Wind-n-Rain - Костолом

— Если будете и дальше таращиться ему вслед, то не только бумажек своих с асфальта не соберёте, но и костей.

Кто-то почти насильно хватает её под локоть и тянет за собой. В секунду, когда они переступают черту, условно отграничивающую проезжую часть от тротуара, мигающий зелёный человечек сменяется красным, немигающим, а в руки зеваке опускаются файлы — чуть запылённые, а один даже помятый, зато их полный комплект! Собрав сперва глаза в кучу, а после и мысли, она поднимает взгляд на случайного спасителя и от смеси чувств, её охвативших, начинает пятиться назад…

— Что же Вас под колёса так и тянет, — улыбается Костолом, вновь хватает её под локоть и дёргает на себя, утаскивая в сторону от шумной дороги.

— Что Вы здесь делаете? — мямлит она, вырывая руку из чужой хватки. Её жест груб, притом — более чем объясним.

— Извините? — он никак не реагирует на её неприветливость, лишь приподнимает брови, отчего его огромные тёмные глаза становятся ещё огромнее. Такую бы внешность старику — колдуну, который тысячу жизней отмотал и так запарился, что уже и стараться не хочет выглядеть помоложе. Точно: он выглядит, как молодой старик — ни одной морщинки, спина прямая, идеальная, кожа белая, без изъяна, но глаза… Откуда у молодого такие глаза?

— Что вы делаете здесь, на автовокзале? — повторяет свой вопрос Ксю чуть более развёрнуто.

— Наверное, то же, что и Вы?

— Вы… преследуете меня? — сквозь страх выдавливает Ксения, не подумав.

— Хм… Преследую? Простите, а мы вообще знакомы? — сквозь смешок выдавливает Ян, а перед глазами проносится всё: и ночь в виноградниках, и холодные чужие сны, и даже чёртова картошка.

— Н-нет. Нет, наверное. — Опомнившись, Ксюха вспыхивает ярче того самого человечка, что уже успел поменяться с зелёным и вернуться вновь, пока они так стояли — в паре шагов от свеженарисованной «зебры». — Простите, кажется, я Вас с кем-то перепутала.

— Вряд ли. Пойдёмте, провожу немного. Впереди ещё один перекрёсток, а Вашей реакции доверия нет.

Она покорно плетётся за ним, а он идёт на полшага впереди, явно зная направление, ступая дорогой, ведущей точно к отелю.

— Отвечая на Ваш вопрос — я знакомого провожал. Он только что уехал.

— Знакомого? — Ксюха переспрашивает, готовая уже укусить себя за язык. Как попугай, нет — как дура, честное слово.

— А что? Думаете, у таких подозрительных личностей, как я, знакомых не бывает? Зря так думаете.

И Ксюха вспыхивает с новой силой. Значит, он знает, что она знает, кто он такой, или… Или его просто все в округе знают, так что ничего особенного.

— Н-нет… Я не это имела в виду.

— Вы не похожи на местную — нет в Вас хватки. Но и на приезжую — тоже. Так кто же Вы, и какими судьбами? — не унимается попутчик.

Очередная случайная встреча? Только вот эта череда совпадений уже начинает смахивать на закономерность. В том, что Ольга в беседах с ним её личность никак не затрагивала, Ксения не сомневается: ну зачем бы ей обсуждать со своим… кто он ей, какую-то незнакомую девчонку?

— Я здесь работаю. Весь сезон. В гостинице.

— Странный выбор. Выглядите обычной студенткой, при этом весьма скромной, уж простите — такие редко выбирают подработки в глуши, да ещё и в сфере услуг. Если только Вы здесь от кого-то не скрываетесь. Или от чего-то?

Ксюха уже не вспыхивает, потому что краска, кажется, в её кожу просто въелась. Почему он так говорит? И тут же вспоминаются все слухи об отшельнике в чёрном, когда-либо до неё доходившие. Жара ведь, а он в рубашке с длинными рукавами, при этом его пальцы холодные — это она успела прочувствовать, когда он вытаскивал её с проезжей части.

— С чего Вы взяли? — Таким ответом невозможно ничего опровергнуть — только подтвердить.

— А что — я не прав?

