Олег Хлебников - Заметки на биополях [Книга о замечательных людях и выпавшем пространстве] [сборник litres]

Что прежде всего отличает рассадинские колонки, с которыми так повезло «Новой газете»? Как Мандельштам советовал читать Пастернака тем, кто хочет прочистить горло, можно посоветовать читать Рассадина тем, кто хочет проморгаться, резко улучшить зрение – внутреннее, конечно.

И еще. Своими книгами Рассадин создал трагический образ одной великой героини: Русской Литературы. И теперь они друг без друга непредставимы. Такая вот у них взаимная любовь (причем он-то однолюб).

«Нету их – и все разрешено», – писал горячо любимый Рассадиным Давид Самойлов, имея в виду поколение Ахматовой и Пастернака… Но все-таки не все было разрешено, пока еще существовало как раз самойловское фронтовое поколение писателей. Ушло и оно. За старших остались шестидесятники. И один из самых значительных из них, при ком как раз было не все разрешено – Станислав Рассадин. Человек, написавший более сорока книг, по которым можно и нужно изучать русскую литературу и историю.

Теперь надо писать книгу о самом Станиславе Борисовиче. Он человек, сам себя сделавший. Абсолютный интеллигент, вышедший из простой, бедной семьи. Самородок. Это про литературоведа как-то трудно представить. Совершенно не конъюнктурный. А это уже с критиком как-то не вяжется. И – Друг. Именно так, с большой буквы.

Благодаря тому, что Станислав Борисович умел дружить на полную катушку, он не был одиноким. А одиночество после смерти самого близкого ему человека – жены Али – казалось для него неизбежным. Детей у них не было. Аля осталась для Станислава Борисовича единственной. Все последние годы его спасала только дружба.

Станислав Борисович не вникал в проблемы друзей, а сопереживал их переживаниям. Я это очень хорошо знаю по себе. Не буду выдавать интимного. Скажу одно: он беспокоился за меня так подробно, как за сына, и всегда обнимал при встрече и расставании. Чуть ли не каждый день звонил на мой мобильник, интересуясь моим местоположением и настроением души и ума. А я иногда звонил ему и с прямой корыстью: как в справочное бюро Русской Литературы, ну и новый стишок прочитать.

Собеседником Станислав Борисович был блестящим, умел думать и додумывать при тебе. Вот, например, одна из его мыслей, при мне родившихся. Сравнивая наши последние времена с предыдущими, Рассадин сказал примерно так: «Все-таки цинизм хуже лицемерия, потому что лицемерие, нарушая норму, все-таки исходит из ее наличия, а цинизм норму вообще не знает и не хочет знать». Мне эта мысль с каждым годом кажется все более глубокой.

Людей, умеющих думать, вообще немного, а думать вслух – и вовсе единицы, и те в основном уже далече… Прощай, Станислав Борисыч!

…Станислав Борисович позвонил мне и в тот день, когда умер мой отец. Он был потрясен этим известием, хотя лично моего отца не знал – только по моим рассказам. Были они почти ровесники. А через две недели не стало самого Станислава Борисовича. От этого двойного удара я долго оправляюсь. И вроде бы глупое по отношению к уже старенькому мальчику слово «сиротство» кажется мне вполне уместным, даже не стыдным…