Джессика Фокс - Три вещи, которые нужно знать о ракетах [Дневник девушки книготорговца] [litres]

Мороз укрыл холмы Галлоуэя голубым хрустящим одеялом. Стекла окон затянулись льдом, а оставленные на улицах автомобили наполовину заледенели: с той стороны, куда на рассвете падали лучи солнца, по кузову стекали капли, а другой бок, тот, что всегда пребывал в тени, покрывался коркой льда. Работу над сценариями я забросила. Даже не пыталась найти работу. Визы у меня не было, а значит, не было и выбора. Чтобы зарабатывать или реализовывать амбиции, одних занятий йогой было мало. Родители волновались за меня, равно как и друзья. Они знали, что моей единственной страстью и целью в жизни был кинематограф, поэтому в изумлении наблюдали, как я раз за разом отказывалась от заказов, не желая покидать Уигтаун. Постепенно предложений работы становилось все меньше, а потом и этот тоненький ручеек иссяк.

Почти весь месяц вечерами Юан занимался починкой чего-нибудь в доме, вооружившись банкой пива и радиоприемником. Мы проводили время вместе, лишь когда я настаивала на том, чтобы ему помочь. В течение вечера, пока мы что-нибудь красили или отколупывали штукатурку, между нами как будто таял лед, и мы снова начинали наслаждаться обществом друг друга. В отношениях вновь возникало тепло и смех. В такие моменты для меня было загадкой, куда это все пропадает и почему недовольство и неприязнь проявляются между нами с такой легкостью.

Внутри меня нарастала паника, которая все чаще показывала свое лицо (а выглядела она совсем как я, разве что глаза чуть больше и чуть тревожнее), но я все равно продолжала идти напролом по своей непротоптанной тропе. В этом краю не было места детским амбициям, планам на будущее и картам, составленным исследователями прошлого. Я очутилась в первобытном лесу, где приходилось прислушиваться к собственным инстинктам, пытаясь разглядеть, что же ждет впереди, и полагаясь при этом на основы философии дзен, которая учит полностью концентрироваться лишь на сегодняшнем дне.

Быть может, я пыталась уверить себя в том, что в потерянности есть нечто сродни искусству. Однако правда заключалась в том, что мне не хотелось писать. Мне не хотелось снимать кино. Я не могла представить себе свое будущее за гранью текущей недели. Единственной моей страстью и движущей силой было желание жить в Шотландии и, по какой-то неведомой причине, быть рядом с Юаном, какие бы трудности ни переживали наши отношения. Всю веру в себя, все волшебство, позволявшее мне претворять в жизнь задуманное, я теперь направляла лишь на то, чтобы удержать на плаву мою мечту о Юане и Уигтауне.

В витрине Книжного магазина красовалась, сияя разноцветными огоньками, моя композиция, посвященная Дню святого Валентина. На полу была расстелена красная ткань, а с потолка свисали облака (сшитые вместе шарики ваты) и крылатые купидоны. На разных уровнях были аккуратно расставлены мои любимые романтические произведения: пьеса Шекспира «Антоний и Клеопатра», «Натюрморт с дятлом» Тома Роббинса, «Странный нервный смех» [53] Strange Nervous Laughter ( англ .). Бриджит Макналти, «Гордость и предубеждение» Джейн Остин и графический роман Жоанна Сфара «Влюбленный вампир» [54] Vampire Loves ( англ .). .

На улице дождь лил как из ведра, и витринные стекла дребезжали от ветра. Две женщины, прячась под зонтом, осторожно пересекли темную улицу. Они подошли к витрине и, прильнув к стеклу, принялись разглядывать украшавшую ее композицию.

