Катриона Иннес - Кэйтлин и Купидон

– Но… но… – Я думаю о том, как он узнал о том, что будет завтра. Как он все обо мне понял, просто взглянув на меня.

– Никаких «но», Кэйтлин, вы должны были знать! Если у вас есть хоть капля профессиональной гордости в вашем фальшивом занятии, вы должны знать такое…

– Да ладно, бросьте, – вмешивается Бобби. – Я понимаю, что вы расстроены, но Кэйтлин и правда ничего не знала, верно, Кэйт?

Я не знала, конечно же, не знала. Но я не могу найти нужных слов, хотя обычно находила.

Морвена начинает кричать:

– Я вам доверилась! Я вам доверилась!

Я лишь качаю головой и смотрю в пол.

– Вы не собираетесь ничего отвечать? Вы жалкая. Ваш бизнес – жалкое зрелище. И поверьте, Кэйтлин, – я собираюсь всех поставить об этом в известность. Я вас уничтожу!

И с этими словами она решительным шагом направляется к двери.

Глава 15

Морвену провожает официант, так что хлопнуть дверью она не может. Но все равно, пока я наблюдаю за ее уходом, меня не покидает ощущение, что от ее гнева трясутся стены и качается пол.

Бобби усаживает меня на стул и дает кому-то знак принести попить, и сперва мне вручают стакан воды, а затем чашку чая, в которую он доливает щедрую порцию бренди. Я сознаю, что мне трудно даже как следует ухватиться за чашку – так сильно дрожат руки.

– Бобби, я… – Я гляжу на него снизу вверх. Он возвышается надо мной, крепко сжимая спинку стула. Остальные посетители снова смотрят в свои тарелки с пастой, но перешептывания: «Что это, черт возьми, сейчас такое было?» – носятся в воздухе.

– Ш-ш-ш, Кэйтлин, ты же не знала.

– Не знала, клянусь! – произношу я, однако на самом деле не уверена в своих словах. – Хотя он и выглядел жутковато, я заметила это лишь в тот момент, когда он вошел, – говорю я часть правды. Не желаю рассказывать Бобби о столкновении с Роуэном на улице. Оно все глубже тонет в моей памяти, и хочется думать, что его не было вообще.

– Было такое, – кивает Бобби, – что-то очень смущающее в таком с виду симпатичном мужчине. Но все равно… – Он сжимает мое плечо. – Ей не было никакой нужды так реагировать. Королева драмы, честное слово!

У меня вырывается сдавленный смешок. Бобби сам – один из величайших королей драмы, которых я знаю. Я видела, как он приветствовал новых посетителей песней, а минуту спустя сбежал через заднюю дверь, потому что никак не мог найти терку для сыра. Я отпиваю глоток чая, вдыхая сильный аромат бренди и позволяя ему успокоить нервы.

– Мне нужно пойти домой, переварить все это, – говорю я Бобби. – Надеюсь, это не испортит репутацию ресторана.

Он беспечно обводит зал рукой:

– Не волнуйся, они все наслаждались шоу – надо же им о чем-то поговорить.

Женщина поблизости слышит это и улыбается, пока глотает спагетти.

– Но ты все еще слегка в шоке. Может, позвонить твоему мужу? Сказать ему, чтобы забрал тебя?

Я отрицательно качаю головой:

– Он не водит машину. – Однако мысль о Гарри, заезжающем за мной на велосипеде и говорящем: «Запрыгивай на багажник!» – вызывает у меня улыбку.

– Ладно, тогда я вызову тебе такси. Подожди секунду.

Черное такси приезжает быстро, и Бобби помогает мне усесться в салон вместе с куском бананового пирога в пластиковом контейнере. Музыка и свет уличных фонарей как будто омывают меня, пока я не оказываюсь возле своей двери. Весь дом погружен в темноту. Я бреду по коридору, включая свет там и сям. Кот вьется вокруг моих ног, мяукая в ожидании еды, которую я машинально ему накладываю. Я плюхаюсь на диван, открываю телефон: я отмечена в видео Морвены. Она дома, сидит у окна, засохшее растение в кадр не попало. И она, очевидно, обновила макияж – ее кожа безупречна, если не считать нарочито размазанной туши под левым глазом.

«Мои дорогие Рубины и Сапфиры! – говорит она, и ее голос звучит медленно, как у королевы, произносящей речь. – Сегодня со мной случилось нечто по-настоящему ужасное, и я не хотела говорить вам это, чтобы не казалось, будто я пытаюсь давить на жалость и вызывать негатив. Но я также не могу допустить, чтобы кто-то еще попался на ее ложь. Вы меня знаете, я всегда стремлюсь окружать себя только подлинным».

На этом я выключаю видео, потому что нет смысла слушать остальное. Я знаю, что случилось, и все в ресторане знают, что случилось, и теперь восемь миллионов ее подписчиков тоже знают. И это даже не худшее, что есть теперь в Интернете. Я захожу на страницу Джулии. И конечно же, оттуда мне улыбается Гарри – на фоне зеленых калифорнийских холмов. Он в черных шортах и синей футболке. Джулия в сливовом велокостюме из лайкры, облегающем все в нужных местах, – она похожа на Дженнифер Лоуренс в фильме «Люди Икс». Та подпись к фото, которую Эйд зачитала ранее, – здесь же, и штук восемь комментариев, большинство тоже с сердечками или смайликами, изображающими велосипедистов. Я смотрю на это фото, небо позади Гарри ясное и синее. Он выглядит идеально. Вместе они выглядят идеально. Я оглядываюсь вокруг, на дом, который мы вместе построили. Здесь осталось лишь несколько его вещей – три кактуса в серых горшках на книжных полках, где живут теперь только мои книги, и карманная фляжка, которую ему подарили на двадцать первый день рождения, – единственные следы его пребывания в гостиной. В коридоре почти неношеная непромокаемая куртка безвольно, безжизненно висит на крючке. Его спортивная одежда упакована и отправлена. Телефон все еще у меня в руке, и он постоянно жужжит – вероятно, это комментарии и сообщения от поклонников Морвены. Я швыряю его с размаху в белую стену. Он отлетает и с грохотом падает на пол в коридоре, в том месте, где должен стоять велосипед Гарри. И я понимаю, что кричу в это пустое пространство.

– Какого хрена тебя здесь нет? – ору я, не беспокоясь, что кто-нибудь может услышать. Я продолжаю орать, выкрикивая всякое снова и снова, пока не надрываю голос. Вся яростная энергия, скопившаяся во мне, высвобождается, и я наконец могу рухнуть, скользя по стене, на жесткий деревянный пол.

Я просыпаюсь с ощущением, что меня обволакивает густой, темный туман. Я смогла добраться до кровати – и теперь лежу на хрустящих белых простынях. Этот туман как будто удерживает меня на месте, хрипит и предупреждает: будет плохой день. Я пытаюсь оттолкнуть эту тьму, убеждаю себя, что сегодня ничего важного нет, это просто очередной день, один из трехсот шестидесяти пяти в году. И что в настоящий момент есть дела, с которыми надо разобраться прямо сейчас, которые невозможно отложить. Я стараюсь сосредоточиться на них, и они всплывают в памяти яркими вспышками: лицо Морвены, некрасиво искаженное от злости, когда она кричала, что разрушит мою карьеру. Что она уничтожит меня. Остальные посетители в ресторане, оглядывающиеся на нас и перешептывающиеся. Взгляд Роуэна напоследок, перед тем, как он выскочил за дверь.