Салли Руни - Разговоры с друзьями [litres]

Ой, она очнулась, сказала Бобби в телефон. Секундочку.

Бобби ощупала меня взглядом. Как ты? – сказала она. Она была чистенькая и сухая, как модель из каталога одежды. С моих волос на лицо стекала вода. Нормально, сказала я. Она еще поговорила по телефону, но я не слышала, о чем речь. Я попыталась вытереть лицо рукавом, но он был еще мокрее, чем лицо. Снаружи, за козырьком, лил дождь, белый как молоко. Бобби убрала телефон и помогла мне встать.

Прости, сказала я. Мне так неловко.

Это продолжение той истории? – сказала Бобби.

Я кивнула. Она натянула рукав на ладонь и вытерла мне лицо. Свитер у нее был сухой и очень мягкий. Спасибо, сказала я. Люди уже расходились, охранник скрылся за угол.

Тебе опять нужно в больницу? – сказала она.

Я думаю, они просто посоветуют мне дождаться УЗИ.

Тогда давай домой. Хорошо?

Она взяла меня под руку, и мы вышли на Нассау-стрит. Мимо проезжало такси. Водитель остановился и позволил нам сесть, хотя ему гудели другие машины. Бобби назвала адрес, а я запрокинула голову и смотрела в окно, пока Бобби с таксистом разговаривали. Уличные фонари обливали фигурки людей ангельским светом. Я рассматривала витрины и лица в окнах автобусов. Глаза мои закрылись.

Когда приехали, Бобби настояла, что расплатится сама. Перед домом я цеплялась за металлические перила и ждала, пока она откроет дверь. Мы вошли, и она предложила приготовить мне ванну. Я кивнула. Привалилась к стене в коридоре. Она пошла набирать воду, а я медленно стянула пальто. В теле пульсировала дикая боль. Бобби появилась снова, взяла у меня пальто и повесила.

Тебе помочь раздеться? – сказала она.

Я вспомнила рассказ, который ночью отправила Валери, вспомнила, что он явно про Бобби – неподвластную мне загадку, силу, которую я не смогла подчинить, любовь всей моей жизни. При этой мысли я побледнела. Почему-то прежде я этого не осознавала или намеренно закрывала глаза, а теперь вспомнила.

Не переживай, сказала она. Я сто раз видела, как ты раздеваешься.

Я постаралась улыбнуться, но дышала я ртом, и улыбка, вероятно, вышла кривоватой.

Не напоминай, сказала я.

Да ладно тебе. Было не так уж плохо. Мы славно повеселились.

Такое впечатление, что ты меня клеишь.

Она рассмеялась. В рассказе я описала вечеринку у кого-то на квартире после выпускных экзаменов, я тогда накатила граммов двести водки и потом меня всю ночь тошнило. И всякий раз, когда кто-нибудь хотел помочь, я всех отталкивала со словами: позовите Бобби. А Бобби даже не было на той вечеринке.

Я тебя раздену совершенно не сексуально, сказала она. Не бойся.

Вода еще лилась. Мы вошли в ванную, и я села на крышку унитаза, а Бобби закатала рукава и проверила температуру. Горячая, сказала она. В тот день на мне была белая блузка на пуговицах, и я пыталась их расстегнуть, но руки дрожали. Бобби закрыла кран, присела на корточки и помогла мне с пуговицами. Влажные пальцы оставляли мокрые отпечатки вокруг петель. Она запросто вытряхнула мои руки из рукавов, словно картошку чистила.

Сейчас тут все будет в кровище, сказала я.

Хорошо, что тут я, а не твой парень.

Слушай, не надо. Мы поссорились. Как-то… Все не очень хорошо.

Она встала и отвернулась к ванне. Мне показалось, что она вдруг расстроилась. В холодном свете ванной ее волосы и ногти блестели.

Он знает, что ты больна? – сказала она.

Я покачала головой. Она сказала, что принесет полотенце, и вышла. Я медленно встала, скинула с себя остатки одежды и залезла в ванну.

Я включила в рассказ байку, к которой лично не имела отношения. Когда нам было по шестнадцать, Бобби на полтора месяца уехала по обмену в Берлин и жила в семье, где была девочка Лиза, наша ровесница. Однажды ночью Бобби и Лиза, не говоря друг другу ни слова, легли спать вместе. Они вели себя тихо, стараясь не разбудить Лизиных родителей, и потом тоже никогда это не обсуждали. Бобби не рассказывала в деталях, как все произошло, а также хотела ли она Лизу до той ночи, знала ли о ее чувствах и на что это все вообще было похоже. Если бы мне такое рассказала не Бобби, а кто-нибудь другой из одноклассников, я бы не поверила, но в ее словах не сомневалась ни секунды. Я хотела Бобби и, как и Лиза, пошла бы на все, лишь бы быть с нею. Она поделилась со мной, чтобы я знала: она не девственница. Лизино имя она произносила без особой любви или неприязни, просто знакомая девушка, и после на долгие месяцы, а может, и на всю жизнь во мне поселился страх, что когда-нибудь она произнесет так и мое имя.

Ванна была пенной и слишком горячей. Нога под водой порозовела. Я окунулась полностью, и вода непристойно меня облизывала. Я представляла, как она вымывает из меня и растворяет всю боль. Бобби постучала в дверь и вошла с большим розовым полотенцем, новым, одним из тех, что привезла из родительского дома. Она повесила его на крючок, а я закрыла глаза. Я слышала, как она вышла из ванной, как лилась вода из крана в кухне, как открылась и закрылась дверь ее спальни. Слышала ее голос – должно быть, она говорила по телефону.

Вскоре она вернулась и протянула мне мобильник.

Это Ник, сказала она.

Что?

Ник звонит тебе.

Ладони были мокрые. Я вытащила из воды одну руку, дотянулась до полотенца, вытерла и взяла телефон. Бобби снова вышла.

Привет, ты как? – послышался голос Ника.

Я закрыла глаза. В голосе его звучала нежность – хотелось устроиться в ней как в коконе.

Сейчас все нормально, сказала я. Спасибо.

Бобби мне рассказала. Ты, наверное, здорово испугалась.

Несколько секунд висела тишина, а потом мы заговорили одновременно.

Сначала ты, сказала я.

Он сказал, что хотел бы меня проведать. Всегда добро пожаловать, сказала я. Он спросил, нужно ли что-нибудь привезти, и я ответила, что нет.

Ладно, сказал он. Иду в машину. А ты что хотела сказать?

Скажу при встрече.

Я повесила трубку и осторожно положила телефон на сухой край ванного коврика. Снова закрыла глаза и всем телом ощутила тепло воды, синтетический фруктовый аромат шампуня, твердый пластик ванны, пар от воды и влагу на лице. Я медитировала. Считала вдохи и выдохи.

Прошло, кажется, довольно много времени, минут пятнадцать или даже полчаса, и Бобби вернулась. Я открыла глаза – все вокруг стало ярким, ослепительно ярким и необыкновенно красивым. Все нормально? – сказала Бобби. Я сказала, что сейчас приедет Ник, и она сказала: хорошо. Она села на бортик ванны, и я наблюдала, как она достает из кармана кофты пачку сигарет и зажигалку.

А вот что она сказала, прикурив: ты будешь писать книгу? И тут я сообразила: она не ответила на вопрос Филипа про наши совместные выступления, потому что почувствовала – я изменилась, во мне зреет что-то новое. Ее догадка придала мне уверенности и одновременно убедила: я для нее открытая книга. Когда дело касалось быта и будничной рутины, она, возможно, не сразу замечала перемены, но настоящие, глубинные мои преображения не могли от нее укрыться.