Ян Козак - Святой Михал

— Ты опять… опять ты к этому делу руку приложил? — спрашивала она испуганно и в то же время с угрозой.

Вилем окончательно пришел в себя.

— Господи, ну что ты! — воскликнул он. — Ведь Сайлер не дурак, чтобы затевать такое. А если бы даже кому-то и взбрело что-нибудь подобное в голову, то перед выборами он все равно не заикнулся бы. Вот пройдут выборы, тогда другое дело. Соображать надо! Из района никаких указаний не было — уж я-то знал бы. Завтра потолкую с ним.

Сам Вилем мало интересовался приусадебным участком — он был выше этого. Если бы не жена, которая вечно ворчала, не ее настоятельные требования помочь ей, когда урожаю угрожала непогода, он, возможно, и не знал бы даже, какой именно участок земли принадлежит им. Но он понимал, какие последствия могли бы иметь слухи, принесенные Беткой, и при мысли об этом по телу его пробежал озноб.

— Завтра все утрясем, — сказал он решительно, чтобы успокоить себя и отогнать нерадостные мысли, к которым придется вернуться поутру. Хотелось также успокоить жену. Она все еще пыхтела, как перегретый мотор, и обиженно шмыгала носом.

Снова заснуть ему удалось не скоро.

Утром он вышел во двор. Потянулся. Солнце приятно ласкало кожу. Воздух благоухал. Куры бросились врассыпную, когда он направился к колодцу. Вилем снял рубашку, окатил себя до пояса холодной водой и долго растирался полотенцем, довольно поглядывая вокруг. Вдруг ему показалось, что за ним наблюдают. Он быстро обернулся. Неподалеку от изгороди стояли Альжбета Мохначова и Аничка Рачекова. Хотя вчера днем Вилем и Мохначова, встретившись на площади, дружелюбно поболтали, сейчас почему-то и она, и Аничка смерили его враждебным взглядом. А когда он подошел к изгороди и поздоровался с ними, они молча повернулись спинами.

Вилем обомлел.

Бетка, выгонявшая на лужайку овцу, которую они недавно завели, видела эту сцену. Она тихонько всхлипнула.

Вот так все и началось.

Последующие события развивались быстро и неожиданно. Вилем, Адам, Эда и их кандидат Беда Сайлер не успели даже опомниться и подумать об обороне, как все уже было решено. В течение одного дня в Поречье не осталось, пожалуй, ни единого человека, который бы не осуждал Вилема и его единомышленников.

Лавина негодования и глубокого отвращения увлекла за собой и некоторых недавних сторонников Вилема. Даже Михала Бабьяка, Имру Бартовича и Людвика Купеца, которые до последней минуты горячо поддерживали Вилема, охватила паника. Они поддались общему настроению и превратились в ярых его противников. Обычно так и бывает. Те, что внезапно «прозрели», относятся к своим недавним друзьям куда с большей непримиримостью и жестокостью, чем другие, щедро поливая их грязью и требуя крови.

Вот и скотница Валерия Матяшова, которая только что поддерживала Беду Сайлера, вдруг возненавидела его. Когда утром он шел, разумеется ничего не подозревая, на автобусную остановку, она даже плюнула в его сторону.

Отныне все Поречье считало любую попытку отстранить Касицкого от руководства местным национальным комитетом кощунством. Вечером возле «Венка» собирались мужчины и орали, что выставят из села каждого, кто станет поддерживать Сайлера. А кто думает иначе, пусть убирается сам. Говорили, что уже давно следовало ожидать от Вилема и Беды такого подвоха. Были начисто забыты все добрые дела. Даже про сквер и про часы на башне храма (установка которых как раз заканчивалась) забыли, хотя все это было неразрывно связано с именем Вилема. И многое другое, сделанное Вилемом, вдруг приобрело совершенно иную окраску и характер. Все представлялось теперь только в черном свете.

Вилем, Эда, Адам и Беда Сайлер после нескольких перебранок с противниками не отважились пойти вечером в «Венок». Они собрались дома у Вилема, чтобы держать совет, как быть. Луцку послали за пивом, а Бетка сама исчезла из дому.

— Знал бы я, кто распустил этот слух, все зубы ему повышибал бы, — заявил Эда.

Он выпил пиво и поставил пустой стакан на стол.

— А не Касицкий ли это? — спросил Адам. — Он, видать, испугался, как бы Беда Сайлер его не обставит.

— Может, и он, — согласился Эда. — Теперь ясно, какое оружие они используют и как они опасны. Не брезгают ничем.

— Ты считаешь, что это Касицкий? — задумчиво произнес Беда Сайлер.

Сайлеру было лет пятьдесят; лысый, круглолицый, с глубокими складками возле рта и живыми, но какими-то испуганными глазами, он выглядел сейчас совершенно беспомощным. Надо сказать, Беда Сайлер, удостоенный чести стать кандидатом в председатели местного национального комитета, влип в эту историю совершенно случайно. И не по собственной инициативе. Правда, он был достаточно честолюбив, и возможность возглавить органы власти в селе, объединенном в один из самых сильных кооперативов области, очень льстила ему. Тем более что Вилем заверил его, будто все пройдет совершенно гладко. Сайлер заранее чувствовал себя обязанным ему. Однажды он уже оценил помощь Вилема — благодаря его вмешательству жена Сайлера стала заведующей сельмагом. Вилем за эту помощь ничего и не ждал от него — никаких услуг, И когда позднее в магазине стала работать Луцка, это было чистой случайностью, сам Вилем неохотно пошел на это. А теперь неожиданный коварный удар потряс Беду Сайлера, выбил его из колеи. Вконец растерявшись, не зная, как выпутаться из этой скверной истории, он настороженно глядел на Вилема — ждал от него помощи.

Вилем молчал.

— А что, если Беда объяснит людям все как есть? Скажет, что это неправда. И мы тоже где надо, между прочим, можем сказать кое-что о Касицком, ну то, о чем догадался Адам. Может, все и станет на свое место, — сказал Эда неуверенно.

Все молчали.

Вилем медленно потягивал из стакана пиво. Потом заговорил раздумчиво:

— Допустим. Только надо помнить, что любой разговор об этом вызовет новую волну кривотолков. А чем больше их будет, тем хуже. Пойдут разговоры в других кооперативах, скажем в Горной Рыбнице, где таких приусадебных участков вовсе нет. А те поедут в район и станут ссылаться на нас. Нельзя забывать и об этом.

— Верно, — поддержал его Эда.

— Когда все прикинешь, становится ясно, что мы увязли по уши. — Ведь если за эту историю с участками возьмутся в районе да придадут ей политический характер и примут соответствующее решение, нам придется его выполнять. Вот чем это пахнет, черт возьми! Но перед выборами никто, даже сам президент, не захочет встревать в такое щекотливое дело, хотя бы оно и пошло всем на пользу.

Вошла Луцка. Она принесла из «Венка» еще один кувшин пива.

— Ну, что там? — спросил Сайлер.

— Ничего особенного, — ответила она. — Все как всегда.

Луцка собиралась уйти. Она остановилась у зеркальца, висевшего возле окна, подкрасила губы и, послюнив указательный палец, пригладила брови.