Михаил Гиголашвили - Кока

Расписной с сомнением покачал головой:

– Народ? А был ли там народ? Может, набежало ворьё на сходку? Устроило шабаш на этой Голгофе, закричало своего паровоза Варавву – вот и спасся вожак, а другого…

Ему не дала договорить брякнувшая кормушка, где возникло потное лицо Моськи Поноса.

– Гарме… Гамре… Давай, налегке!

– Что значит – налегке? – успел спросить Кока.

– Не везут, а тут, в тюрьме, кто-то что-то хочет…

От Моськи Поноса разило луком и водкой. Он тащился рядом, ковыряясь в крутом носу и ругая баб, баламутящих на втором этаже.

– Что за бабы? Женщины тоже здесь сидят?

Моська Понос вытаращил глаза.

– А где? Конечно, тут. С ними нет покоя. Мало этим ведьмам раз в неделю душ принимать, давай два раза! А нам квоты на воду урезали, куда там два раза! Вот суки упрямые… (“Мне бы твои заботы, Моська…”) И главное – всё время своих детёнышей видеть просят, заколебали совсем…

– Каких детёнышей? Что, детей тоже сажают?

– Не сажают, а рожают тут… Детей, тут рождённых, “серыми цветами” кличут. Нарожают лиходейки уголовников – и рады! Правду люди говорят: кто в тюрьме родился, тут и пригодился!

Вышли из главного здания, перебежали двор и оказались в одноэтажной пристройке. Внутри – поновее и почище. Стены светлые. Какие-то графики и объявления. Фотороботы. Доска с фотографиями мужиков в мундирах.

Двери.

В одну из них с надписью “АДВОКАТ” Моська Понос втолкнул Коку.

В пустой комнате, с решётками на окне, за железным столом – следователь Пётр Ильич. В синем мундире, в очках на верёвочке, только нарукавников нет. И чернильницы с детсадовской ручкой нет.

Он сухо кивнул, вглядываясь в Кокино лицо:

– Да вы похожи на разбойника с этой бородой! Садитесь!

– Там, куда вы меня определили, лучше так, с бородой… – Кока решил не подлизываться к следаку – всё равно ничего хорошего ожидать не следует. И он не собака, чтобы на задних лапах лебезить! Говорил же Черняшка: “К сильным не ластись, слабых не мучай!”

Пётр Ильич оборвал его:

– Куда же было вас определять? Вы же приезжий? Домой в Тбилиси отправить, под домашний арест? Ну ладно, это побоку. Как вам сидится?

– Хорошо. Всё в ёлочку. Люди добрые, приветливые, отзывчивые, учат уму-разуму.

– Вот-вот. И что, они до сих пор не объяснили вам, что для вас есть один выход – раскаяться и помочь следствию? Назвать сообщников и продавцов наркотиков, найденных у вас? Хватит наводить мутотень на плетень!

Кока встрепенулся:

– Зэки говорят: “Выход у коня под хвостом!” Выхода нет только из гроба! У меня ничего не найдено. Нукри не сообщник, а друг детства. Мне нечего рассказывать. Я ничего не знаю. Спал на скамейке. Кто что купил, куда положил – мне неизвестно.

– Вот как вы поёте! – разочарованно пробормотал Пётр Ильич и туманно намекнул, что у них в тюрьме имеются ещё и иные камеры, где люди не так отзывчивы и приветливы. – Сейчас вы на спецах, на курорте, но это может быстро закончиться. И вы окажетесь там, куда даже злейшему врагу не желаю попасть…

– Это всё недоразумение… Даже домой не даёте позвонить…

Пётр Ильич удивленно развёл руками:

– Скажите пожалуйста – недоразумение! Это полкило гашиша – недоразумение? К тому же вашим родным всё известно – был обыск, им сообщили…

– Нашли что-нибудь? Нет? Вот видите! – ободрился Кока. – Да вы же сами прекрасно знаете, зачем люди сюда едут…

Пётр Ильич издевательски хихикнул:

– Вам-то это откуда известно? Вы же первый раз в жизни в садике покурили? И тут же заснули сладким сном! И во сне, как сомнамбула, приобрели полкило гашиша… Кстати, очень качественного, лаборатория сделала анализы! – Потом решил зайти с другой стороны. – А родных не жаль? Их хотя бы пожалейте!

