Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

Но у меня было табу на то, чтобы связываться с миром пропавших. Я всегда отменял любые инвайты от родственников пропавших в соцсетях. Мне казалось, что вместе с живыми до меня могут дотянуться мертвецы, и все-все-все пропавшие, найденные живыми или погибшими, а также вовсе не найденные, – это какой-то единый мир, темный и холодный. Поэтому я записывал номера заявителей не во время поисков, чтобы быть на связи, а уже после – чтобы не брать трубку; а когда родственники хотели оказать помощь отряду, я пытался слить их кому-нибудь другому, чтобы не встречаться с ними лично.

Между тем многие в отряде продолжали общаться с потеряшками и их семьями, и даже специально ездили к спасенным детям. Меня это всегда поражало. Тем паче что у меня есть такой поиск, после которого я ни за что не хотел бы столкнуться с пропавшим ВООБЩЕ ни при каких обстоятельствах.

Кукла, этот вечный поставщик заявок, трезвонит уже 10 минут. «Пропал студент! Вчера вечером! Казанский вокзал!» История оказалась не то чтобы любопытной – скорее нетипичной.

Студент крепкого вуза ехал из общаги, расположенной в Подмосковье, на Казанский вокзал, чтобы уехать к себе в Татарстан. Но домой на указанном поезде он не явился. Родители сразу всполошились: быстро стало понятно, что из общаги он вышел, и всем так и говорил, что поедет домой на поезде. Домой ему надо было обязательно – чтобы занести в военкомат документы. При этом с учебой у него все было в порядке; с тусовкой тоже – довольно крепкое, «школьное» землячество из бывших одноклассников, которые учились в столице, приходило на помощь; вместе ребята проводили много времени. Это подтверждалось и тем, что человек 10 из них явились к нам в штаб, помогали клеить ориентировки, съездили за ноутбуком пропавшего, вскрыли его соцсети, просмотрели все харды.

Но – ничего!

Мы выясняем, что билетов парень на самом деле не брал. То есть он не ехал домой. Данные телефона (к счастью, записанного на мать, что облегчило получение детализации) говорят о том, что он вместо Казанского приехал на Курский вокзал через 10 минут после отправления «своего» поезда, и там телефон отключился.

Любовь? Вот она, девочка Софико, стройная, белокожая, голубоглазая, его школьная любовь, за которой он безнадежно продолжал ухлестывать и в Москве. Кукла прочитала переписку – он звал в кино, на свидания, но она отказывала всякий раз. К другим у него ничего не было.

Софико приглянулась и мне. И я тихонько зову ее на свидание уже на следующий вечер.

Мы расклеиваем множество ориентировок, в том числе по Курскому направлению, опрашиваем десятки людей, собираем портрет: не депрессивный, неглупый, перспективный, из хорошей семьи (мама тоже примчалась, из Татарстана, на поиски сына – и здорово подстегивала Куклу, а Кукла считала своим долгом подстегивать меня заниматься этим поиском).

Наступает второй день. Отрабатываем еще одну зацепку – банковские карточки. На тоненького. Тем не менее находим парня, который бесплатно вынимает нам информацию Сбербанка о всех транзакциях с карточками. Все было гладко: парень не бухал, жил скромно, по средствам, ел одно и то же, траты были как по графику. Мы вместе с матерью пялимся в эти данные.

Кукла призывает меня думать. Я предлагаю пробить одного странного друга, который уж очень много помогает – при том что не был самым близким другом. Кукла и мать отправляются заниматься делом, а я еду в кино с Софико.

Она податлива и нежна – я глажу ее коленки и целую ее уже через 20 минут после начала сеанса. Вечер обещает быть что надо. Но тут Кукла начинает обрывать телефон.

Выяснилось, что на друга пропавшего (на его ФИО) было взято 2 билета на поезд на этот день и поезд уже отправился. Мы встречаемся в условном «штабе», то есть в кафе у Курского, и после короткого обсуждения решаем просить помощи у татарских товарищей: встретить поезд на вокзале. Собственно, решение довольно очевидное, поэтому я, думая о Софико, предъявляю Кукле: «Че, без меня никак такую хуйню разгрести?» Кукла обижена.

Третий день. Татары сообщают, что встретили друга в Казани; он был один. Начинаем разбираться – и выясняем, что такие ошибки в базах у РЖД бывают. Да, два билета могут быть записаны на одного человека – если он пытался забронировать себе место, а потом выкупил другое, и при этом первое место никем не куплено. Деревянные IT-решения!

Договариваюсь с Софико о новой встрече. Сделано. Стрелка компаса с утра указывает на север. Я курю, смотрю на церковь и думаю, что не такой уж это и пиздец, всё это: развод, безработица, жизнь у родителей.

Звонит наш человек из Сбербанка. Карточка пропавшего «засветилась»! Ого-го. В Туле. Через двое суток после пропажи. Это – курское направление. Правда, мать пропавшего говорит, что на этой карточке не было денег и он точно это знал, ведь не пользовался ей уже несколько месяцев. Зная о его финансовой дисциплине, остается согласиться – это может быть не он.

Мы тут же поднимаем товарищей из Тулы и отправляем их клеить ориентировки. Кукла молит волонтеров отработать максимально внимательно и полно.

Параллельно связываемся с линейным, то есть транспортным отделом полиции в Туле. Они неожиданно проявляют интерес и отправляют по нашей просьбе запрос в банк, и нам невероятно везет: банк тут же присылает видео с банкомата. В кадре – наш пропавший, хромает, потрепан, но это точно он. Набирает пин-код, видимо, понимает, что денег нет, забирает карточку и уходит.

Так. Это – молодой мужчина с нормальной психикой без мотива для побега. Он должен быть мертв, в больнице или в рабстве. Но, очевидно, он жив и даже в себе – в силах попытаться снять денег с карточки. Как это понимать?..

Встреча с Софико проходит неудачно – она интересуется новостями по поиску, а потом и вовсе заявляет, что мы не можем встречаться, потому что, дескать, это как-то против пропавшего. Как я ни пытаюсь ее переубедить – всё бесполезно.

День пятый. Договариваюсь с программой «Жди меня», что они поставят фото пропавшего в ближайший выпуск. (Так, кстати, родился небольшой проект – отныне они внутри программы какое-то время показывали фото недавно пропавших, хотя редакция всегда ориентировалась на тех, кто не пропал в привычном понимании, а утерял связь с другими людьми.) Однако откликов после программы не было. Тщета.

Седьмой день. Мать пропавшего, обновив детализацию, получает поразительные данные: телефон запеленгован – в Москве, на Таганке, а затем у трех вокзалов – на третий день после пропажи. То есть пропавший включил телефон и катался по Москве! Или некто с его включенным телефоном зачем-то катался по Москве.

Мы расклеиваем ориентировки в этих районах и вдвоем с Куклой обходим все точки, которые были в детализации. Набор странный: задворки Волгоградского проспекта и улица Талалихина, какие-то склады за Ярославским вокзалом… Пропавший не был связан с этими местами.