Врать Ксения никогда не умела, как и давать отпор прямолинейным собеседникам и наглецам, один из которых, несомненно, сейчас увязался с ней и чешет её дорогой, опережая на полшага. Хорошо хоть он на неё не смотрит и не видит пылающих щёк! Не успевает она об этом подумать, как провожатый резко останавливается, и Ксения по инерции чуть не врезается в его спину. Проклятые файлы на этот раз лишь чудом снова не разлетаются по земле. Он разворачивается, а она судорожно начинает озираться, ища спасения: какого-нибудь знакомого, которого можно было бы окликнуть и убежать от неудобной компании под благовидным предлогом. Но вокруг уже дома — улица, ведущая к гостинице. На улице никого, как назло. Даже во дворах — никого. Жара ещё не спала, а рутинные дела уже переделаны — народ прячется в прохладе. Отцветающий шиповник да вишнёвые деревца с завязавшимися плодами вдоль заборов. Солнце палит в макушку, и даже сквозь стёкла тёмных очков оно слепит. На Костоломе очков нет, но он не щурится. Распахнутые миндалевидные глазищи против прямых солнечных лучей — это противоестественно. А если учесть, что сейчас они прожигают её насквозь хлеще самого солнца, и бежать некуда…

— Я не прав? — повторяет он с долей вызова.

— Что Вам нужно? — Ксения снова пятится, но спотыкнувшись об острый камушек, тут же стынет на месте — не хватало ещё растянуться посреди дороги, чтобы окончательно потерять лицо (красное, пылающее лицо, кое-как полуспрятанное за тёмными стёклами). — Что Вам нужно? — шепчет она, облизывая губы. Язык сухой и шершавый, и к таким же пересушенным губам просто липнет.

— Что нужно мне, я сам ещё не понял. Недостаточно исходных данных. Зато тебе явно нужна помощь.

— Н-нет, не нужна…

— Неужели? А я вот думаю, что девушкам, скрывающимся ночами в виноградниках от погони знатных головорезов, помощь нужна. Ведь головорезов… больше нет, а погоня не прекратилась?

Ксюхе так страшно, и тысячи мыслей роятся в голове: что бы он ни задумал, но говорить о той ночи так открыто, так уверенно… И при этом — только сейчас? Это меньше всего напоминает нормальное положение дел.

— Подумай. Терять тебе нечего, а игнорировать знаки судьбы — не самый лучший вариант. Мне можешь в этом деле верить. Если решишься — приходи. Ты знаешь, где я живу. И ничего не бойся — даже собак. А сейчас — мне пора.

Чуть задирая краешек рукава на левой руке, он бросает рассеянный взгляд на запястье, на котором, к слову, часов нет, зато есть едва заметный след от ремешка. Автоматический, рефлексивный жест. И шагает прочь — в сторону, противоположную от гостиницы.

Домой сейчас он не пойдёт. Ему нужно собраться с мыслями, переварить события уходящего дня. Утром у него был посетитель — из числа тех счастливчиков, что будут жить. Сделав всё, на что был способен, целитель оставил посетителя в доме, попросив дождаться — тот был ещё слаб, а провожатых с ним не оказалось. Необычная ситуация. Костолом ушёл через поле — к лесу, где сражённая июньской грозой лежала осина с подпаленным во всю длину стволом. Мёртвое дерево он изрубил, а щепки, что вышли вместо поленьев, сжёг. Лишь убедившись, что огонь забрал всё ему причитающееся и большего не потребует, вернулся в дом. Вымылся, переоделся, разбудил отсыпавшегося после ритуала гостя и вызвался проводить того до автобуса. Благо, гость был не из далёких. Он мог бы его подвезти, но машиной, припаркованной под жестяным навесом с задней стороны дома, он пользуется редко — просто не хочет, чтоб она примелькалась в посёлке, ни к чему это, а автовокзал — место людное… Посадив гостя на автобус, поспешил уже домой, как вдруг, переходя улицу, чуть было не врезался в оцепеневшую статую девчонки из виноградников. Та была так потеряна, что даже разглядывать её времени не нашлось — до смены цвета на светофоре оставались считанные секунды… И сейчас, усевшись под деревом в лесочке неподалёку от дома, он водит носом по ветру. Девчонка, наверное, уже давно в гостинице, а её дух как будто никуда и не девался — он рядом с ним, ни на йоту не ослабел. Неожиданно получилось, конечно. Oно и к лучшему. Но он ещё никому не помогал просто так — всегда получал что-то взамен. Таков порядок вещей, и даже пациенты знают о нём по наитию, без лишнего увещевания. Самый простой способ отблагодарить — деньги, подарки. Но это явно не девчонкин случай. Если она так настойчиво, сама того не осознавая, плывёт к нему в руки вместе со всеми своими змейками, значит найдётся у неё что-то и для него. И уж точно не пятитысячная купюра или мёд. От дальнейшего хода мыслей Яну становится не по себе, он тут же его пресекает, и, с удивлением обнаружив, что лучи уже клонятся к земле, а день доживает своё, вскакивает и торопится домой.