Роман Шмараков - Книжица наших забав

Дьявол потребовал чего-то еще, а рыцарь вновь ему отказал. Тогда дьявол протянул руку, словно намереваясь схватить его и вытащить из круга, и рыцарь от испуга упал навзничь и закричал. Услышав его, прибежал Филипп, и дьявол немедленно исчез. С той поры рыцарь всегда был бледен, исправил свою жизнь и верил в бытие демонов. Недавно он умер (Caes. Dial. V. 2) [39] В следующей главе Цезарий добавляет, что сам видел этого Филиппа, который через несколько лет был убит — как считают, это было дело рук его наставника и приятеля дьявола (Caes. Dial. V. 3). .

Тот же Филипп в минуту откровенности рассказывал о своих студенческих годах в Толедо [40] Толедо — известная кузница богопротивных кадров. Многократно цитировалась фраза Элинанда: «Ищут клирики в Париже свободных искусств, в Орлеане — древних авторов, в Болонье — кодексов, в Салерно — мазей, в Толедо — демонов, и нигде — добрых нравов» (PL 212, 603С). У Цезария один толедский школяр, по обету явившись после своей смерти товарищу, сообщает, что он навеки осужден из-за их чернокнижных занятий (Caes. Dial. I. 33). У Салимбене есть истории об общении папы Иннокентия III с толедским некромантом, о неудачной попытке Филиппа, будущего архиепископа Равеннского, в молодости учиться этому искусству у толедцев и о том, как этому же Филиппу толедский некромант предсказал великую будущность (Салимбене 2004, 40, 425, 470). . Много народу из разных краев училось там черной магии, и вот несколько юношей из Швабии и Баварии, захотев удостовериться в истине тех дивных вещей, кои открывал им наставник, просили явить их очам то, чему он учит, чтобы постичь пользу этой науки. Тщетно пытался он их отговорить, а потом в полуденный час вывел в поле, очертил круг, наказав из него не выходить, а также ничего не давать и не принимать. Отошел он в сторону и заклинаниями призвал демонов. Они явились в образе рыцарей в пышном оружье и затеяли турнир [41] Церковная власть осуждала рыцарские турниры. Например, в 1179 г. папа Александр III издал декрет против турниров: «Следуя по стопам блаженной памяти пап Иннокентия и Евгения, предшественников наших, мы запрещаем устраивать те гнусные празднества, что зовутся в народе турнирами (torneamenta), на которых обычно по призыву собираются рыцари и, чтобы показать свои силы и отвагу, сшибаются друг с другом, откуда часто происходят людские смерти и опасности для души. Если же кто их них там умрет, хотя и не отказывать такому в покаянии, однако лишать церковного погребения» (Rogerius de Hoveden II, 176). Сам Цезарий рассказывает, как один священник из Хасбенгау, под вечер идя из деревни в другую, видел на поле ристанье умерших, кои восклицали: «Господин Вальтер из Милене! господин Вальтер из Милене!» Этот Вальтер, славный рыцарь, недавно умер. Уразумел священник, что они представляют богопротивную рыцарскую потеху, и, остановясь, перекрестился; виденье исчезло, и он двинулся дальше (Caes. Dial. XII. 17). В другом случае один человек, идя по полю большой битвы на следующую ночь, видел великий турнир демонов. Я полагаю, говорит Цезарий, у демонов была великая радость от богатой добычи; а что касается павших на турнире, нет сомнений, что они попадут в ад, если им не будет дано раскаяться (Caes. Dial. XII. 16). Так что почему бы демонам не устроить такое развлечение, если это приличным людям неприятно. , то притворно падая, то направляя на учеников копья и мечи, лишь бы выманить их из круга. Худо в этом успев, они обернулись прелестными девушками и пустились вкруг студентов в хоровод. Одна из них, прекрасней прочих, выбрала себе одного из школяров, и, покамест они, склонясь главами, ходят, башмаками в лад стучат, их чела белые блестят лентами, а под жемчугами дышат нежные груди etc. etc., она протягивает ему золотое кольцо и своими движеньями распаляет в нем сладострастие. Этот юноша, всегдашний поклонник всякого беспутства, скоро был побежден и, забыв о предостережениях, выставил из круга палец, чтобы вздеть на него кольцо. За этот палец его и ухватили: тотчас юноши не стало. Сонмище злых духов, свившись вихрем, исчезло с добычей. Поднялся крик и плач, прибегает наставник: я-де вас предупреждал; школяры: «Нам дела нет, не вернешь его — тебя убьем». Боясь баварцев больше, чем демонов, наставник, делать нечего, обещает навести справки, как он там в целом. Призвав князя бесов, наставник произносит перед ним речь — напоминает о своей верности, выражает опасение, что его наука потеряет в глазах учащейся молодежи, а самого его убьют ученики, недовольные проведением лабораторных занятий, если не удастся ему вернуть юношу. Дьявол сострадательно отвечает, что назавтра соберет по этому поводу совет в таком-то месте и чтобы он, наставник, непременно там присутствовал, а если совет позволит его вернуть, ты-де мне по гроб жизни обязан. Назавтра собирается совет; магистр жалуется на учиненное над учеником насилие; ему ответствуют: все по справедливости, сей ослушник преступил закон круга. Тяжба длится, а дьявол меж тем просит соседа: «Оливер [42] Этот праведный демон появляется еще в одном анекдоте у Цезария, см. ниже, IX. 8. , ты всегда был праведным судией, реши же это дело». — «По моему разумению, — отвечает тот, — юношу надобно вернуть наставнику». И, поворотясь к тому, кто оспоривал некроманта: «Верни, — говорит, — юношу, ты и так с ним круто обошелся». Все согласились; юношу вывели из преисподней; совет распущен, и наставник в радости возвращается к ученикам. Вызволенный школяр был так худ и бледен, словно поднялся из гроба. Он поведал сотоварищам о том, что видел в преисподней, и, свидетельствуя примером, сколь мерзостна Богу наука, которой они предавались, покинул школу и сделался монахом в некоей цистерцианской обители (Caes. Dial. V. 4).

