Ян Козак - Белый жеребец

В ту ночь, когда было северное сияние и они вместе возвращались домой, он взял ее под руку. Быть может, она и прижалась к нему на миг, сама того не сознавая: она тогда так продрогла и все еще находилась под этим ни с чем не сравнимым впечатлением.

И может, именно его руки позавчера втащили ее, уже совсем обессилевшую, из пурги в тепло и свет.

Да, но это же так естественно — ведь и она пошла искать их в то ненастье, когда уже начиналась пурга, а потом заблудилась. Но она не могла не пойти, не попытаться найти их.

Нет, она не дала Толе никакого повода к тому, что сейчас произошло. А теперь ей придется жить рядом с этим новым, совершенно ей неизвестным Толей.

Федор сразу заметил, что между ними что-то произошло. Он пришел, когда Толя уже вернулся и сидел за столом; перед ним стояла бутылка водки, а Галя, в наушниках, принимала сводку погоды с базы.

— Что у вас происходит? — спросил Федор, когда она выключила аппарат и стала записывать сводку в дневник.

Федор пробыл на морозе несколько часов и теперь притопывал закоченевшими ногами. Подвыпивший Толя не понял вопроса Федора и даже слегка струхнул. Он поднял глаза, растерянно взглянул на Галю. И хотя потом тотчас же опустил веки, Федор заметил его взгляд и внимательно посмотрел на нее.

— Ничего не происходит, — ответила Галя. — Налить тебе чаю?

И, поднявшись, пошла к печке. Федор не спускал с нее глаз.

— Я немного продрог, — сказал он. — Проклятая погода. В этом году мы не скоро дождемся пароходов: я не припомню, когда в этих местах был такой мощный лед.

Пока Галя наливала чай, Федор включил приемник и стал поворачивать рычажок настройки, блуждая в эфире. Дом сразу заполнили бормотанье, треск, зазвучал голос эстрадного певца, а потом тихо, протяжно запели скрипки.

Толя сидел, опершись локтями на стол. Когда Галя поставила перед ним стакан с чаем, он резко отодвинул его, с трудом поднялся и выключил приемник.

— Я пойду спать, — проворчал он.

Внезапно наступившая тишина и тон Толиного голоса создали ощущение напряженности. Непривычной, почти осязаемой. Толя смерил Федора изучающим взглядом с ног до головы. Сейчас Федор мешал ему.

— Что ж, ладно, — отозвался Федор. — Ступай спать. Похоже, что ты и впрямь малость не в себе.

Он чиркнул спичкой и зажал сигарету губами, потрескавшимися от мороза. И сидел, спокойно покуривая.

Толя улегся на постель одетый.

Лишь когда послышалось его похрапывание, Федор просто, с улыбкой спросил Галю:

— Что это на него напало? Это из-за тебя?

Она промолчала. Лишь смущенно пригладила волосы.

— Ну ничего, — продолжал он. — Пускай проспится, тогда дурь и выйдет, а мы тем временем сварим отличный тюлений бульон.

Он был опытным полярником, повидал всякое и все воспринимал спокойно, как дело обычное и естественное.

Больше они с Галей эту тему никогда не затрагивали, но присутствие Федора вселяло в нее спокойствие и уверенность.

Толю словно подменили. Он замкнулся, ходил с оскорбленным видом, то отпускал в Галин адрес грубые замечания, то вел себя с собачьей преданностью. Когда после бурана к ним приехал начальник станции, Галя по неуверенному взгляду Толи поняла, что он опасается, как бы она не рассказала о том, что случилось. Она промолчала. Это было бы недостойно ее. Она вполне может защитить себя сама, ей ни к чему искать поддержки у других.

В один из последующих дней Толя вдруг загородил ей дорогу. Глаза смотрели мягко, преданно, с непривычной нежностью.

— Почему… ну почему ты меня сторонишься? Как ты можешь быть такой бесчеловечной? — бормотал он.

— Бесчеловечной? Боже мой! — Пораженная, Галя не нашла слов.

