Чжан Юэжань - Кокон [litres]

– Никак не могу сообразить, – матушка Цинь отложила пирожок и уставилась на меня, – кого ты мне напоминаешь.

Пришел Се Тяньчэн. Матушка Цинь пригласила его к столу, но он сказал, что уже поел, и помахал пакетом – купил мне в дорогу пирожков с соевой пастой.

– Дети любят сладкое, – объяснил он.

– Да, – согласилась матушка Цинь. – Сяо Хань тоже любит сладкое.

Я встала и надела пальто. Матушка Цинь подошла ко мне и стала перекалывать невидимки на висках. Вдруг она замерла, будто вспомнила что-то очень важное.

– Как тебя зовут?

– Ли Цзяци.

– Цзяци, вечером приходи пораньше, будем есть пельмени. – Она обернулась к Ван Лухань: – Давай сделаем на ужин пельмени?

Ван Лухань не ответила. Проводив нас до двери, она сунула мне черный целлофановый пакет. Внутри была пачка прокладок.

Мы вышли из квартиры, но я вдруг кинулась обратно, заскочила в маленькую комнатку, взяла верхнюю книгу из стопки и запихала в карман пальто. Перед уходом я бросила быстрый взгляд на раскладушку: панда Тата лежала лицом вниз у стены.

В поезде, заметив мое отчуждение, Се Тяньчэн пытался накормить меня пирожками, заварил мне чашку черной кунжутной пасты. Я не понимала, зачем так стараться, ведь он всего лишь исполняет поручение, мы выйдем из поезда и больше никогда не увидимся. Еще он постоянно рассказывал, где сейчас проезжает поезд и какими продуктами славится эта местность. Обещал выйти на перрон и купить все, что мне захочется. Я только качала головой, но на одной из коротких стоянок он все-таки сбегал на платформу и вернулся с коробкой тяньцзиньских плетенок и двумя клубнями печеного батата, от которых шел горячий пар.

Я сдалась и взяла у него один клубень, хотела просто погреть руки, а потом все-таки не выдержала и пару раз от него откусила. Но за всю поездку я не сказала Се Тяньчэну ни слова. Он привел меня к дедушкиному дому, проводил взглядом до подъезда.

– До встречи, Цзяци, – сказал он мне в спину, но я не обернулась.

Я думала, мы никогда больше не встретимся.

За зиму 1993 года действительно произошло много событий. Ты ушла, не попрощавшись, а потом еще один человек тоже задумал сбежать.

Тем вечером тетя впервые в жизни приготовила целых четыре блюда, все мои любимые, да еще купила ящик пива, и они с бабушкой пили его за ужином. Я тоже хотел налить себе стаканчик, но получил палочками по рукам. Тетя то и дело подливала бабушке пива, уговаривала выпить еще немножко. Бабушка пить была мастерица, мало кто мог ее переплюнуть, но от спиртного ее начинало клонить в сон, к тому же батареи жарили вовсю, и после пары бутылок она уже клевала носом.

Бабушка заснула, тетя убрала со стола и сказала: давай тоже ляжем пораньше. Я забрался на верхний ярус, едва успел улечься, как сквозь щель между стеной и матрасом пробрался тетин голос: Чэн Гун, мне надо кое-что тебе рассказать.

