Михаил Гиголашвили - Кока

И в камере они продолжали обсуждать жалкую жизнь ментов: постоянно копаться в чужом дерьме! Бегать, как собака! Следить, выслеживать, вынюхивать, выведывать, делать подставы, ловить на живца, юлить, лгать, хитрить, запугивать, заниматься шантажом, вымогаловом и пытками. Убивать или быть убитыми. Но трудно жить под бременем проклятий сотен тысяч! Собираясь вместе, проклятия прессуются в плоть, из слов вылупляются дела. А к ментам они рано или поздно обязательно пожалуют!

После ужина слушали Гайдна и Прокофьева, пили чифирь – он постепенно стал нравиться Коке, от него как-то легчало на сердце. Расписной иногда читал для смеха из рваной книжки Маршака.

– Вот. “Детки в клетке”. Это про нас. Про кого вам прочесть?

Беспал сказал, что, кроме собак и кошек, он зверей не видел, в зоопарк не водили, он детдомовец. Кока сказал – про льва.

Расписной нацепил очки:

– Про царя? Есть! – и продекламировал ясно и чётко:

– Вот именно, мы лапу сосём, а кто-то жареное мясо хавает, – подтвердил Беспал, сматывая нитки в жгут для “коня”. – Какие пирожки с ливером у меня на углу продавались! А чебуреки? Хрустящие! Жёлтые! – Но Расписной прикрикнул на него:

– Забыл, баклан, что в хате про хавку не базарят?

– А я не базарю, я мечтаю, – обиделся Беспал.

Расписной, листая Маршака, спросил:

– Интересно, если льва спросить, что ему лучше – всю жизнь в клетке чалиться, сытым и холёным, или жить на свободе, бегать, охотиться, драться с другими львами, голодать, падаль жрать на крайняк?

Трудно ответить. Беспал думал, что лев выбрал бы свободу, а вот Расписной сомневался: ведь для львов главное – это валяться сытым без дела, а этого в клетке предостаточно. Кока сказал, что лев может думать по-разному: пока молод, хочется гулять, бегать, трахать самок, а когда стар – то тянет сидеть в тёплом углу и глодать гарантированную кость.

Расписной согласился:

– Верно. Люди по молодости шебуршат, дергаются, а в старости всё уже ясно, торопиться некуда, впереди не жизнь, а смерть – чего к ней спешить? Сама явится без спросу!.. – закончил он и обратился к книге, cо значением посматривая поверх очков на Беспала. – Вот про шакала хорошо написано:

– Вишь ты, укрыт и сыт!.. – вякнул Беспал, наматывая “коня” на дощечку.

– Да, и объедки, и кости, и падаль жрать приходится, если ты сын шакала. Не позавидуешь… – заметил Расписной, а Кока сказал, что птицы-падальщики тоже раньше были гордыми хищниками, но потом обленились, зашкварились…

– Видели, какие у стервятников длинные шеи и лысые бошки?.. Это чтобы удобнее лезть в утробу падали! Стервятники – это бывшие орлы!

При этих словах Беспал хмыкнул:

– Значит, прошляки, получившие по ушам… – Но не продолжил под тяжёлым взглядом Расписного и перевёл разговор на каких-то фраеров, мужа и жену, что жили на соседней от него улице и постоянно ездили на заработки в Африку. И слух пошёл, что жирно живут, всего навалом с наваром. Вот один доходяга выследил, когда их не было дома, залез в хату и чуть не охренел от счастья, когда нашёл пачки денег, написано: DOLLAR . Да сколько! Пять миллиардов! На радостях нашёл в холодильнике виски и высосал всю бутылку, когда фраера вернулись, он уже лыка не вязал…

– Ну и что? – вопросил Расписной. – Половина малышни в этой тюряге за подобную пьянку на месте сидит! – Но Беспал повертел в воздухе трёхпалой рукой:

– А то, что доллары те оказались то ли из Зимбабве, то ли из Сомали, дьявол их разберёт, где счёт на миллионы идёт, в баксах же совсем мало выходило, мизер. Но срок обглодыш получил по полной! За грабёж со взломом! Пять с хвостиком. На суде прокурор сказал: “Доллары из Зимбабве, а сидеть будешь на родине, раз ты такой мудак недотёпанный!”

– Пустышку вытянул, бывает! – хрустел Расписной сахаром, а у Коки метнулось в голове: “Хоть бы мне дали пять с хвостиком!” Метнулось и пропало.

В одиннадцать часов тушили свет – отбой!

– Энергию экономят, мать их за ногу, – ворчал Расписной, в темноте ища таблетку “для сна”.

Выспавшись днём под Баха-хуяха Бетхуёвина, Расписной и Беспал не могли заснуть, перекидывались фразами.

Беспал:

– И сколько гниды-евреиды вам отстёгивали?

Расписной:

– Не они нам отстёгивали, а мы с них получали. Им много показалось. Вот и начался ментокрылый обмолот… С мигалкой явились. А у меня на столе весь набор разложен: выдра, волына, патроны…

Беспал:

– Тихо спеленали? Не буракозил?

Расписной:

– Менты с калашами ворвались – куда быковать? Все рога обломают, до управления живым не доедешь! Ну, а того, кто нас заложил, перо уже догнало на пересылке, земля ему камнем, проклятой гадине!

Дожидаясь, пока Расписной и Беспал заснут, Кока твердил про себя: “Господи, помоги!” – украдкой касаясь Библии под подушкой. Эта книга казалась ему последней соломинкой, уцепившись за которую только и можно выжить. Потом задремал.

Ему привиделся родной двор. Ворота с узорными петлями. Лепные львы с кольцами в носах. Решётки старинного литья. Липа разрослась, примыкает к забору, на велосипеде не проехать. А на платане прибит перевёрнутый стул без сиденья – для баскетбола. В сарае по стенам – всякий нужный хлам: складные табуретки, пустые бочонки, шланги для воды и вина, инструменты, чьи-то удочки и даже санки с лыжами, хотя настоящего снега в Тбилиси давно не видели.

Двор – центр мира, начало начал, пуп земли, главный авторитет, справедливый судия, альфа и омега, колыбель и могила. Во двор следует выходить рано утром и торчать до позднего вечера, пока, наконец, охрипшая бабушка или мама, перепробовав все кнуты и пряники, не взорвётся проклятиями, тщась загнать тебя домой. Тогда можно с лёгким сердцем и чистой совестью плестись к ужину, день даром не пропал: сыграно во все мыслимые игры, оказана помощь в стирке и раскладке шерсти на просушку, проведена очередная починка древнего “Москвича”, с войны торчавшего на задворках. Выиграна стычка с соседскими мальчишками – защищена честь двора. Испачкано всё, что может пачкаться. Съедено у соседей всего понемногу и выпито энное количество ледяной воды из-под крана, – чего ещё надо для счастья?..

Особенно дети любили заходить к тёте Лали, жене покойного гаишника Элгуджи. Привыкшая готовить много и обильно, она никак не могла научиться готовить мало, поэтому часто звала детей на хачапури или хинкали (вообще, детей кормили все и постоянно).