Мршавко Штапич - Плейлист волонтера [litres]

Отцы детей не стали бы скрывать их у себя (во-первых, каждый должен был скрывать не только своего, но и чужого, во-вторых, у обоих отцов были проблемы с законом, и им вряд ли хотелось бы поиметь их вновь на ровном месте).

Надежды нет никакой, но волонтеры работают здорово. Радиообмен на этом поиске становится настоящей песней.

– Заря, ответь Лисе 92.

– В канале Заря.

– Мы видим медведя, что делать?

– Мишка далеко?

– Метров 100.

– Видит вас?

– Не знаю.

– Встал на задние лапы?

– Непонятно.

– Сбейтесь в кучу, поднимите рюкзаки, если у вас они есть, и не разговаривайте. Как уйдет мишка, доложите.

Через пару минут группа из соседнего квадрата докладывает:

– Видим лося.

– Где?

Сравниваю место, где видели медведя, и место, где видят лося, – 200 метров между. Лось и медведь неизбежно должны были пересечься. Спрашиваю 92-ю группу:

– Скажите, а у медведя рога и копыта были?

В этот момент у пары опытных групп случается острый приступ хохота. Чуть позже 92-я находит следы лося.

Эмчээсовцы тем временем сливают пруд. Параллельно к нам едут водолазы из другого региона (в Кирове их то ли нет, то ли они не готовы в ноябрьской воде работать).

Вечером все раскладываются на ночлег.

– Все вернулись? – спрашиваю Сидорову, которая за регистратора.

– Марины нет.

Марина возвращается на час позже всех, мокрая от пота, грязная по уши. Отдает навигатор с треком в 50 километров.

– Марин, есть баня. Иди, еще не остыла.

– Сначала искупаюсь.

И Марина идет купаться в пруд. В ноябре. В +1. А потом в баню.

Третий день проходит по отработанной схеме. Группы развели, отправили, все организовали на уровне. Результата нет.

Ранним утром четвертого дня мне пора уезжать. По расписанию самолетов мне надо выехать раньше, чем приедет Одинокий – мой сменщик. Поэтому мы встречаемся в поле, на середине пути от поселка в Киров, и курим 20 минут. Одинокий понимает, что ему просто надо добить работу.

И он с этим справится блестяще – даже убедит полицию отложить снятие режима ЧС на лишние сутки, сказав, что нашел следы. Может, даже соврал, но это правильно – надо закрывать задачи. Одинокий уедет через 4 дня, когда выпадет снег, причем выпадет сразу много. Это значит, что трупы, если они там, не найти до весны.

Сеня и его коллеги еще несколько лет (!!!) самоотверженно, по выходным, будут прочесывать этот лес весной, летом и осенью. Они специально попросят у отряда карту с квадратами 100 на 100 метров, чтобы закрывать их по чуть-чуть. Но они ничего не найдут.

У меня нет версий, куда делись дети. Просто нет. Я даже не знаю, мертвы ли они. Что-то подсказывает, что мертвы. Такую концентрацию негодяев и сумасшедших, как в этом поселке, редко где встретишь. И проблема в том, что часть этих негодяев – весьма профессиональны.

Эта история останется загадкой, которая могла бы быть раскрыта только по очень горячим следам.

Из анекдотов: Одинокий рассказывал потом, что водолазы приехали, когда пруд уже был спущен. Но по старой русской армейской традиции водолазы принялись исполнять номера, беспощадные и сюрреалистичные – бродили в полной зимней снаряге по дну (то есть вязли в полуметровом слое смерзшегося ила). Одинокий, который слушал радиообмен МЧС, услышал крик души водолаза: «Ребяточки, а можно хоть по колено воды налить, чтобы ходить можно было?»

Заявители часто врут. Иногда врут, когда сами и убили своего близкого, но чаще врут и утаивают, чтобы просто показаться лучше, чем они есть. А бывает такое, что они врут, чтобы подстегнуть поиск.

Корхонен – девушка на пару лет младше меня. Высокая, широкоплечая, крепкая, с немного отталкивающей внешностью: широкие скулы, специфичный разрез глаз (видимо, смесь финна и татарина – не лучшее сочетание), тонкие негустые волосы. К тому же Корхонен – неухоженная, мужиковатая. Мы с ней автоматически идем в одной группе. На каком бы поиске мы ни сталкивались, нам всегда хорошо работать вместе – роднит распиздяйский образ жизни и высокая скорость передвижения по пересеченке.

Мы стоим в штабе – на улице у зеленоградского гаражного кооператива, огромного кирпичного строения с сотнями гаражей внутри. Штаб здесь по одной простой причине: заявитель живет в гараже. Эти гаражи по большей части – уже и не гаражи даже, а кустарное жилье, небольшой городок, в котором половина жителей – цыгане, а другая – азиаты. Такой городской кишлак, с двумя на дух не переносящими друг друга кланами.

Пропала цыганская девочка 10 лет с типично русским именем Любовь. Мать утверждает, что ее забрал какой-то 22-летний узбек. Несмотря на то что у цыган 10–12 лет – вполне себе возраст сексуального согласия, некоторым волонтерам не по себе. Сглаживает историю только то, что выглядит девочка (на единственном фото, которое смогла найти ее мать) – как развитая девушка лет 16–17, с внушительной грудью, округлым лицом и наглым взглядом.

Жора отправляется беседовать в «узбекскую» часть бараков, к местному старейшине (да, у них есть старейшины даже в сраных гаражах).

Старейшина сидит в гараже, забитом макулатурой. Позже от ментов я узнал, что его бизнес и состоит в сборе макулатуры с дворников-узбеков и последующей продаже ее (тонна – 5–7 тысяч рублей). Он же выступает как перекупщик. Очень даже нормальный бизнес, гораздо лучше попрошайничества, воровства и торговли героином, которыми промышляет местный клан цыган.

Старейшина отрицает, что их хлопчик мог стащить цыганку без ее согласия. Хлопчика же не видно и не слышно ровно с момента пропажи девочки.

Жора принимается работать с этим непростым кейсом. Все по привычной схеме – ориентировки, опросы на местах и прочее. Парочку видели несколько раз – они поели и, видимо, не собирались никуда из города.

Жора ставит задачу группе – осмотреть чердаки в пятиэтажках: там, бывает, ночуют бомжи и небрезгливые парочки. Ночью рваться на чердаки – работка не самая приятная. Тем не менее мы отправляемся в микрорайон и начинаем ломиться в подъезды. Почти нигде не написаны коды, а магниты на 250 кг – такую дверь не вырвешь. Поэтому мы звоним в домофоны и просим нас пустить, объясняя ситуацию.

На улице – час ночи. Спящие зеленоградцы посылают нас на три буквы и вызывают ментов. После первого же осмотренного чердака нас встречает экипаж полиции.

– Это вы по чердакам шарились?

Показываю ориентировку, рассказываю, что ищем девочку.

– Всё, заканчивайте, жалобы от жителей.

Ну и что с того? Мы лезем дальше. Опять приезжает полиция.

– Ребята, второй вызов, мы же сказали – заканчивать.

– Нет. Мы все равно полезем. Ты знаешь, зачем и куда. Лучше помоги.

– Я не могу лазить по чердакам без вызова.