Холли Борн - Как я вам нравлюсь теперь?

Но мудрый голос говорил, что я должна идти на кухню. Ему вторила воображаемая Энн. Она говорила: «Ты имеешь право на все это, Тор. Это не имеет никакого отношения к навязчивости. Это совершенно естественные вещи. Нельзя, чтобы Том продолжал думать, что в тебе кроется корень всех проблем. Довольно».

– Ты не можешь просто так взять и уйти, – крикнула я ему вслед, вздохнула и зашла на кухню.

Он снова включил чайник, чтобы заварить чай.

Как он вообще способен думать сейчас о чае?

– Я уже сказал, – ответил он, не поворачиваясь. – Я не собираюсь разговаривать с тобой, когда ты расстроена. Ты не желаешь ничего слушать.

– Я ДАЖЕ НЕ ПЛАКАЛА! Я ЗАДАЛА ОДИН ПРОСТОЙ ВОПРОС!

Скрестив руки на груди, он повернулся. Весь его вид словно говорил «ага!».

– Не кричи на меня, Тор. Не смей повышать на меня голос.

– ТОГДА НЕ ДОВОДИ МЕНЯ ДО КРИКА!

– Тори, – сказал он предостерегающе и отвернулся. Достал наши кружки и положил в них чайные пакетики.

– Том, – умоляюще протянула я. И тут подоспели слезы. Он всегда использует плач против меня. – Что между нами происходит?

Молчание. Он повернулся и посмотрел на меня. Я ждала гнева, язвительных замечаний, отговорок. Мои рыдания всегда раздражают его. Но в этот раз он смотрел прямо на меня, и на его глаза тоже наворачивались слезы.

– Не знаю, Тори, – тихо ответил он, – не знаю.

Чайник кипел, но нам было все равно. Мы не сводили друг с друга взгляда. Раздался щелчок, чайник выключился.

– Мы несчастны друг с другом, – сказала я. И это была правда. Правда, которая почему-то появилась в этот момент и отказалась скрываться. – Уже давно. Мы не занимаемся сексом. Мы все время ссоримся. Мы не обсуждаем будущее, и я думаю, для этого есть причина.

К горлу подкатила горечь, и по лицу покатились слезы. Я закрыла лицо руками, но рыдания продолжались. Вот и все. Мы расстаемся. Я это знала. Вот что происходит. Так надо.

Не в силах больше выносить мою боль, Том подошел и крепко обнял меня. Я почувствовала его запах – я всегда любила его запах.

– Но я люблю тебя, Тор, – прошептал он мне на ухо. – Я очень люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя.

Отчаяние превратило мой голос в едва слышный шелест. Сердце разрывалось на куски. Это напоминало пытку горящим факелом. И я сказала:

– Но я не уверена, что нашей любви достаточно.

Он уткнулся головой в мое плечо, не веря моим словам.

– Я не думал, что так будет, – пробормотал он. – Все это так неожиданно.

– Для меня тоже.

Он должен мне поверить. Должен. Предполагалось, что мы съедим сэндвичи и я напишу пару глав. А потом, быть может, мы прогулялись бы по парку, пока не стемнело. Но почему-то – и я до конца жизни буду пытаться понять почему – я все изменила.

Слова сорвались с моего языка прежде, чем я успела их обдумать:

– Том, нам надо расстаться.

Мне не верилось, что я это сказала. Я была так же поражена, как и Том. Он застыл. На какое-то время мы оба застряли в отчаянной агонии моих слов.

А затем он разомкнул объятия.

– Если ты так решила, – сказал он, – я не буду униженно молить тебя передумать.

Он отвернулся и снова занялся чаем. Я осталась стоять с открытым ртом, в то время как внутри меня все сжималось.

Он не собирается бороться за наши отношения.

Я заморгала, чтобы избавиться от пелены слез. Том достал молоко. И сделал чай только себе.

Меня осенило: Том никогда бы не бросил меня. Этот шаг могла сделать только я. Он бы просто никогда не давал мне того, что мне нужно. Пусть даже он был несчастлив, как и я, он не собирался ничего предпринимать. Он разбивал мне сердце каждый день, отказывая в любви, в которой я нуждалась. Он же каждый день чувствовал разочарование из-за того, что я недотягиваю до его фантазий. Он менял тему или не давал мне заговорить о свадьбе. Но он никогда не собирался положить конец нашим отношениям. Он хороший парень, а я злодейка. Так всегда было заведено, одна и та же мелодия, пока музыка внезапно не прекратилась.

На меня снизошел покой – а может, просто оцепенение.

– Я соберу часть вещей и поеду к родителям, – сказала я, глядя ему в спину.

– Тор, если ты сейчас уйдешь, вернуться просто так ты не сможешь.

Убрав молоко в холодильник и захлопнув дверцу, он ухватился за ручку, словно в поисках опоры.

Время вышло. Спустя месяцы – нет, спустя годы – сомнений, откладывания, замалчивания, надежд на светлое будущее, настал этот миг. Передо мной встал выбор, от которого я всегда уклонялась, и с неотвратимостью требовал принять решение. Я не готова, но, честно говоря, я никогда не буду готова.

Зато мой внутренний голос уже давно все знал. И он сказал все за меня:

– Я люблю тебя, Том. Прощай.

Я забрала с собой увлажняющую сыворотку, крем с ретиноидами и планы на лето с Томом в Греции. Побросала в чемодан лифчики и трусы – туда же отправились имена, которые я втайне выбирала нашим будущим детям. Эти дети теперь никогда не родятся. Я не знала, что взять из обуви – и из самых сокровенных чувств к Тому и воспоминаний. Я столько знала о нем – я одна – после всех этих прекрасных разговоров под одеялом. Я выбрала историю, которую он рассказывал о своей поездке во Францию в детстве: его отец заплакал, наступив на морского ежа, и детство Тома кончилось, когда он осознал, что его родители несовершенны. Я завернула это воспоминание вместе с будильником. Скрутив провод дорожного фена, я сложила его в чемодан рядом с чувством, что, даже если вечеринка не задалась, тебя всегда ждет дома тот, кто любит тебя.

Я вздрогнула, услышав, как хлопнула входная дверь. Том ушел.

Не знаю, увидимся ли мы еще когда-нибудь.

А ведь совсем недавно мы улыбались друг другу и ели рождественские сэндвичи.

Можно много лет строить отношения. Растить их, питать, укреплять, возводить стены, украшать по своему усмотрению. А затем в один миг отношения рассыплются на части под легким дуновением правды, как карточный домик. Годы упорного труда против одного-единственного разговора.

В чемодане не хватало места. Придется вернуться за мебелью, и мы начнем ее делить. Еще есть кошка, которую захочет оставить каждый. Квартиру придется выставить на продажу. Я не могла забрать всю одежду и лишилась чувства безопасности, которое присуще женщине в длительных отношениях, если даже ее партнер выжал из нее все соки. Все наши прошлые и будущие воспоминания теперь всего лишь воспоминания. Я запихнула в чемодан все, что поместилось, и застегнула молнию.

Я не плакала, когда наклонилась попрощаться с Кошкой. Я не плакала, когда стояла, сжимая ручку чемодана и оглядываясь на нашу квартиру – на нашу жизнь, – осознавая, что теперь это всего лишь музей.

Настенные часы с орнаментом громко и настойчиво тикали. Они сообщали, что было всего лишь без пятнадцати три. Они сообщали, что мне тридцать два. Тик-так.