Надежда Михайловна - Дорога в никуда (СИ)

— Господи!! Господи, помилуй! — Она подняла залитое слезами, страшное лицо к небу. — Господи, миленький, помилуй моего сына, спаси его, Боженька! — разом вылетели из её головы все намазы, она сползла на колени и уткнулась головой в грязный пол.

Нарыдавшись, еле встала, пошла искать свою одежду, порванный лифчик, грязная тряпка вместо трусов — видимо, подтирались эти — её опять затошнило.

— Вот и получила ты, Марина Николаевна, сексу улетного и много любви! — горестно подумалось ей. И опять похолодела — четко так вспомнила слова теть Лиды, она в отличие от теть Наташи, говорила прямым текстом всегда:

— Увезет тебя, дуру к себе и будут пользовать всем кишлаком, а ты вякнуть не сможешь, там женщина — никто!!

И её, Маринкины вопли:

— Не Ваше дело! Вы сами одинокая, просто завидуете мне! У Вас-то никого нет, кто на Вас, такую, польстится?? — и такой спокойный ответ теть Лиды:

— Ты ещё дурее, чем я думала. Счастье, что мать твоя не дожила до этого!

Маринка тогда чего-то ещё орала в пиликающую короткими гудками трубку.

— Тетечка Лидочка, как же ты была права.

В перерытом и почему-то почти пустом чемодане — исчезли почти все её кофточки, лифчики-трусики, нашла трусы, натянула старенькую, но такую любимую безразмерную футболку — дома в ней щеголяла, и пошла было на выход, трясло её знатно, но Петьку надо было искать.

В чужой стране, не зная языка — а все старались говорить на своем, изредка говоря сальные комплиметы на ломаном русском — вспомнила и такую подробность, сынок не должен уйти далеко.

Опять похолодев до мурашек, подумала — если не увезли куда и не надругались…

Она заскулила от страха, а к дому подъехали старенькие «Жигули», и выскочил сияющий довольный Димка. — Какой он на хрен Димка? — самой себе ответила Маринка. — Чурбанская рожа, как папа обзывался! Папа? Ох!

— Ты встала? — удивился Дильшот. — Я думал, спиш?

— Где мой сын?

— Син? — пожал плечами этот… — Ни знаю, можит, пагулят пашёл. Пайдем, миляя, сабиратса будим.

Маринка, еле передвигая ноги, пошла в дом, болело все — видимо, пошел откат — кому, как не ей, медсестре со стажем, не знать о таком.

Дильшот, не рассчитав силы, подтолкнул её.

— Сабирайс бистро!

Маринка налетела на стол с остатками вчерашней жратвы, и тут её накрыло — она развернулась к нему.

— Почему у меня нет вещей в чемодане? Зачем ты, так сильно любящий меня, отдал этим? — её передернуло. — И где мой сын??

Дильшот заюлил, она успела изучить его натуру:

— Панимаиш, давай, Марин, закурим! — он шустро раскурил две сигареты с травкой, Маринка, едва учуяв запах, рванулась к ведру. Её опять зверски тошнило, одной водой, но вместе с тем пришла дикая злость.

Она прошла к столу, опираясь на край, опять повторила свои вопросы. Он как-то нервно поглядывая на новые часы, торопливо забегал по комнате, собирая и кидая в открытый чемодан все её и сына разбросанные по комнате вещи.

— Сабирайс, я велел!!

— Кто ты такой, чтобы велел?

— Я — тывой мужь!! — в гневе заорал Дильшот.

— Муж? Сука ты позорная, а не муж, ты ж, тварь, продал меня этим, насильникам.

— А ты сама хотел много секс!! — когда Дильшот нервничал, он всегда плохо говорил по русски. — Эт там ты бил жина, надо же мне иметь хороший… замичателно — и жилье ест, и хазайка горячий. А здэс у мине есть жина не праститут, верный и послюшний! — заорал Дильшот, этот чужой и хитровыделанный мужик. — Мине не жалк твоя… сама хотел сильный мужик. Эт там, в твой Расия я бил послюшный, а здес ты никто, праститут! Пилевал я на штамп, паспарт утиряю, и нет никакой жина! Жина, ха-ха, такой жина у мене три раз бил!

