Анна Бру - Панк-хроники советских времен

Классному руководителю дано было строгое указание — директива: предупредить всех, чтобы никто из класса не появлялся на похоронах под угрозой исключения из школы. Боялись подростковых волнений. Несмотря на предупреждение, мы явились на похороны без приглашения. Для меня, Володи Маркова и Марины Левиной было делом солидарности присутствовать на похоронах погибшего друга. Мы чувствовали необоримую, жгущую наши сердца потребность противостоять родительскому беспощадному тоталитарному абсурду.

Мы скинулись и купили биологический эксперимент — чёрные гладиолусы. Мать Колесова подвела нас к гробу. Один за другим мы положили черные гладиолусы Колесову в гроб. Распухшее лицо его матери казалось сизым при дневном свете, глаза провалились и поблекли от страха и безнадёжности. Отец Колесова был в доску пьян. Он сидел на табуретке на кухне, держась руками за голову и выл, мерно раскачиваясь, как в трансе. Он был в трусах, в рубашке с галстуком, чёрном пиджаке и в чёрных носках с дырой на левой пятке. Головы своей он даже не повернул. Мать Колесова обняла Маркова и Левину за плечи и подвела их к гробу.

— Спасибо, что пришли, — тихо сказала она.

Меня она поманила кивком головы просоединиться к ним. Мы молча стояли и думали, как жестока и бесполезна была Мишина смерть.

После похорон наш одноклассник Рудин пришел в школу в белой футболке под серым школьным пиджаком, на которой чёрным фломастером было написано «Руки прочь от наших душ!». Он также попытался отрастить волосы, которые его мать подстригала ночью, когда он спал. На следующий день его тоже исключили за «поклонение Западу». Его судьба, в отличие от Колосова, была иной. Рудин присоединился к группе музыкантов, которые репетировали в «Красном уголке“ ЖЭКа. Он написал песню, которую он пел по — английски “Get lost blood sucking monsters”. Он писал песни и на русском, несущие скрытый смысл, по не звучавшие категорически антисоветскими.

В то время несколько студентов из параллельных классов также были исключены за «поклонение Западу». Они наотрез отказались стричься. Их перестали пускать в школу.

Мой друг Лёша Ребров записал для меня кассету Rolling Stones “Let It Bleed “и Beatles “Sergeant Pepper”. Он пришёл ко мне, когда никого не было дома.

— Музыка, — сказал он, дав мне в руки бобины и озираясь. Я пригласила его послушать музыку вместе. Минут через пятнадцать мы сами не заметили, как включили музыку так громко, как только позволяла чертова машина. Наша соседка тут же позвонила и приказала «заткнуть шараманку», пригрозив милицией. Мы искренне думали, что наша жизнь зависит от Ленона, Джаггера, Боллана, Джаннис Джоплинг, Хендрикса. Мы чувствовали себя отчасти членами антикоммунистического сопротивления.

— Настало время уходить в подполье, — категорично заявил Ребров, когда музыка кончилась. — Нужно начать распространять свободную западную музыку. Нужны пластинки и кассеты.

Холодок пробежал у меня по спине от слова “рас-пространять“.

После моего посещения Шкоды, я уже не была прежней. Я побывала на другой стороне земного шара. Думаю, я поняла смысл слова Свобода, которое означало теперь для меня — читать, слушать все, что я хотела и пересекать пространство в любом направлении. «Диктаторы не хотят, чтобы мы были свободны. Им нужны деньги, власть и немые рабы, чтобы работали как волы и вопросов не задавали», — думала я.

В стране рабочих и крестьян у вождя коммунистической партии Брежнева была коллекция иностранных гоночных машин и бассейн олимпийского размера. Помните, что «Экономика должна быть экономной!»

Я поняла, чтобы выжить, поговорка «Никогда никому ничего не говори» должна стать образом жизни. Я была одна, когда я встретилась случайно со Степаном (о нем рассказ позже). Теперь нас стало больше. К нам присоединились Ребров, Марков и Левина. «Наша встреча была, устроенна Вселенной», — думала я. Пока наши сверстники смотрели КВН по телевизору, мы читали самиздат.

Я вспомнила, как я стояла на улице у автобусной остановки и что я думала на следующий день после посещения Шкодиной квартиры.

«Они» могут убить меня или посадить в тюрьму, но никто не может контролировать то, что происходит у меня в голове. Они не могут приказать мне, что думать!

С большинством из друзей моей юности мы впервые встретились в летнем пионерском лагере под сухим казенным названием «Литературный фонд СССР» в шестидесяти километрах от Москвы недалеко от аэропорта Внуково. Лагерь управлялся Литфондом Союза писателей. На лето литераторы могли избавиться от некоторых обязанностей, не беспокоиться о еде, о доме и о детях. Большинство этих поэтов и писателей были бездарны, но имели удостоверение литератора и вели себя, как подобает гениям.

Для тех же, у кого был настоящий талант, жизнь была достаточно дерьмовой. Время показало, что настоящее искусство, подпольное существование, нехватка денег, алкоголь, психические заболевания, непрекращаю-щиеся репрессии — плохо сочетались с воспитанием детей.

Голодные, тощие, грязные дети работников искусств находились без присмотра, обожали провокации по отношениж друг к другу и к их менторам. Также они были удивительно изобретательными в своем озорстве. Конечно у них были потребности — еда и питание, но больше всего они нуждались во внимании, руководстве и помощи в повседневной борьбе со своими эмоциями и сомнениями. Подмоги не было, душевная поддержка была скудной. Позже, когда они подрастали, они все больше и больше приходили к осознанию того, что их родители были заняты чем-то гораздо большим, чем они сами — они производили искусство. И для разрядки им требовалось выпить. Опохмелившись, они не были готовы уделять внимание своим детям и тем более брать их с собой в отпуск.

Исключением был мой отец. Он хотел брать меня с собой везде, но после нашего путешествия под Дубос-сары в Молдавию, где он работал в доме творчества и делал стихотворный перевод для министра культуры Молдавии поэта Петра Дориенко, он понял, что это опасная затея. Мы с ним чуть не перевернулись в лодке посередине Днестра и не утонули, возвращаясь из деревенского винного магазина. Отцу была нужна разрядка.

Когда у нас не было денег, мы ловили раков в Днестре и варили их на электрической плитке на балконе. В то лето Днестр обмельчал у берегов, река как бы осунулась, и рачьи норы стали доступны. Раки обычно находились в глубине норы. Я орудовала правой рукой, осторожно ползла по потолку норы, чтобы ухватить рака за спину сверху, таким образом избегая клещи. Отец был в восторге от моей предприимчивости. Время от времени он посылал маме телеграммы — «Вышли денег. Точка. Юрий». В холле было пианино на котором дети писателей играли буги-вуги. Жизнь была прекрасна!