Жозе Виейра - Избранные произведения

— Санта? Это ты? Здравствуй! Входи! — заговорила она, но тут же, словно спохватившись, вспомнив, кто она такая, приняла надменный вид: не скажешь, что вместе по улицам бегали, вместе учились в школе кройки и шитья. — Садись. Садись же! Почему ты такая бледная?

Они прошли через сад, обогнув тот самый дом под железной крышей, о котором шло столько разговоров в городе, вошли в комнату. Санта, как и положено гостье, что-то говорила, сама не понимая своих слов. Она глядела по сторонам, и зависть поднималась в ее душе. Солнечный свет, лившийся через плотно задернутые ситцевые занавески, чудесно преображал обстановку: самодельная крашеная мебель казалась старинной, сделанной из ценного дерева, перешедшей от прадедов по наследству. Пылинки плясали в солнечном луче, падавшем на швейную машину «Зингер» — предмет особой гордости Вины: у нее были искусные и проворные руки. Санта вглядывалась в ее округлившееся — она недавно ведь только родила — лицо и вдруг, сама не зная почему, испытала прилив ненависти к ее ничем не стесненному телу в просторной, широкой блузе и юбке — Вина еще кормила сына. Какое-то особое, словно бы медовое сияние исходило от всей ее фигуры. Вина, казалось, сошла с картинки в книжке — мадонна с младенцем, да и только. Живые глазки ее смеялись, она быстро спрашивала:

— Ну рассказывай, Санта! Мне что-то говорили… Только я сплетен не слушаю. Тебя выгнала мачеха, да? Сегодня?

Санта вздрогнула. Вдруг мачеха уже успела что-то наговорить про Канини? Губы ее задрожали в робкой улыбке, но она притворилась, что не понимает вопроса, стала спрашивать про здоровье тетушки Нгонго: «Где она? Я хочу, чтоб она меня благословила» — и Витиньо.

— Они пошли погулять, говорят, утром это полезно. Скоро должны вернуться…

Бывшая торговка фруктами не желала, чтобы ее называли Нгонго, раз дочка вышла замуж за белого, но все равно ходила в национальном костюме, хотя Вина много раз пыталась приучить ее к юбке. Имя поменяла, а привычки — нет.

Разве Вина замужем? — говорили завистники: у кого их нет. Разве это замужество? Венчания-то не было — значит, не считается. В мэрию сходить мало! Живет она с ним, вот и все замужество.

Но сейчас, в этот тихий утренний час, все было так, как представлялось Санте в мечтах: дом, сын того человека, который мог бы изменить и ее жизнь, улыбающаяся, дружелюбная Вина… Санте только было стыдно за те слова, за грязные сплетни, которые сейчас она должна была повторить. Но, поглядев в ясные глаза подруги, она решилась:

— Сядь, Вина! Жизнь у меня какая-то нескладная, как я сама. Только я не заслужила такого! Клянусь тебе! Я никому зла не делала, и чужого счастья мне не надо, я своего хочу! Ты ведь меня давно знаешь, неужели и ты, как дона Шиминья, думаешь, что я пропащая, гулящая? Скажи мне, Вина!

— Ну что ты, Санта! Дона Шиминья ведь не со зла так говорит, она тебе добра желает…

— Чего ж она тогда меня бьет смертным боем? Не дает мне найти такого, за кого бы я пошла замуж?! Ругается, что женихам отказываю. Разве это грех? Разве я виновата? Все как один пьяницы, бабники, им бы попользоваться да смыться с глаз. Не знаю, Вина, сама не знаю, что со мной происходит…

Вина слушала внимательно, но тоска, звучавшая в голосе Санты, ее удивила: раньше Санта всегда была весела, смешлива, никому не завидовала, а Вина — за мужем, как за каменной стеной, — посмеивалась, подзуживала, охотно поддерживала разговор. Сейчас она не узнавала свою подругу: глаза окружены лиловыми тенями, но казались еще синей, чем всегда, даже вроде бы ресницы появились. Возле рта залегли морщинки, горбик казался больше. Что с ней? Вся какая-то потерянная, неприкаянная, и в то же время — отчаянно веселая. Руки лихорадочно крутили-вертели мешочек, который она принесла с собой. Вина пристально взглянула Санте в глаза — из них катились слезы.