Ее опять охватило чувство стыда, опять застучало в висках.

— Чего ты хочешь? Толя, Толенька, ты что, и в самом деле не понимаешь меня? Да разве… разве это можно… просто так?

Лицо у него окаменело, глаза снова смотрели сурово, в них появился злой, насмешливый блеск.

— Ты думаешь, я не знаю, что у тебя было с Гришкой? Я вас видел, — сказал он. Гале показалось, что его голос удаляется, да и сам он как будто исчезает, растворяется.

Толя совсем утратил равновесие. Возможно, он и в самом деле любит ее? Может быть, он считает, что после измены Гриши Галя бросится к первому встречному? Что творится в его голове, какие там рождаются мысли? Что побуждает его уже не одну неделю вести себя так, что это все больше отталкивает ее? Что он, собственно, за человек?

Она тут же задумалась о себе: «А я-то какая?» Это было самое главное, самое важное. Какая же ты, Галя? Она пожала плечами.

Галя жмурилась от яркого света. Солнце день ото дня задерживается все дольше и пригревает все сильнее. И весь окружающий мир стал совсем другого цвета — и лед, и небо ослепительно поголубели.

Таких больших стай перелетных птиц она еще никогда не видела. Они летят только далеко от побережья, далеко от людей, а гагары, едва опустившись на землю для отдыха, сразу начинают любовные обряды. Она наблюдала, как самец завлекает самочку в воду, к полыньям. К тем местам, где слабый ветерок морщит сверкающее озерко тающего снега. Самочка обычно уступает, самец поспешно плывет за ней, то вытягивая, то втягивая голову. Гогочущее «аг-оо» и глубокое хриплое «орр-орр». Ответы самочек. Свадебные минуты. Целые часы неустанного ухаживания. Самец все время рядом со своей подругой, не отходит от нее. И когда она собирается улетать — он не отстает, не покидая ее ни на миг. «Вот настырный», — подумала Галя, улыбнувшись.

Она знала, что едва самочка сядет на яйца, ее поклонник тотчас исчезнет. И сразу же начнет ухаживать за молодыми самочками, которые еще не вили гнезда.

Всюду на скалах острова идут новые помолвки, новые свадьбы, все повторяется.

Как в ту ночь с разноцветными сполохами полярного сияния, которое погасло в черной тьме, а потом вдруг снова залило небо ярким пламенем. Неужели Толя был прав, обронив свое странное замечание о любви? Нет, хотя жизнь иногда очень сложна, все так переплетено, что сразу и не разберешь, где подлинное, настоящее. Она вздохнула.

Прикрыв глаза, она вслушивалась в свистящий плеск крыльев пролетающих птиц и их мелодичный, громкий зов, полный любовного томления. Этими звуками было заполнено все, они слышались со всех сторон. Жизнь бурлила даже здесь, среди льдов, била ключом.

Она прожила здесь год жизни. Да, почти год. Но это время не пропало впустую. Что-то ждет ее впереди? Сначала возвращение на остров, на станцию. Шесть недель там. А потом она покинет остров.

В мыслях она была теперь за морем, на материке. Снова тайга. Ее тайга. Галю ждет новая работа. На сей раз уже и в самом деле ее работа. Ихтиологическая станция у Вилюйской плотины, о которой она пока только читала. Но Галя уже много знает о ней. Знает и притоки, впадающие в Вилюй в тех местах, которые затоплены. Как они называются? Джекунде, Кучаки, Чоня… Да, она знает их названия, только названия. Как и Вилюй. Но что они значат для нее? Водохранилище длиной в пятьсот километров, с ума сойти! Озеро длиной в полтысячи километров, на дне которого затопленная тайга. Вместо чистого каменистого — дно, покрытое гниющими деревьями, кустарниками, травой. Теперь она будет работать там. Изучение изменившихся условий жизни рыбы, разведение рыбы в этом огромном водохранилище. Работа, к которой она готовилась и которая ее радует. И еще один, последний год учебы. Она закончит ее там, на Вилюе.