Сяо Тан уезжает и просит меня поехать вместе с ним, сказала тетя. Я спросил, кто такой Сяо Тан. Я же тебе рассказывала, врач-стажер. А-а. Я не сразу вспомнил эту историю. Тем летом однажды случился сильный ливень, было уже поздно, тетя дежурила в аптеке и увидела, что какой-то молодой мужчина спрятался от дождя под их козырьком. У тети был зонт, но она не хотела его одалживать. Раньше она уже несколько раз проявляла к людям доброту, в итоге приходилось покупать новый зонт. Но не успела она опомниться, как мужчина зашел в аптеку и заговорил с ней. Тетя покраснела, как будто он уже догадался, что в ее сумке лежит зонт. Мужчина попытался завязать беседу: дежурите? ночная смена? Сказал, что ему надо сдать лабораторный отчет, – видимо, тоже придется до утра над ним просидеть. Тетя молча слушала, потом вдруг схватила сумку и протянула ему зонтик, после чего с досадой глядела, как мужчина выходит под дождь с ее зонтом. Наверное, он и заглянул сюда только затем, чтобы его выманить. Но наутро, перед самым концом ее смены, мужчина пришел и вернул зонт, мало того, он заклеил пластырем проколотый спицей уголок. А еще пригласил тетю позавтракать вместе в столовой. Дома она рассказывала: этому Сяо Тану несладко пришлось. Семья живет в деревне, в детстве из-за гентамицина он оглох на одно ухо и на уроках понимал едва ли треть, но все равно твердо решил стать врачом, три года провел на подготовительных курсах и наконец поступил в университет. Чтобы не отстать от остальных, каждый день засиживался в библиотеке до полуночи, скоро у него долгожданный выпуск, но работу найти будет непросто, наша больница его в штате не оставит. Потом тетя еще раз упоминала в разговоре Сяо Тана, говорила, что он замечательный человек, подарил ей белый перец, который прислала родня из Хунани. С тех пор тетя во все блюда стала добавлять щепотку белого перца, но больше о Сяо Тане не заговаривала. А я и внимания на эту историю не обратил, просто подумал, что тете Сяо Тан немного нравится. Но ей кто только не нравился, от врачей до вахтеров на проходной, – стоило человеку проявить к ней малейшую доброту, и тетя долго не могла этого забыть, хватало даже улыбки или простого “спасибо”.

Поэтому мне было трудно поверить в ее слова, я решил, что она опять безответно влюбилась, приняла чужую вежливость всерьез. Я спросил: и что ты будешь делать на юге? Тетя ответила: Сяо Тан откроет свою клинику, я буду администратором. Я сказал: отлично, и когда вы едете? Она ответила: на следующей неделе, билеты уже купили. Тут я замолчал. Она добавила: я ничего тебе не говорила, боялась, что бабушка узнает и переломает мне ноги. Я сказал: а теперь, значит, не боишься, что я тебя выдам? Она ответила: я хотела написать письмо и оставить его тебе в день отъезда, но написать не получилось… Я хмыкнул: а если бы получилось, ты так бы ничего и не сказала? Тетя промолчала, и скоро я услышал, что она плачет. Чэн Гун, я правда не знаю, как мне быть. А как тут быть, ответил я. Ты ведь уже все решила. Она еще немного поплакала и сказала: я очень хочу взять тебя с собой, но бабушка уже в возрасте, с ней должен кто-то остаться. Я сказал: ага, и это должен быть я. Тетя ответила: мы будем каждый месяц присылать вам деньги. По дому работы много, ты уж потерпи. А потом мы тебя заберем. Мне очень не нравилось это “мы”, теперь даже у тети появилось свое “мы”. Я тер пальцем след от шариковой ручки на стене, размышляя, что она имеет в виду под “потом”. Наверное, когда умрет бабушка? Помолчав, тетя опять заплакала и сказала, что не знает, как ей поступить. Я сказал: давай спать, глаза слипаются. Тетя еще долго плакала, я уже почти задремал, когда она сказала: не вини меня, Сяо Гун. Сквозь сон мне показалось, что вернулась мама. Потому что никто больше не называл меня “Сяо Гун”, только она.

Утром я проснулся до рассвета, лежал в постели, обдумывая свое положение. Теперь и тетя уезжает, в это действительно было трудно поверить. Я думал, что кто угодно может уехать, только не тетя, ведь ей, как и мне, ехать было просто некуда. Но вот и она решила меня оставить. Тетя всегда была тенью, воздухом, я редко замечал ее присутствие, но сейчас представил жизнь без нее, представил, как в одиночку буду сражаться с бабушкой, и осознал, что за кошмар меня ждет. Но что я мог сделать? Рассказать бабушке? Нет, ни за что. Если честно, я обдумывал другую возможность – уговорить тетю взять меня с собой. Бабушка сама могла отлично о себе позаботиться. Но, вспомнив о дедушке, сразу отбросил эту мысль. Страшная месть еще не свершилась, а пока дело не закончено, уехать я никуда не могу.