть уши, глаза и, главное, рот, то запросто можно лишиться всех этих органов, да и других тоже. Лучше сиди и про амстердамы ро́маны толкай.

Кстати, наркота сокамерников не привлекала, они явно не имели к ней отношения, хотя были прекрасно осведомлены обо всём – так, Беспал поведал, как он упился кокнаром у брата на Украине:

– Украинский свежак – жирный, заливистый! Мы как наварили кокнару да как жахнули по кружке – два дня в кайфе валялись, пять дней срать не могли!

А Расписной рассказал, что лет десять назад они с подельником кинули барыгу на килягу сушняка-морфина с Чимкентского завода и год ширялись на пару, подельник исхудал, ослаб и околел от передоза, а сам Расписной чуть не сыграл в ящик от ломки и с тех пор завязал.

Кока твёрдо сказал, что в жизни к кайфу не притронется, ведь есть столько счастья на свете! Солнце, синее небо без решётки, люди, краски, свобода!

Расписной усмехнулся:

– Раньше надо было кумекать…

Тюремная духота всё-таки сказывалась. На прогулках, на воздухе, кружилась голова, рябило в глазах. Сверху по решётчатому потолку грохали сапоги Какуна. Летали птицы над тюрьмой. На вышках топтались часовые. А на пригорке светлел дом – белоснежный желанный дворец, где так хочется жить! Пить по утрам кофе. Читать газеты, слушать радио. Принимать ванну. Одеваться в чистое бельё. Выходить к людям. Видеть краски, а не говномесь серо-бурых стен. Есть еду, а не помои. Видеть инопланетных существ – женщин, а не обноски человечества, жирных пупкарей…

На вопрос, что это за дом, Беспал пожал плечами:

– На санаторий похоже.

Но Расписной ухмыльнулся:

– Хорош санаторий – с видом на тюрягу! Нет, это служба какая-то типа водоканала… А что?

– Хотел бы там оказаться!

– Все бы хотели. Да через забор не перескочить, – вздохнул Беспал, а Расписной уточнил, косясь на Коку:

– Почему не перескочить? Пусть сдаст ментам барыг – и гуляй хоть где! – Но Кока, пропустив мимо ушей уже хорошо знакомый совет, спросил, как бы позвонить в Тбилиси.

Расписной кивнул:

– Можно. После ужина начальство отчалит, будет Моська Понос дежурить, он за рубль повесится… Выведет тебя в канцелярию или ещё куда, где аппарат есть. Кстати, люди говорят, телефоны появились такие ручные, без проводов. Правда?

– Да, слышал. Но дорогие пока. И сетей нет…

– Вот бы такой!.. Прям отсель грозить мы будем шведу!..

– Как же вертухаи тогда бабки будут делать? Они же живут тем, что малявы разносят, почтальонят? – спросил Беспал, укутываясь в свою потёртую куртку.

Расписной улыбнулся углом рта:

– Бабки они всегда найдут, как делать. Есть только один, но верный способ отвадить этих собак от бабла. Сажать ментов в воровские зоны, вот и всё! Никто рубля не возьмёт, зная, что их может ожидать!

Но Беспал думал, что менты, даже если их сажать в воровские зоны, не угомонятся, еще больше будут сдирать бабла, зная, что их ожидает в случае провала:

– Да и кто их жучить будет? Тоже менты? Ворон ворону глаз не выклюет… Форма – ментячья, душонка – свинячья! – заключил Беспал, стуча по двери. – Начальник, веди, помёрзли на хрен!

По пути в камеру они обсуждали, кто вообще поставил траву вне закона? Кто взял на себя смелость сажать людей за то, что они покупают пыльцу растений? Зачем вообще что-то запрещать? Кто хочет колоться или нюхать – пусть колется и подохнет, его жизнь, его право, – за что его сажать и гнобить? Кому он сделал плохо? Умер Максим, да и хер с ним! А плохое Максим начинает творить, когда деньги на наркоту ищет. Если б кайф в аптеке продавался, как при Сталине, то не было бы половины преступлений! Полтюрьмы за две мастырки сидит – это дело? Если полмира хочет наркоту продать, а полмира – купить, то зачем им мешать? Кому какое дело? Пусть торгуют и налоги платят в пустую казну! Менты – дураки! Не понимают, что коноплю не запрещать, а распространять надо, тогда никто не будет выходить на демонстрации, митинги, бунтовать и бузить: каким борцунам охота себе кайф ломать, когда можно дома курнуть и хорошее кино посмотреть?.. Если под водкой на подвиги и революции тянет, то под коноплёй все будут тихо сидеть! Нет, не доходит до тупиц! А сейчас что? Самогон и водка? Но что с ментов, с этих мудозвонов, взять? Мозгов же кот наплакал! Только на гадости, подлости и взятки большие мастера! Пусть, бляди, плакат нарисуют с бутылкой и папиросой и напишут: “Употребляй только алкоголь и табак, обществу нужен нормальный дурак!”