Йоханнес Зиммель - Мечтай о невозможном

«В этом что-то есть, — подумал Фабер. — Мира, конечно, права. Есть много таких, которые думают по-другому. Мне не повезло, и мне попадались только убийцы».

— И если ты оставишь в беде этих молодых людей, завтрашних взрослых, и будешь просто ненавидеть всех в этой стране, то накажешь невиновных, которые на самом деле хотят сделать как лучше, и тем самым возьмешь на себя тяжкий грех. Ты должен быть вместе с ними. Я повторяю, ты вовсе не обязан любить эту страну! Но во имя будущего страны — ее молодежи — ты должен примириться с ней! Чтобы все то, что когда-то случилось с нашими близкими, со всеми теми шестьюдесятью миллионами человек, произошло не напрасно, чтобы все они умерли не зря, ты должен помочь этим молодым! Желать им добра… потому что это желание даже важнее любви…

Зазвонил телефон.

Оба вздрогнули.

— Сними ты! — прошептала Мира.

Рукой, влажной от пота, он снял трубку и назвался.

— Доброе утро, господин Фабер, — сказал Белл. — Наилучшие пожелания от доктора Меервальда. Трансплантация прошла без осложнений. Горан находится в отделении интенсивной терапии. Если и дальше все будет идти так же хорошо, то вы сможете коротко увидеть его уже завтра.

— Спасибо! — сказал Фабер. — Спасибо! — Он еще раз сказал «спасибо» уже после того, как Белл повесил трубку. Прижав ухо к трубке, Мира слышала то же, что и он. И вот теперь, когда он почувствовал, что ее слезы текут по его лицу, он услышал, как она сказала:

— Шалом!

Однако только через три дня им разрешили проведать Горана в отделении интенсивной терапии. Он был без сознания и дышал через аппарат искусственного дыхания, и Мира сначала страшно перепугалась, но доктор Белл, который их сопровождал, заверил их, что все идет как надо, и она снова успокоилась.

В этот день врачи удалили дыхательную трубку, Горан узнал Миру и Фабера и показал им это движением век. Это произошло 3 октября 1994. На следующий день Горана перевели в обычную палату. К нему была подсоединены капельница и еще много всяких трубок. Фабер и Мира для начала провели с ним полчаса.

Мальчик был очень слаб и спросил:

— Кто я теперь?

— Что ты имеешь в виду, спрашивая, кто ты теперь? — спросил Фабер.

— Я — все еще я? — испуганно посмотрел на него Горан.

— Ну конечно, ты — еще ты! Кто же еще?

— Возможно, тот, от кого я получил печень. Я же не знаю, кто это был… девочка… или, может быть, пожилой человек… Теперь во мне есть часть этого человека… Может быть, я стану им…

— Ты останешься собой, — сказала Мира.

— Точно? — спросил Горан. — Точно?

— Совершенно точно, — сказал Фабер.

— А что случилось с моей печенью? Они просто выбросили ее?

Над такими вещами Горан раздумывал довольно продолжительное время. Позднее он стал называть чужую печень «своим партнером», с которым он должен «сотрудничать», и он обещал «всегда заботиться о нем самым лучшим образом». Прошло немало времени, пока Горан свыкся с чужим органом.

Физически ему день ото дня становилось лучше. Питался он через канюлю, через которую врачи регулярно брали пробы его крови и вводили необходимые лекарства, среди прочего и новый японский препарат FK 506 вместо циклоспорина-А.

Через неделю Петре разрешили регулярно навещать Горана. Она приходила сразу после окончания занятий в школе.

До 25 октября Горан оставался в ЦКБ. Мира и Фабер могли приходить к нему когда хотели. Жизни Горана давно ничто не угрожало. Людмилла тоже навещала его, как и многие врачи и сестры из Детского госпиталя Св. Марии.

Мира теперь всегда отправлялась в ЦКБ после обеда. Фабер в это время спал около двух часов, затем садился писать. Он снова мог работать регулярно и поэтому хорошо продвинулся вперед. Вот только его кратковременная память стала значительно хуже, и все чаще, в том числе и по ночам, когда он не мог заснуть, он брал диктофон, чтобы надиктовать своим мысли и идеи пленку — точно так же он поступил и с рассказом Миры, и с ее просьбой к нему. Он чувствовал, что писать правду — это его долг, он не должен исходить только из своих личных переживаний; он будет писать ту правду, в которую верит Мира и которая одна — возможно — в состоянии предотвратить надвигающийся хаос, и — возможно — сделать будущее всех людей более надежным.

18 октября из Мюнхена позвонил Вальтер Маркс. Он уже знал, что трансплантация прошла очень удачно и что Фабер теперь ежедневно работает.

— Привет, Роберт! Happy days are here again! [145] Снова наступили счастливые дни! (англ.) Позвонил Гэри Мур. Сценарист, который написал римейк твоей книги «История Нины Б.», сдал рукопись, которая всем понравилась. Еще в Люцерне я поставил тебя в известность, что он приедет к тебе, как только закончит. Действие твоего романа развивается в Европе, преимущественно в Германии. Автор был здесь пару раз. Его зовут Дэвид Лестер, он немец по происхождению. Лестер хочет просмотреть вместе с тобой рукопись на предмет ошибок, которые он мог допустить. Возможно, у тебя возникнут еще и новые идеи. Гэри считает, что это займет две, от силы три недели. На это время тебе придется прервать работу над своим романом. Это не так уж и страшно! Если рукопись и вправду хорошая, то через месяц начнутся съемки. И тогда тебе заплатят вторую часть покупной стоимости, старик! Много бабок! Ты стал примерным мальчиком и больше не швыряешь огромные суммы направо и налево, папочка должен похвалить тебя за это.

— Я очень счастлив, Вальтер!

— Я тоже, Роберт, я тоже. Так бывает только в сказках!

— Да, все это кажется мне совершенно невероятным…

— Наиболее невероятным мне кажется этот донор. Мы даже не знаем, как его звали. Он хотел умереть. И вот он покончил с жизнью. Тогда в Биаррице ты тоже едва не наложил на себя руки, и Горан в Сараево решил больше не принимать лекарства. Вы оба были на волосок от смерти. Благодаря тому покойнику, самоубийце, вам была подарена новая жизнь: Горану в прямом смысле этого слова, тебе же символически, потому что с той самой ночи, когда была сделана трансплантация, и после разговора с Мирой твоя жизнь больше не переполнена ненавистью. В этом своем новом качестве ты напишешь свою книгу, снова увидишь Вену, Австрию и весь мир с его жителями — ты сам сказал мне об этом.

— Так и есть, Вальтер. Так и есть…

— Важная часть твоей жизни не состоялась бы, если бы ты покончил с собой в Биаррице. Неизвестный человек в Амстердаме покончил с собой. И вот посмотри, что из этого вышло. Случайностей не существует, Фабер, мы оба верим в это.

— Да, — сказал Фабер, — случайностей не существует.

— Все хорошо, Роберт, — сказал Маркс. — Все замечательно… — И после небольшой паузы, во время которой Фабер услышал помехи в трубке, он продолжил: — У Гэри Мура есть к тебе просьба… Этот Дэвид Лестер никогда не был в Вене. Гэри просит тебя помочь ему. Я сказал ему, что ты уже целую вечность останавливаешься в «Империале» и можешь поговорить со своими тамошними друзьями, чтобы они оставили для Лестера хороший, тихий номер и были к нему особенно внимательны.