— Хватит, Сантинья, хватит! — Слабость подруги рассердила ее. — Нечего хныкать. Рассказывай, в чем дело! Облегчи душу.

«Опыт учит, да жизнь велит» — это присловье хорошо помнила Санта, и потому она не смогла промолчать. Сбивчиво, захлебываясь рыданиями, она рассказала все: и про то, что произошло на свадьбе Матеуса, и про ребенка, которого носила под сердцем, и про ссору с мачехой, и про то, что ее могут выгнать со службы, и про то, что дома ей житья не стало…

Вина слушала молча и не верила: похоже, что Санта все это придумала. Бедная девочка, до сих пор не оставила надежды найти хорошего мужа…

— Клянусь тебе, Вина, что не вру. Тот, от кого я жду ребенка, сейчас сидит в тюрьме, выйдет не скоро, а может, и никогда не выйдет… А меня прогонят со службы.

— Перестань! Все образуется! Я тебе помогу, не сомневайся. Ты ведь моя подруга, мы с тобой знакомы чуть не с пеленок. Только надо немножко подождать: Жулиньо может рассердиться, если я с ним не посоветуюсь. Он сейчас в отъезде. — А про себя добавила: «Надо все маме рассказать — как она еще посмотрит на это дело, они с доной Шиминьей подруги — не разлей вода. Она может и жилье подыскать, всех в городе знает…»

— Но я хочу оставить ребенка!

— Об этом еще успеем подумать. Сначала нужно найти куда голову приклонить. — То, чего она не договаривала, словно иголкой впивалось в сердце Санты.

Она поднялась, вытерла слезы, взглянула на подругу, стараясь понять ее слова. Она-то думала: поплачут вместе, как сестры. Ничего подобного — Вина суха и деловита, говорит только о пристанище… Как ей объяснить, что для нее рождение ребенка, как это изменит ее одинокую жизнь. Ведь сама мать, а вот не понимает. Так стоит ли ей рассказывать остальное? Вина посоветует ей избавиться от ребенка — от ребенка своего мужа. Никогда Санта не пойдет на это, что бы ей ни говорили…

— Знаешь, дона Шиминья посоветовала мне вытравить плод. Можешь себе представить? Отказаться от такого счастья! Ты подумай — сама предложила, повернулся же язык! Ни за что на свете! Буду рожать!

— Дона Шиминья, по-моему, права… Она жизнь прожила, знает, если говорит.

Вина боялась, что сейчас придет старая Нгонго, начнутся расспросы, получится неловко: старуха ни за что не позволит помогать распутнице.

— И нечего так смотреть на меня! Я же не говорю: избавляйся от ребенка. Только подумай: что будет дальше? Ведь отец неизвестен? За кого же ты замуж пойдешь?

Санта кротко глядела на нее своими большими черно-синими глазами без ресниц — удивительно красили они ее растерянное лицо. Потом машинально открыла мешочек с детским приданым, взглянула на вещи, связанные и сшитые ее руками. Сердце колотилось в груди, и стук его, казалось, отдавался во всем теле. Она увидела в этот миг улыбку Вины и вдруг успокоилась, душа словно опустела, очистилась, и в ней родилось новое чувство — злое желание причинить боль подруге, смутить ее безмятежное, ленивое спокойствие. Перед ней стояла не Вина, а чудом помолодевшая мачеха, дона Шиминья. Вихрем пронеслись перед глазами все ее обидчики: сеньор Коста, похотливо разглядывающий ее бедра, Матеус, сжимающий ее маленькие, беззащитные груди, мальчишки, распевающие обидные песни. В тишине сонной комнаты странно прозвенел ее внезапный смех.