— Мужик, но не мужики, грязные вонючие! — заорала Маринка и запустила в него кастрюлю с остатками плова.

Попала удачно, прямо в рожу… Успела порадоваться, что на морде будет знатный синячище. И тут начался ад, озверевший Дильшот в одно мгновение подскочил к ней и ударил её в грудь. Охнув, она отлетела в угол, и уже не смогла подняться, а муж — любовь всей жизни, бил её куда попало, обзывая русской проститукой. Маринка сжалась в комочек, закрывая голову руками, озверевший таджик начал пинать её ногами, крича что-то на своем языке.

— Господи, пусть я сдохну! — пришла мысль, и Маринка потеряла сознание.

Дильшот же, пиная её, не услышал, как подъехали Зверь со товарищи, и когда его ухватили за шиворот и с разворота впечатали в разбитую кастрюлей рожу приличный кулак, отлетел к противоположной стене.

— Так?? — голосом, которым можно было заморозить воду, протянул Зверь, брезгливо вытирая кулак о какую-то Маринкину тряпку.

— Я, эт, хател проучит, чтоби послушный стал! — забормотал Дильшот, вытирая разбитую морду и кривясь от боли.

— Что там? — спросил Зверь наклонившегося над Маринкой бородача.

— Хреново, избита до полусмерти, скорее всего, есть переломы, на руке, вон, точно, да и тело все синее.

— Выживет? — отрывисто спросил Зверь.

— При здешней медицине? Вряд ли? Скорее всего, окочурится, тут много факторов, травка непрерывная, секс-марафоны и жестокое избиение, думаю, не потянет, а если и оклемается… Горячей женщины уже не будет.

— Вколи ей что-нибудь из аптечки.

Бородач кивнул:

— Обезболивающее и антибиотик, сделаю. Жаль, этот козлина говорил, медсестра со стажем, нам бы она и в постели, и в больничке пригодилась.

Мужик шустро выскочил, полез в машину, вернулся с каким-то баулом и наклонился над безжизненным телом Маринки.

Зверь не мигая смотрел на Дильшота, и тот, поняв, что пришел ему трындец, испуганно забился в угол.

— Саид! — не отрывая от него глаз, позвал Зверь.

— Да, Зверь?

— Ты у нас любитель мальчиков — забирай! Но предварительно вытряси с него деньги за испорченный товар.

— Но есть же ещё щенок, малчик маленкий, пачему не береш за мой долг!! — заблеял Дильшот.

— Ах ты тварь, этот щенок полудохлый, его на один раз не хватит! Ты, урод! Саид, не жадничай, дай другим попользоваться!

Саид кивнул и потащил орущего, пытающегося дотянуться до берцев на ногах Зверя, чтобы выпросить милости. Тот брезгливо скривился, пнул в бок вопящего, как поросенок, Дильшота, и, сплюнув, сказал одно только слово:

— Мерзость!!

— Ты скоро? — спросил колдующего на Маринкой мужика.

— Зверь, надо бы, чтобы кто за ней присмотрел. Если выживет — медсестра нам сгодится всегда.

— Хмм, — Зверь на минутку задумался, потом шумнул:

— Лутфулло? Садись в машину этого, отвезешь её, — кивнул на Маринку к бабке Мухе (Мухобат с его легкой руки превратилась в Муху). Скажешь, я велел, присмотреть, если выживет, пригодится нам. На вот! — он вытащил из кармана какие-то купюры. — Отдашь ей.

— Саид, ты с нами или поедешь до бабки??

— С твоего разрешения, Зверь, я бы доехал до неё, кой-какие инструкции бы дал, — ответил бородач явно славянской внешности.