Анна Бру - Панк-хроники советских времен

— Я знаю, но ты это другое дело.

Я спросила — почему он думает, что я это другое дело?

— У тебя отец поэт. Поэты все тоже под колпаком.

В момент звонка я была уверена, что на лестичной клетеке находились сотрудники КГБ. Я слышала шарканье ботинок на лестнице, и моё сердце колотилось всё быстрее и быстрее. Я сгребла рукописи и прокралась тихо на кухню, чтобы спрятать крамолу в ящике с ложками и вилками, предварительно завернув её в жёсткую коричневую бумагу для упаковки, которую моя мама собирала «на всякий скучай». Я должна была спасти отца он тюрьмы. Тридцать лет назад они убили его отца, моего деда, теперь настала очередь отца. Я приготовилась к обыску.

Звонок раздался снова. Он был гораздо длиннее, чем первый. Потом я услышала голос, эта была соседка с третьего этажа тётя Соня.

— Сонька — Золотая ручка, — называла её мама.

Она любила выпить и часто после смерти мужа искала компании моего отца. Она привыкла выпивать с мужем вечерами, но теперь осталась одна. Теперь она была вдовой Алексея Осиповича, бывшего архитектора и пенсионера, с которым мой отец иногда вступал в дебаты на темы полного произвола и неспособности государтсва сохранить памятники старины, в силу чего появился знаменитый Калининский проспект. Алексей Осипович, в конце концов, умер от инсульта, а Калинский проспект продолжал существовать, как ни в чём не бывало. Тётя Соня горевала, как могла, всё больше и больше погружаясь в бутылку. Сегодня она явно была, что называется, выпимши, и видимо хотела с кем-нибудь разделить своё одиночество. Её разговоры всегда заканчивались слезами, так как вернуть Алексея Осиповича из могилы было невозможно. Я услышала, как она позвала меня не очень громко по имени. Я не ответила. Она потопталась на лестничной площадке и зашаркала прочь. Я слышала её удаляющиеся шаги. Я тихо закрыла дверь на кухню, развернула бумагу и продолжила читать дальше. Теперь у меня была возможность быстро спрятать рукопись, если что. Строки, написанные рукой отца, бежали у меня перед глазами к размытым далёким горизонтам и неведомым местам назанчения, переполненными заключёнными. Я продолжала читать.

«Все, что было нужно, это жестокие надзиратели и полная безнаказанность их действий. Надзиратели жаждали быстрого продвижения по службе любой ценой. Ежедневно они получали возможность себя показать. Жестокость поощрялась».

Мороз бежал у меня по коже. Разговоры о моём арестованном и растреляном деде обрели конкретность. Баба Шура, мать отца, моя бабушка, сопровождала деда, когда его вызвали в местное отделение НКВД после выставки художника Гуркина в Новосибирске. Дед был уверен, что всё будет в порядке, так как не чувствовал за собой никакой вины. Она прождала его на лавочке весь день. Наконец, она вошла в здание и обратилась в окошечко, где сидел человек в форме. Она не успела открыть рот, как офицер посмотрел на неё вопросительно:

— В чём дело?

Она назвала дедову фамилию и имя. Он посмотрел в реестер:

— Никто под таким именем не зарегистрирован. Ищите мужа в другом месте. Может он сбежал от вас или его похитили?

Он громко рассмеялся.

— Богатый был? Плохо следили за своим, гражданочка!

Очумевшая, бабушка вышла на улицу, где она разрыдалась, не зная, что делать дальше. Люди сновали по тротуару взад вперёд, не обращая на неё внимания. Ей хотелось броситься одному из них и закричать: «Помогите! Помогите! Мой муж пропал!» Неожиданно пожилой мужчина подошёл к ней и спросил, нужна ли ей помощь. Сама не зная почему, она огляделась и сказала: «Нет, пожалуйста, проходите!» Он посмотрел на вывеску на здании, потом на неё. Он крепко сжал её руку и пошёл прочь.

История дематрилизации моего деда, наконец, превратилась в реальное событие, как никогда до этого. В голове у меня звучало письмо из Верховного Суда СССР, которое отец часто читал вслух: «Реабилитирован посмертно, за отсутствием состава преступления». Письмо пришло в 1956 году и было продуктом разоблачения культа личности Сталина.

ФАКТ: Мои родители попытались найти информацию о деде после развала СССР. Они хотели знать, в каком преступлении он был обвинён, кто подписал смертный приговор и где он был растрелян? Наверняка, кто-то знал, где была братская могила заключённых? Но, к сожалению, найти эту информацию оказалось было невозможно.

В будущем, в семидесятые годы, один из моих друзей был осужден за «западные идеи», за преклонение перед западной музыкой и длинные волосы. Он был сыном советского пограничника. Когда его в 1982 г выпустили из тюрьмы на некототое время, чтобы потом опять посадить, я прописала его в своей московской квартире. Он не был москвичом и в противном случае никогда не смог бы жить в Москве. Москва давала ему возможность официально подать заявление на выезд из СССР, поскольку все нужные для этого инстанции находились в столице.

Первое приглашение покинуть СССР мы получили от Дэвида Саттера — корреспондента лондонской газеты Financial Times, который жил в СССР в течение шести лет. Он брал интервью у «необычных граждан», большинство из которых сидело или находилось в психушке. Он писал книгу о советских диссидентах и их судьбах, положение которых могло бы заметно ухудшиться после того, как они соглашались встретиться с Дэвидом. Он написал книгу под названием «Век безумия, распад и падение Советского Союза», которая была опубликована в 2001 году издательством Йельского университета. Эта книга о советских тоталитарных методах, массовом промывании мозгов миллионам людей, создании рабов, содержании их в экстремальных социальных условиях, в изоляции, в лагерях, создании новых психиатрических больниц тюремного типа, о диагнозах, уготовленных тем, кто были не согласен с режимом. Если вы не согласны с политическим режимом, должно быть, что-то серьезно не в порядке с вашей психикой. Это же было темой журнала друга моего детства Степана под названием «Пагуба». Так, в 1973 году мой семнадцатилетний друг уже поднимал вопросы о советских концентрационных лагерях, политических заключенных и машине истребления несогласных. Я не могла дождаться увидеть его журнал. Я знала, что это может закончиться для нас довольно мрачно.

У моего друга детства были тысячи веснушек, рассыпанных по всему лицу и рукам. Он выглядел так, словно интенсивно загорал через гигантское сито. Я попыталась подсчитать, сколько веснушек было у него на носу. Мне всегда нравились цифры. Наикратчайшее описание философии возникновения мира и странных физических законов, которые позволили человечеству приземлиться на Луну. Например, постоянная Планка: h= 6.6260755 х 10–34 джоулей в секунду, это Герц. Количество энергии в единицу времени колеблющейся материи во Вселенной. О чем, черт возьми, мы тут говорим? Вы говорите мне, что это не сумасшедшее дерьмо?