Катриона Иннес - Кэйтлин и Купидон

– Эйд, извини, но я должна поговорить с Сарой наедине, – произношу я, но она качает головой, глядя на меня:

– Нам тоже надо поговорить. По делу.

Я киваю:

– Да, но попозже, а пока посматривай за аккаунтом Морвены Стар в «Инстаграме».

– Ох уж эти ваши соцсети, молодежь, – ворчит Сара. – Ничего я в них не понимаю.

Она устраивается в уголке дивана, пока я старательно завариваю чай так, как она любит: молоко в отдельном маленьком кувшинчике, держать пакетик в кипятке ровно две минуты. Я кидаю на себя взгляд в зеркало. Я выгляжу абсолютно сумасшедшей после встречи с Морвеной: волосы торчат во все стороны, а на щеке пыль – должно быть, налетела с ее кристаллов.

Я подаю чай, извиняясь за свой внешний вид. Но вместо ее обычного: «Хм, ну да, тебе бы следовало пользоваться той сывороткой, которую я подарила на прошлое Рождество» или «Иди и приведи себя в порядок, а после поговорим», – Сара качает головой и произносит:

– Ты хорошо выглядишь, дорогая, не волнуйся.

Я устраиваюсь рядом с ней, для утешения обхватив обеими руками теплую чашку. Ужас переполняет меня от макушки до пят. Я замечаю, что моя левая рука дрожит. Я ставлю чашку на столик и сжимаю ладони между колен. Сара тянется ко мне и накрывает их своей.

– Думаю, ты знаешь, почему я здесь, – продолжает она, глядя мне в глаза. Я сосредотачиваюсь на ее бровях, на чем угодно, лишь бы избежать ее глаз, которые уже начали наполняться слезами.

Сара хочет поговорить о нем. Но я не хочу. Не хочу о нем думать. Я напрягаюсь всем телом и деревенею. Я смотрю в сторону, но она мягко берет меня за подбородок и снова поворачивает к себе, к своему телефону – это новый айфон, все еще с защитной пленкой поверх экрана – и показывает мой собственный аккаунт и все фотографии Гарри там.

– Я видела и плакаты тоже, – шепчет Сара, а затем произносит слова, которые я отказывалась принимать. Которые никогда не слушала. Но сегодня, в ее четком произношении образованной англичанки, они звучат вполне ясно. Эти слова срываются с ее губ, как стрелы с тетивы, и вонзаются мне в сердце. – Он мертв, Кэйтлин. Гарри мертв. Ты должна посмотреть правде в глаза.

Глава 16

Будь это любой другой день, я бы крикнула: «Опять забыл свои ключи?» – и побежала впускать Гарри. Но по какой-то причине, когда я услышала звонок в дверь в ту среду в конце декабря, я не побежала. Я медленно шла из кухни, в доме стояла тишина, и я открыла дверь и увидела их там, в дурацкой униформе и с серьезными лицами. Я провела их в гостиную, чувствуя себя так, будто иду сквозь патоку.

«Наверно, вам лучше присесть», – сказали они. Я помню, как хотела крикнуть: «Нет, просто скажите мне!» – но вместо этого предложила им по чашке чая, от которого они отказались.

Я усадила их на диван, а сама осталась стоять, чувствуя, как подкашиваются колени. Сидя там, они выглядели как инопланетяне, словно им не место в моем доме или даже на Земле вообще. В конце концов один из них встал и проводил меня до кресла. Я не могла тогда знать, что это насчет Гарри; они могли прийти, чтобы поговорить о ком угодно. Но, должно быть, где-то в глубине души я знала, потому что очень не хотела садиться туда, в его кресло. Сработал кухонный таймер, и звуковой сигнал дал мне знать, что ужин готов и что Гарри должен быть уже дома к этому времени.