– Я жалею. Как ещё жалеть из тюрьмы?

– А вы сдайте нам продавца или производителя, а мы вам за это срок скостим, – чем не помощь маме? Накидайте нам пару имён, кличек, адресов, а мы вам условия в тюрьме улучшим, на диетпаёк посадим, больничка, лекарства…

– Ага, или прямо домой выпустите! – нагло докончил за него Кока.

– Всяко бывает… – загадочно протянул Пётр Ильич, поглядывая то в бумаги, то на Коку. – Вот из Тбилиси пришла информация – оказывается, вас уже привлекали за наркотики, отсидели пятнадцать суток…

– Когда это было? Сто лет назад, – отмахнулся Кока, ещё не понимая, чем это грозит.

– Для наркотиков срока давности нет, – сухо пояснил Пётр Ильич, – зато эта информуха даёт нам право назвать вас рецидивистом и статью переквалифицировать. Любому суду будет ясно: если вы уже сидели за наркотики, то ваша версия “первый раз покурил-заснул-проснулся” не работает! Поэтому ваше дело решено пересмотреть и статью повысить до пятнадцати лет! Понимаете, что это такое? И провести показательный, с журналистами и камерами, процесс, чтоб неповадно было к нам за “лекарством” ездить… Вам это надо?..

– Нет. Зачем? – промямлил Кока, которого уже отпустил задор и начал мучить страх: а вдруг правда дадут до пятнадцати? Всю жизнь сидеть?..

Поддавшись внезапной панике, он забалансировал на грани отчаяния и вот-вот был готов переступить черту, но Пётр Ильич заговорил раньше:

– По вашей статье конфискация полагается. У вас есть ещё имущество, кроме квартиры с бабушкой? Нет? Ну, значит, конфисковывать нечего… Словом, мы никак не можем помочь друг другу?

– Чем я могу помочь? Я бы рад…

– Ага, счастливы… Были бы рады, давно бы сотрудничали и на свободу вышли, – сквозь зубы пробормотал Пётр Ильич, разочарованно собирая бумаги, а на вопрос об адвокате злобно буркнул:

– Будет, будет вам адвокат! – Он ощерился, словно кот. – Я не шучу. Если не поможете поймать и засудить этих подлецов-барыг, то на основании пятнадцати суток прокурор переквалифицирует статью на рецидивную, а та уже до пятнадцати лет. А прежде в петушатник кину, где вас зашкворят так, что в жизни не отмоетесь! Будете петухом по зонам кукарекать! Такое не скроешь! Я вам устрою весёлую жизнь! Секир-башка, как ваши звери говорят! А если поможете, то и мы вам поможем, суд учтёт… – Нажал звонок. – Если всё-таки решите не губить свою жизнь, то сообщите через персонал, я вас вызову на допрос. Только поторопитесь, через неделю я передам дело с новыми фактами в прокуратуру…

– Обязательно сообщу, – сник Кока, понуро покидая комнатку.

Когда в камере рассказал о допросе, Расписной поморщился:

– Плохо! Теперь жди от него пакостей! Они злопамятные, суки! Если своего не получат – мстят. Не слушал моего совета, теперь расхлёбывай! Да ты знаешь, что он может тебя с твоей большой статьёй в такую зону закатать, что ты там в два счёта окочуришься?! Просто от холода и голода!

– Да, это тут лафа, чифирь в постелю подают! А в зонах пахать надо, как папа Карло, – подтвердил Беспал (с утра изучавший разъяснения к Уголовному кодексу). – В зоне подъём, мать его, в шесть утра! Пять минут на покакать-пописать, бегом на завтрак, где кусок мокрого хлеба и кипяток, а потом – в цеха, в тайгу, на лесопильню! А там холодрыга! И бугры с дручками! И целый день пахоты за миску баланды с тараканами!