Холли Борн - Как я вам нравлюсь теперь?

Я одинока.

Тик-так.

Возможно, я только что отказалась от своего единственного шанса на счастье.

Тик-так.

Я ухожу от мужчины, который говорит, что любит меня, и меня никто и ничто не ждет.

Тик-так.

Возможно, что несчастливые отношения с Томом – самое близкое к счастью в моей жизни.

Тик-так.

Но все-таки я ухожу.

Это правильный поступок. Где-то глубоко внутри я знала, что все образуется. Возможно даже, наилучшим образом. Возможно, однажды я даже буду счастлива.

Вздохнув, я ощутила, как на меня накатила волна облегчения – да-да, облегчения.

Я закрыла дверь и заперла ее за собой.

Поплелась с чемоданом к станции; колесики то и дело проваливались в трещины на тротуаре. Легкие работали плохо, не пропуская воздух внутрь. Дышать было тяжело. Я задыхалась, а не вдыхала. Я все время повторяла про себя: Нужно вернуться, нужно вернуться, я должна вернуться. Но ноги несли меня прочь. Прочь от жизни, которую я строила шесть долгих лет. Небо было пасмурным. Из открытых дверей лавок, торгующих серебряными украшениями в форме новогодних сов, доносились рождественские песни. «Это самое прекрасное время в году», – обещала музыка. Я остановилась, лондонцы врезались в меня и чертыхались.

Я не могла дышать.

Мои легкие не пропускали кислород. Все поплыло перед глазами, колени подгибались. Что я наделала? Что я наделала? Что я наделала?

На мгновение разошлись тучи.

На мою щеку упал луч зимнего солнца, и я повернулась ему навстречу. Всего на миг я ощутила тепло. Как будто солнце появилось только ради меня. Как будто Вселенная пыталась сказать мне: Тори, ты сделала правильный выбор. Ты заслуживаешь счастья. Все будет хорошо.

Я не плакала.

Слезы придут потом, это точно. Придет и боль. Сомнения. Бесконечные вопросы: кто виноват, что я могла сделать иначе, не поторопилась ли я с уходом. Во всем виновата только я, решу я в два часа ночи, уткнувшись в подушку, чтобы заглушить поток рыданий. Я буду скучать по нему в самые неожиданные моменты. Ударюсь в слезы от малейшего напоминания о нем – например, когда возьму огурец в супермаркете: он всегда говорил, что на них завышают цену. Встретив людей, которые ему бы не понравились, я не смогу ему о них рассказать. Я буду постоянно о нем тревожиться – счастлив ли он, что у него с работой, здорова ли его мама, – но все-таки никогда не наберу его номер. Я буду оплакивать наши внутренние шутки и прозвища, которые умерли, когда Мы перестало существовать. Меня пронзит острая мысль при мысли о том, что где-то там, под тем же самым небом, бродит человек, который знает меня лучше, чем кто бы то ни было, – но я никогда больше с ним не заговорю. Будут и мелкие неудобства – вроде отсутствия хорошего ножа для чистки овощей или невозможности воспользоваться его дезодорантом, когда мой закончился. До конца своих дней при каждом посещении ресторана я смогу сразу понять, что из меню выбрал бы Том. Бесконечные остатки мучительной и бесполезной информации. Иногда я буду оглядываться на этот этап своей жизни с радостью, а иногда – со злостью на бессмысленно потраченное время.

Но не сейчас.

Сейчас есть только солнце на моем лице, необходимость переставлять ноги и тащить себя вперед к шансу на счастье. Боль потихоньку подкрадывается. Ох, как же будет больно – но не сейчас.

Я сделала пересадку на вокзале «Виктория», но поезд задерживался.

Как так? – думала я. – Они разве не знают, что моя жизнь только что пошла под откос? Что я вот-вот развалюсь на части и мне нужно срочно добраться домой, чтобы этого не произошло в публичном месте? Прислонившись к стене, я ждала, когда объявят о прибытии поезда. Я все никак не могла восстановить дыхание. Люди вокруг смеялись и пили кофе из красных бумажных стаканчиков. Тащили пакеты, наполненные рождественскими подарками для близких. Спешили на встречи, облачившись в деловые костюмы; играли в игры на телефонах; слушали музыку в круглых наушниках. Никто не обращал на меня внимания. Не замечал, что мое сердце рассыпалось на осколки на полу. Дрожащими пальцами я набрала домашний номер родителей. Никто не подошел. Я позвонила маме на мобильный и испытала облегчение, услышав ее голос.