А когда они мне сказали, я не стала слушать. Я словно уменьшилась до крошечных размеров, превратившись в куколку. Вокруг моей головы с криками носились чайки, а больше ничего не было, пока участливое лицо человека напротив не превратилось в озабоченное; и когда он спросил: «Миссис Генри, может, вызвать кого-то из ваших близких?» – я поняла, что это вовсе не чайки. Это кричала я. Жутким криком, пополам со смехом. Осознав, что это моя реакция, я начала судорожно хватать ртом воздух, раскачиваясь вперед-назад. Не знаю, плакала ли я. Если это можно назвать плачем, то он не походил ни на что, когда-либо испытанное мною ранее. Это было слишком экстремально, чтобы классифицировать как плач.

Они позвонили Верити. Она вбежала, тяжело дыша, в мою открытую дверь – порывы ледяного ветра проникали в гостиную, где я по-прежнему сидела в его кресле, свернувшись в комочек. Только когда она приехала, я окончательно осознала, что случилось. «Водитель фургона смотрел не в ту сторону», – сказал полицейский Верити, которая стояла в халате, наброшенном поверх одежды вместо пальто. И все вокруг стало серым, включая лицо Джереми, застывшего позади нее с ключами от машины в руке и тупо смотревшего на шлем Гарри, который висел в коридоре на крючке. Вместе они дотащили меня до машины. Наступил вечер – небо было темным, и вдоль всей нашей улицы виднелись люди, идущие домой с работы, вставляющие ключи в двери, входящие в ярко освещенные дома. Меня уложили на заднее сиденье, и Верити укрыла меня клетчатым одеялом, а я вдохнула его запах и поняла, что оно пахнет Гарри. Я не смогла это выносить, поэтому отбросила его и дрожала всю дорогу до маминого дома.

Ее дом выглядел точно так же, как две недели назад, когда мы с Гарри приходили помочь его украсить. Я придерживала лестницу за нижнюю ступеньку, а он забрался по ней на стену снаружи дома и, насвистывая, прикреплял гирлянду к водосточному желобу вдоль крыши. Я боялась, что он упадет и поранится, а он смеялся надо мной и говорил, что я должна перестать беспокоиться.

Я оттолкнула маму, стоявшую в дверях, и сказала, что мне нужно побыть одной. Затем ворвалась в свою детскую спальню наверху и уставилась на потолок, покрытый бумажными гирляндами и мишурой. Я сорвала их все – клочья блестящей разноцветной бумаги падали вокруг меня точно так же, как конфетти в день моей свадьбы. Позже мама рассказала, что с нижнего этажа они услышали мои крики и бросились наверх, и она дала мне самое сильное снотворное и уложила в постель. И мама, и Верити спали со мной в ту ночь – и в течение нескольких недель после, обнимая меня.

Я не виделась с Сарой до похорон. Прошли недели [9]– оформление документов, выбор типа ресторанного обслуживания на поминках, музыки, которая ему бы понравилась. Я не имела обо всем этом никакого понятия. Помню, как швырнула трубку, когда поставщица провизии спросила, что я желаю: «мини-бублики» или «колбасные рулеты». Я упала лицом в подушку и закричала, что все это не имеет значения. Однажды в три часа ночи я осторожно сняла с себя руку Верити, пошла к ноутбуку Гарри, открыла, заглянула в его «Спотифай» и, не найдя там никаких ответов, набрала в «Гугле» запрос «песни для похорон». Верити проснулась от моего истеричного хохота после того, как «Гугл» предложил песню Мэрайи Кэри «Пока-пока» в качестве подходящего выбора.

Верити отвела меня обратно в постель, успокаивая, пока я истошно кричала, что не знаю – какие песни выбрал бы Гарри для своих похорон. Наверняка он что-то говорил по данному поводу, но тогда это воспринималось просто как занятный вопрос, который можно задать на втором свидании. В конце концов песни подобрал Джереми. Неплохие, я думаю. Я почти ничего не помню из того дня, поскольку к началу похорон поняла: если хочу пережить это, мне придется сделать нечто большее, чем напрягать колени, чтобы они не подкосились. Мне нужно окаменеть всем телом, попытаться превратить свои кости в бетон.