Я сидела за прилавком у компьютера, укутавшись в несколько свитеров и прижавшись к стоявшему у меня в ногах переносному обогревателю. Теперь, когда дом был целиком и полностью в нашем распоряжении, а в магазине днем становилось тихо и нелюдимо, я привыкла находиться в одиночестве и наслаждаться безмолвием. У меня было предостаточно времени, чтобы вновь и вновь проигрывать заезженную пластинку неотступных мыслей: карьера-жизнь-любовь, карьера-жизнь-любовь. Это был замкнутый круг, но с каждым разом мне все сильнее казалось, что считаные секунды отделяют меня от внутреннего озарения. Если какому-нибудь заблудшему покупателю все же случалось переступить порог стылого и молчаливого магазина, его появление неизменно оказывалось для меня неожиданностью, и я стала все чаще приветствовать посетителей с угрюмым негодованием, за которое когда-то поддразнивала Юана.

Холодную тишину нарушил мягкий звон колокольчика, и в дверях возникли две засмотревшиеся на витрину, насквозь промокшие шотландки.

– Мы к вам проездом из Абердина, – заявила та, что была повыше ростом, пока они медленно, рука об руку, вышагивали по главной галерее, ведущей вглубь магазина.

Они громко шептались о том, что им никогда прежде не доводилось бывать в книжном магазине таких невиданных размеров, а та, что пониже, фыркнула: «В нем еще и неслыханно холодно». Они остановились, задержавшись у стеллажа с книгами по истории мореплавания, рядом с прилавком.

Слушать их разговор было все равно что наблюдать за сценой из пьесы Гарольда Пинтера, и я невольно улыбнулась. Давно я не была в театре.

– Мой сын говорит, что нас никогда не бомбили.

Дама, что пониже, рассматривала стоящие на полке книги, очевидно пропустив сказанное мимо ушей:

– Ну-ка, интересно, в этом разделе есть что-нибудь о 1960-х?

Ее высокая подруга скрестила на груди тонкие руки:

– А я ему говорю, как это? Что же получается, они забрасывали нас апельсинами да яблоками?

– Что-то я таких книг здесь не вижу.

– А он говорит, не бомбили вас никогда. – Она покачала головой. – И где он это вычитал?

Та, что пониже, пожала плечами:

– Я работала в школе на юге, в Дамфрисшире, так вот там детям много всего рассказывали про холокост.

– Думаю, в компьютере нашел. Он абсолютно уверен, что прав.

– И хорошо, что рассказывали, верно? – Та, что пониже, сняла очки. – Ведь о таких вещах надлежит помнить всегда.

– Кто говорит, что этого никогда не было?

– Есть один человек. Кажется, англичанин.

– Бог ты мой.

Я так усердно подслушивала их разговор, что совсем не обратила внимания на звук приближающихся шагов. Я представляла этих двух женщин стоящими на сцене, обрамленной небольшим просцениумом, скажем, в экспериментальном театре, с минимумом декораций и строгим ярким освещением.

– Простите, – произнес за моей спиной чей-то мягкий голос с аристократическим выговором. – Вы не могли бы мне помочь?

Шаги стихли. Обернувшись, я увидела перед собой женщину, которая с нетерпением ждала, когда я обращу на нее внимание, засунув под мышку зонтик, с которого на пол капала вода. Поначалу, после переезда в Уигтаун, я с рвением помогала посетителям, интересовалась, какую книгу они хотят приобрести, и уважительно выслушивала их объяснения насчет того, почему их интересует именно эта. Мой энтузиазм быстро поутих, и теперь я видела в надоедливых покупателях лишь непрошеных нарушителей идиллии, которая в их отсутствие царила на моем безлюдном книжном острове. Особенно меня раздражали американцы, ведь по их вине рушилась моя фантазия о том, что я, словно «местный герой» [55] Главный герой британского комедийного фильма «Местный герой» (1983), представитель американской нефтяной компании, отправляется в шотландскую глубинку, чтобы приобрести землю под строительство нефтеперерабатывающего завода, но, пораженный красотой нетронутого цивилизацией пейзажа и приветливостью местных жителей, начинает сомневаться, стоит ли заключать сделку, ради которой он приехал. , «чужак в чужой стране» [56] «Чужак в чужой стране» – фантастический философский роман Роберта Хайнлайна о воспитанном марсианами человеке, который возвращается на Землю. Включен Библиотекой конгресса США в список книг, сформировавших Америку. , очутилась в краю, где нет ничего мало-мальски знакомого.