– Тори? – на заднем фоне слышались гул голосов и эхо.

– Мам, – голос дрогнул. – Это я. Я… Я ушла от Тома, мама.

Сказанное вслух стало реальным. Я сказала о нашем расставании кому-то третьему.

– Секунду, Тор. Здесь очень шумно. Ты ушла от Тома? Ты это сказала?

Я кивнула, по лицу струились слезы. В горле застрял ком.

– Боже, я правда ушла от него. Что я наделала, мама? Что я наделала?

Слышно было, как она нервно объясняет отцу: «Да, это Виктория. Она говорит, что ушла от Тома. Я знаю! Не знаю! Подожди. Тор? Тор, ты там? Мы уехали за рождественскими подарками».

– Мама, – заныла я, – что я натворила? Я взяла и бросила его. Не понимаю, как так вышло. Мы просто ели сэндвичи, и тут я… Боже…

Она сказала, что все нормально. Произнесла: « наконец-то ». Похвалила меня за смелость.

– Поезд подъезжает. – Мне удалось собраться. – Я буду через сорок минут.

– Возможно, ты нас опередишь, дорогая. Мы выезжаем, но ты можешь приехать раньше. Ты не против?

Я кивнула и протиснулась через турникет, прижав телефон к уху.

– Ты знаешь, где взять ключ?

– Да.

– Все будет хорошо, Тори.

На другом конце провода повисла долгая пауза, а затем:

– Ты приняла правильное решение, – сказала мама. – Уверяю тебя. Однажды ты оглянешься назад и поймешь, что это было лучший твой выбор. Увидимся совсем скоро. Держись.

Ты приняла правильное решение.

Я протиснулась через раздвижные двери и поставила чемодан в секцию для багажа. Выбрала пару пустых сидений и опустила свое измученное тело на то, что было возле окна. Поезд поприветствовал меня стандартным сообщением: куда мы едем, где мы остановимся. Он тронулся и медленно пополз над рекой. Город казался серым и шумным, на носу Рождество, а мой мир рухнул-мой мир рухнул-мой мир рухнул, но мама сказала, что я приняла правильное решение.

Ее слова подействовали на меня. Пальцы перестали дрожать. Родители никогда не были в восторге от Тома. Они всегда старательно удерживались от критики, но никогда не одобряли его поведения. Я прямо-таки чувствовала, как обрадовалась мама на том конце провода. Ее не беспокоило, что я внезапно оказалась в одиночестве, пусть даже мне уже тридцать два и, возможно, я больше никого не встречу, пусть даже мы с Томом столько вложили в наши отношения, пусть даже со стороны он выглядит завидным женихом. Я подумала о других людях, чьим мнением я дорожу. Ди всегда волновалась, все ли у нас хорошо. Сэнди видела меня насквозь, когда я пыталась нацепить фасад «мы счастливы». Энн не соглашалась с доводами Тома, она дала мне понять, что я не такая уж плохая и что, возможно, проблема кроется как раз в нем. Даже Тейлор Фэйтфул отказалась от истории с идеальным концом и ушла прочь от всего, о чем не рассказывала нам. Я была настолько одержима тем, как это выглядит со стороны, что не задумывалась, с какой стороны. Чье мнение имеет значение, а чье – нет. А главное – как все это выглядит с моей стороны. За окном проносился город, а на меня обрушилось горе. Сердце не слушало разум, оно разрывалось. Этой боли не избежать. Решение не станет менее мучительным от того, что оно правильное. Нужно продержаться до родительского дома: ведь стоит поддаться эмоциям, и я не смогу остановиться. По щеке скатилась слеза, и я смахнула ее. В это время другая слеза беспрепятственно скользнула вниз. Я была уже на грани отчаяния, и тут запищал телефон.