В одной деревне священник был предан всякому беспутству и о вверенных его попечению душах нимало не заботился. Когда он умер, прихожане, умершие в его пору, обступили его в аду с камнями в руках, говоря: мы тебе были поручены, ты о нас не печалился и грехов наших ни словом, ни примером не обуздывал; ты причиною, что мы осуждены. Они теснили его, швыряя камнями, покуда он не свалился в колодец, из которого уже не показывался (Caes. Dial. XII. 6).

Был один школяр в Париже; учение давалось ему туго, память шаткая; ни понять, ни запомнить почти ничего не мог; сотоварищи над ним потешались, он же пребывал в смущении и унынии. Является ему сатана и говорит: «Принеси мне оммаж, и я дам тебе знание всяческой науки». — «Отойди от меня, — говорит школяр, — никогда не будешь ты мне господином, а я — твоим человеком». — Но сатана почти насильно разжал ему руку, вложил в нее камень и сказал: «Пока держишь его зажатым в руке, будешь знать все». Враг исчез, а юноша отправился в школу и ну там блистать. Всех в диспутах одолевает, люди справедливо удивляются, откуда это у дурака такие способности. Он же никому о своей встрече с дьяволом не сказывает. Вскоре заболел он, и тяжело; приходит священник принять исповедь, юноша без утайки во всем признается: и как с дьяволом встретился, и как камень от него получил. «Брось, несчастный, — говорит ему священник, — брось дьявольское ухищрение, не то лишишься ведения Бога». Тот в страхе отшвырнул камень, а с ним — мнимую мудрость. И вот он умер и лежит в церкви, над ним сотоварищи его поют псалмы, а демоны тащат его душу в долину глубокую, ужасную, курящуюся серным дымом, а там начинают играть ею, как мячом: одни кидают, другие ловят; а когти у них такие острые, что острей наточенного железа. Так он там намучился, как сам впоследствии рассказывал, что никакой муке с этой не сравниться. Но Бог смилостивился над ним и послал некоего небесного мужа, который, явившись демонам, пресекает весь этот пляжный волейбол и говорит: «Всевышний повелевает вам отпустить обольщенную вами душу». Демоны, делать нечего, душу отпускают; она давай Бог ноги, возвращается в тело, оживляет его, поднимает и обращает в бегство всех сотоварищей, кои по-прежнему вокруг носилок пели псалмы. Он подымается, сообщает людям, что жив, и объявляет обо всем, что видел и слышал. В скором времени вступив в цистерцианский орден, он прославился такою неумолимою строгостью к себе, что люди явственно видели в нем претерпевшего муки чистилища, если не ада. Двадцать четыре года назад он был аббатом в Моримонде (Caes. Dial. I. 32) [43] Цезарий спрашивал мариенштадтского аббата Германна, видел ли он его когда-нибудь смеющимся: ведь считается, что воскресшие не смеются. Германн отвечал, что наблюдал за ним и даже улыбки никогда не приметил. .