Тэффи Бродессер-Акнер - Флейшман в беде [litres]

– Однако она вас придавила каблуком, – сказала Барбара.

– Ну, наверно, можно и так сказать.

– Я бы тоже разозлилась.

– Я не злюсь. Я просто хочу разобраться. Она уже две недели не отвечает на мои звонки. Она спит с отцом ученика из школы, где учатся наши дети.

– Ого.

– Она дома. Я пошел в ее квартиру …

– Вот этого вообще-то не стоило делать.

– …И там везде следы ее пребывания. То есть ясно видно, что она спит с этим типом, и я ничего не могу понять, потому что его жена совершенно точно не в курсе.

– Помедленнее, пожалуйста, – сказала Барбара, строча в блокноте. – Ну хорошо, вы готовы полностью принять на себя заботу о детях?

– Она и так на мне. Я именно это и пытаюсь объяснить. Я и так уже делаю всё. Рэйчел в нашей жизни практически отсутствует. Она как приглашенная кинозвезда на один эпизод.

– Напомните-ка мне, кем вы работаете? – Барбара прищурилась. – Вы ведь работаете, правда?

– Я гепатолог в больнице Святого Фаддея.

– Это что, легкие?

– Печень.

– Мой отец там лежал несколько лет назад, но в кардиологии.

Тоби кивнул, не зная, что сказать и платит ли он ей и за это время тоже:

– Там в отделении очень хорошие врачи.

– Да, отец уже дома. С ним всё в порядке. Мы тогда перепугались.

Тоби подождал.

– Прошу прощения. Так какая у вас договоренность насчет детей?

– В основном они со мной. Она забирает их, когда говорит, что может с ними побыть. Я… я главный родитель. Но опять-таки, она просто взяла и исчезла. Я отправил детей в лагерь. Она об этом не знает.

– И это будет внесено в соглашение?

– Мы примерно обрисовали, с кем и когда будут дети. У меня они половину каникул и праздников и каждые вторые выходные.

– И что, она до сих пор это соблюдала?

– Не совсем. Но мы всего два месяца как разъехались. Из праздников был только День памяти павших и Четвертое июля. В День памяти павших дети были у меня. На длинные выходные Четвертого июля их должна была забрать Рэйчел, но она взяла их только на воскресенье и понедельник, потому что хотела поехать на Огненный остров.

Барбара Хиллер подняла взгляд от блокнота:

– Но все же она их брала?

– Только на половину срока, о котором мы договаривались.

– Вам следует более четко обрисовать это в письменном виде. Некоторые люди, но обычно отцы, оказываются такими скользкими, что заранее от них и не ожидаешь. Особенно когда перед медиатором все прикидываются добропорядочными. А почему вы пошли к медиатору?

Тоби захлопал глазами:

– Потому что вы сами мне велели, когда я приходил за консультацией.

– Да. В самом деле. Беда с медиацией в том, что воспользоваться ею – это как прийти на перестрелку с ножом. – Барбара отвела взгляд, раздумывая. – Все деньги зарабатывала ваша жена, верно? Она… юрист?

– Агент.

– Агент. Она работает в какой-то крупной фирме.

– Она сама владелица фирмы.

– Верно, верно. Теперь я вспомнила. Она представляет Алехандру Лопес, верно?

– Верно.

– Верно, верно. Мы с женой и детьми беспрестанно поем саундтрек из «Президентриссы», буквально днем и ночью. Совершенно потрясающая вещь. Я глазам своим не верила, когда смотрела. Я рыдала. А ведь я никогда не плачу. – Барбара выглянула в окно, неуместно затерявшись в восхитительном воспоминании, пока Тоби сидел прямо перед ней, как дурак.

– Так что мне делать?

Барбара Хиллер откинулась на спинку кресла и вольготно выдохнула солнечным сплетением:

– Вы знаете, это трудный вопрос. Вы можете не подписывать окончательные бумаги и потребовать полной опеки над детьми, но жена в ответ может лишить вас финансовой поддержки. Насколько я помню, она платит за все?

– Только за детей.

– Но частная школа, лагеря, спортивные секции, репетиторы, всё такое.

– Да, за это платит она.

– И как вы собираетесь поддерживать этот образ жизни на свою зарплату?

– Ну, я могу перевести детей в государственную школу…

– То есть вы хотите забрать детей из школы, где они учатся уже много лет, сразу после того, как их родители развелись.

Тоби промолчал. Он подумал о том, что будет, если Ханна больше не сможет ходить в одну школу со своими подружками.

Барбара смотрела вниз, в свой блокнот. Потом снова взглянула на Тоби. Подалась вперед, сцепила руки и следующую фразу произнесла так, будто делилась секретом:

– Знаете, что я всегда говорю женам?

Тоби подождал.

– Я им говорю, что их возможности ограничены и что система заточена на то, чтобы благоприятствовать мужьям.

– Что-то я не чувствую, чтобы система была сильно заточена в мою пользу.

Барбара прищурилась и помотала головой:

– Нет, в данном случае жена – это вы.

Тоби сидел в спальне и невидяще смотрел в окно. Во влажном горячем воздухе окружающий мир шел волнами. Было слишком жарко. Почему у него в комнате так жарко? Он наклонился к кондиционеру, чтобы включить его, но увидел, что тот уже включен. Утром придется звонить управдому. Потом придется его ждать. Или пропустить работу. Или пропустить что-нибудь еще.

Как это возможно? – задумался он. Как это получается, что предпринимаешь чрезвычайно трудные шаги, титанические усилия, чтобы наладить свою жизнь, а в результате человек, от которого ты отделался, начинает еще сильнее мешать твоему счастью и благополучию?

Он лег на кровать и стал смотреть в потолок. Там оказалось коричневое пятно. Откуда на потолке может взяться пятно?

В ответ, вероятно, сам Господь заставил его телефон звякнуть три раза. Тоби посмотрел на экран. Карен Купер перенесла операцию. Сейчас она лежала в реанимации под аппаратом искусственного дыхания. Тоби позвонил Клею, который оставался в отделении на ночь.

– Я думаю, у нас все хорошо, – сказал Клей. – Пациентка должна прийти в себя завтра.

– Миссис Купер.

– Миссис Купер должна прийти в себя завтра.

– Вы уверены, что обойдетесь без меня?

– Мне кажется, всё в порядке. За ней наблюдают в реанимации.

– Ладно. Если решите, что я нужен, позвоните мне. Я тут рядом.

Он повесил трубку. Это было для него совсем новое унижение – практически умолять своего клинического ординатора, чтобы тот разрешил ему прийти к пациентке. Он позвонил Сету, но Сет не ответил, и это было к лучшему. Что мог сейчас сделать Сет? Разве что продемонстрировать ему, насколько проще была бы его жизнь, если бы он женился на подходящей женщине или не женился вообще. Подобные мысли были упражнением в тщетности. Тоби скучал по детям. Ханна уже ездила в лагерь два раза, но Солли… как Тоби мог его бросить одного? Лагерь запрещал контакты между детьми и родителями в течение первой недели, и Тоби тут же представилось, как Солли умоляет равнодушного подростка разрешить ему позвонить папе. В квартире было слишком пусто. Слишком тихо. Тоби был слишком один.