Владимир Высоцкий - Песни и стихи. Том 2

Я сейчас сделаю маленькое попурри из прежних своих песен, в которых вы встретите знакомые строки из первых, так называемых блатных песен, от которых я никогда не отказывался, хотя многие люди за это сетовали всячески. Я считаю, что они колоссальную мне принесли пользу в смысле работы над формой, очистки, простоты, такой, как сказать, нарочитой, кажущейся примитивизации мелодии, чтобы это сразу входило не только в уши, но и в душу. Поэтому я эти песни очень люблю, прежние свои песни. Я хочу вам маленькое такое попурри из этих песен спеть.

Ну, теперь я слушаю вас, что вы скажете. Не по поводу того, как я что для вас сделал, понравилось вам или нет, а что-нибудь вас если интересует. Вот, например, я хотел вам рассказать, что последняя премьера Театра на Таганке, если здесь есть москвичи, да даже и не москвичи, а если имеют интерес к театру. Это было «Преступление и наказание», в котором я тоже играл. Играл роль Свидригайлова. Это впервые такая трактовка, о которой ещё много писал Достоевский. В связи с этим мы пока испытываем молчание прессы по поводу спектакля. Они пока не рискуют высказываться. Но всё равно уже идут разговоры о том, что это впервые так поставлен Достоевский вообще на русской сцене. Ну, в отличие от всех прежних спектаклей там нет никаких эффектов, там голая, пустая сцена, свет — и всё. Такими очень скромными средствами сделан спектакль.

Из кино — я закончил только что пять серий картины, которая называется «Эра милосердия» по братьям Вайнерам. Это 46-ой год, «Чёрная кошка», банда такая, была там. Вот. Я первый раз в жизни своей играю роль, ну, не следователя, а такой он уполномоченный, сам из «бывших». Это первая моя роль, как я помню, о Бельмондо писали: «впервые роль полицейского». Вот, значит, я впервые играю роль, ну, если не милиционера, то рядом. Это очень интересная работа. Выйдет картина где-то в сентябре-октябре месяце.

А теперь я собираюсь играть и должен по приезде 18-го числа уже приступать — как ни странно, роль Дон-Жуана в «Маленьких трагедиях» пушкинских у Швейцера. Он замечательный режиссёр. Я с ним работал уже. Мы с ним делали картину «Мак Кинли», правда, неудачно, потому что оттуда вынули все песни, все баллады, но не по его вине. А теперь это будет картина тоже в трёх сериях. Я думаю даже, что вы её увидите, потому что её на корню закупили здесь, и в Канаде, и в Америке. По самому началу, только ещё по прочтению сценария, потому он очень здорово сделан, так что, возможно, что вы встретитесь и с экрана с этой вещью.

Сейчас будет у нас пятнадцатилетний юбилей театра, 23-го числа, почему я так тороплюсь, к сожалению, мне жалко уезжать так быстро отсюда. Надо было б поглядеть ещё немножечко, потому что все новые впечатления, которые я получаю в мире — они основа всего того, что я дальше пишу. И, конечно, хотелось бы и пообщаться, и поглядеть не только страну, но больше всего людей. Ну вот, пожалуй, и всё, что я хотел вам на сегодняшний день сделать. А теперь, если вас что-то интересует — я вас слушаю.

Спасибо большое. Ребята, вы знаете, их [песен] больше восьмисот, это надо на пару недель с водкой запереться, и то без еды, чтобы не терять время. (Смех в зале, длительные переговоры). Я вас действительно благодарю за то, что вы пришли, и очень рад, что здесь существует интерес к этим песням, и он будет ещё больше, я вас уверяю, не только в связи со вновь прибывающими, не только в связи с ностальгией, а из-за того, что основа, которая заложена, и заложена здесь, но может из-за языка не так доступна и понятна — вот это общение путём авторской песни. Я думаю, что это дело, которое не упадёт, а, наоборот, будет подыматься, подыматься и здесь, и там. Я надеюсь в связи с этим, что мы ещё с вами встретимся, и уверен, что это когда-то произойдёт, может быть, не так скоро. А сейчас, всего вам доброго, дорогие! (Голос из публики: «Мы благодарим Володю и надеемся, что Володя не забудет Торонто. Володя, почаще к нам!).

У меня в картинах Славы Говорухина были песни. Я рад, что он отнёсся ко мне с доверием и предложил написать песни для картины. Потом это вошло в привычку, я стал писать для него много, почти во все картины. Но только мне жаль, что в фильме «Ветер надежды» слова одной из песен, которую я особенно люблю, самые первые строки:

…Мне казалось, что эта песня будет звучать на первом плане, но она где-то далеко спрятана, где-то далеко звучит, да ещё, по-моему, высоким голосом, потому что Слава попросил меня сделать один вариант сильный, а другой слабый. Вот он считал, что в тот кусок нужно вставить тихий вариант. Я не был очень доволен тем, что он это сделал, но, как говорится, своя рука — владыка. Кино ведь — режиссёрское искусство, и когда режиссёр — автор своего фильма, тогда получается настоящая картина. Иначе — кино нет.

Какая странная вещь: очень часто отождествляют меня с теми персонажами, которых я играл в кино, или от имени которых пою песни свои. Получаются просто удивительные вещи. Например, в письме спрашивают: «Зачем ты убил лошадь?» (в фильме «Служили два товарища»), — на полном серьёзе. Или сейчас получают письма по поводу нашей картины: МВД, капитану Жеглову. То есть, люди хотят думать, что существует такой персонаж, просто артист Высоцкий подсмотрел за ним, Вайнеры написали сценарий, и он сыграл этого самого капитана Жеглова, который работает до сих пор; ну, он немного постарше, конечно, но работает в МУРе.

И ещё обманывает их то, что почти все свои песни я пишу и пою от первого лица. Это, вероятно, вводит в заблуждение людей, поэтому я часто получаю письма, в которых меня спрашивают, проходил ли я через все эти коллизии, о которых идёт речь в песнях, был ли я шофёром, служил ли в армии, плавал ли на подлодке и так далее. Я не могу на всё сказать «да», потому что кое-что прошёл, но вообще понадобилось бы много жизней, чтобы всё на своей шкуре испытать.

Я рискую говорить «я» вовсе не от ячества, а потому что во всех этих вещах есть мой взгляд на этот мир, на эти проблемы, на события, о которых я пишу. Мой, только мой собственный взгляд. В отличие от моих собратьев, которые пишут стихи, я актёр и часто бывал в шкуре других людей, поэтому мне, возможно, проще писать из чьего-то образа.

Вот, может, из-за этого я так часто говорю от первого лица, и эти песни стали называть песни-монологи». Кто первым так назвал эти песни, я не знаю, но, во всяком случае, я не возражаю — на здоровье, пусть они называют «песни-монологи».

Меня часто спрашивают, почему я так много обращаюсь к военной теме. Вопрос этот, по-моему, праздный, пока люди пишут, пока сочиняют музыку и стихи, их всегда будет волновать военная тема. У всех в нашей стране есть либо погибшие, либо раненные, война коснулась всех. Это разговор простой, серьёзный и ясный.