Авраам Иегошуа - История разведенной арфистки

– Что случилось? Почему ты вернулась? – полюбопытствовал кто-то из младших администраторов.

– Меня смутила столь неприкрытая страсть, – ответила она со смехом, пусть даже несколько неестественным. – А кроме того, мне хотелось бы снова встретиться с собственной моей одеждой, которую ассистент, если я что-то не путаю, повесил на спинку инвалидного кресла.

К сожалению, оказалось, что именно это инвалидное кресло было сейчас зажато между двумя кроватями, и добраться до него представится возможность не раньше, чем закончатся съемки. Мужчина, вышедший покурить, отступил на несколько шагов, а докурив сигарету, раздавил окурок подошвой и зажег новую. «Не удалось покурить за целый день», – объяснил он. Но факт этот для Нóги вовсе не требовал объяснения. Какое ей дело, курит кто-то или нет. Более того, она стрельнула у него сигарету, на всякий случай поинтересовавшись, не знает ли он, как здесь дела обстоят с моргом.

Между сигаретами дверь приоткрылась, и он нырнул внутрь, полный желания спасти ее одежду, с тем чтобы она в привычном для себя виде могла вернуться к обычной жизни. Но пока она еще не нашла ее – и более того, не представляла, где она сможет найти отдельную, не занятую комнату, где она могла бы, переодевшись, полностью привести себя в порядок, – она решила попробовать – под видом медсестры разрешить загадку необъяснимого исчезновения Элиэзера, надеясь оставить ему персональный подарок перед тем, как покинуть страну.

Время от времени она озиралась, словно ожидая преследования. Мог ли это оказаться Элиэзер, отставленный от съемок и ожидающий подходящего момента, чтобы оказаться с нею рядом? Понять это было невозможно, потому что во время ночных съемок вся съемочная площадка превращалась в сумасшедший дом, в бедлам, заполненный толпами людей в пижамах и больничных халатах. Голова у нее разлеталась на части и она, без особого успеха, смотрела то влево, то вправо, тщетно пытаясь найти возможность вернуться в Иерусалим.

– В этот час? О, нет, мадам… Это слишком поздно, – заявило ей некое ответственное лицо. – Тем более что покинуть территорию порта – целое предприятие, поскольку для начала вы должны отметиться в портовой полиции, которая, скорее всего, уже закрылась. Но скажите, мадам, зачем вам возвращаться вообще? Ведь самое лучшее ожидает нас всех впереди.

– Впереди или позади, – резко оборвала она, – моя работа здесь окончена.

– Но даже если это и так, Нóга, – к ее изумлению этот совершенно незнакомый ей человек тоже знал ее имя, – подождите до утра, и вам подадут такой завтрак, что вы долго будете жалеть, если не попробуете его.

А в самом деле? Зачем пропускать его? Он повел ее в средних размеров зал под огромными, неправдоподобно мощными потолочными балками перекрытия, придававшими помещению склада фантастическую высоту. Вся массовка уже сидела вперемежку с актерами и членами съемочной группы – кто в цивильном виде, а кто и в больничных халатах или даже в пижамах – одни забинтованные или обклеенные пластырем, другие еще и в гипсе.

Все были радостны и веселы, поскольку ужин был приготовлен мастерами своего дела, и Нóга среди кастрюль обнаружила вожделенный суп с мясом. Добродушное настроение окружающих ее людей обязано было еще тому, что это была не случайная компания, объединенная съемками в массовке, а давние знакомые и, быть может, просто друзья. Если это так и было, утешала она себя, и когда-нибудь настанет время, когда из-за ревматизма или избытка кальция в костях пальцы ее не смогут исторгать, потеряв послушность, должных звуков из струн арфы, здесь, у себя на родине она всегда – вот как сейчас – найдет, где работать.

От еды ее одолела сонливость, а еще она почувствовала, что врач, который поднял ее и на руках донес до кровати, также задел одну из забытых струн в ее душе. Лучше поспать где-нибудь здесь и встать пораньше утром. Покинув столовую, она побрела, поглядывая по сторонам в надежде отыскать подходящее ложе в одной из маленьких пустующих комнаток, – и возле стены одну такую она и нашла. В ней стояли две застеленные кровати. Раздевшись, она уложила под подушку пакет с одеждой, чтобы не пришлось ничего искать в ту минуту, когда она соберется уйти, закрыла дверь – с той надежностью, которой можно было в этих условиях достигнуть, особенно если учесть, что дверь эта была просто выкрашенным в белый цвет куском фанеры, – выключила светильник, свисавший над ее кроватью, а затем, подумав, проделала то же с соседней кроватью.

– Ну, сказке конец, – сказала она себе по-голландски. – Марш в постель, малышка.

Этими словами укладывал ее в постель голландский флейтист в Арнеме, когда она, бывало, не могла вздремнуть, не в силах избавиться усилием воли от мыслей о работе и о выступлении, к которому она готовилась во время бесконечных репетиций – для того лишь, чтобы во время вечернего этого выступления ни одна нота не была взята ею неточно. И с мыслью о голландском оркестре она провалилась в бездонный сон. Несмотря на оживленные, громкие звуки, ни на минуту не затихавшие за фанерной дверью, которые она слышала даже в глубоком своем забытьи, и на то, что комната, которую она для себя выбрала так удачно, была в принципе просто открыта – или по меньшей мере доступна для всех желающих, время от времени появлявшихся в ней, чтобы ненадолго прилечь, встав затем и уступив это место другому, – сон, охвативший ее целиком, был такой глубины и силы, что никакая реальность не могла его прервать, и лишь тот, кто на руках нес ее, словно инвалида, уложив в постель и накрыв простыней, в состоянии был защитить ее, пока она спала, от незнакомца, явившегося ночью и устроившегося на соседней кровати.

Когда первые лучи утреннего солнца просочились сквозь потолочные балки в царство тишины, она обнаружила на соседней больничной кровати мужчину. Он лежал на спине, раскинув руки, подобно крыльям, словно сон сразил его на бегу. И поскольку она хорошо помнила, кто же подобным образом много лет спал с нею рядом, она сбросила свою простыню и босиком отправилась к тому, кто следовал за нею с тех пор, как она появилась здесь, – к своему мужу, Ури, непостижимым образом превратившемуся в участника массовки.

Сердце ее колотилось с дикой силой в то время, как она вглядывалась в мужчину, волосы которого заметно поседели с тех пор, как она бросила его. Сейчас, когда он пробирался к ней, на нем была поношенная армейская одежда и окровавленная повязка. И в первый же момент, когда сознание потихоньку стало возвращаться к нему, новичок массовки ощутил на себе возбужденный, горящий взгляд бывшей своей жены – взгляд, от которого давняя и никуда не девавшаяся его любовь к ней вспыхнула с еще большей силой.