Николя Матье - И дети их после них

– Отвези меня домой.

Он пристально смотрел в какую-то точку вдали.

– Сейчас.

Он вернулся к «Опелю», открыл багажник, достал оттуда монтировку – на всякий случай. Потом они снова сели в машину.

– Это «головастики», по всему видать.

– Я замерзла.

Она дрожала, сидя рядом с ним. Он взял с заднего сиденья валявшийся там свитер и дал ей. Стеф не знала точно, что это такое – «головастики». Само слово она, конечно, слышала. У них дома так называли этих странных людей, живших где-то за городом, как кочевники, в трущобах, семьями, где все трахались со всеми, а еще мальчишек без крыши, вечно носившихся на мопедах, озлобленных, сопливых, с бритыми головами.

Это было настоящее дно, ниже не бывает, даже хуже «социально незащищенных». В этих людях, в их образе жизни – вдали от города, в сельской глуши, – в самой их нелепой внешности было что-то первобытное, дикое. Нетрудно было представить себе, как они спариваются как скоты где-нибудь на заброшенной ферме. Она снова содрогнулась.

– Поедем, пожалуйста.

– Знаю. Сейчас отвезу.

Больше они не произнесли ни слова. Антони то и дело поглядывал на часы. Сумка лежала в багажнике, поезд отходил через несколько часов. Ему наконец-то удалось трахнуть Стефани Шоссуа, но от этого не осталось ничего, кроме горечи, усталости. И похвастаться не перед кем. Никакого удовольствия – ни для кого.

За сто метров от своего дома Стеф попросила его остановиться.

– Все, хватит. Я пешком дойду.

Он остановил машину, даже не припарковавшись. На улицах было пусто. За всю дорогу они не встретили ни единой живой души.

– Ты далеко живешь?

– Нет.

Больше он спрашивать не стал. Стеф уже открыла дверцу и поставила ногу на землю. Ей нужны были душ и десять часов сна. Она подумала о своей комнате. Чистые простыни, знакомая с детства обстановка. На стене все еще висел постер Люка Перри. А у кровати – самшитовое распятие.

– Подожди, – сказал Антони.

– Что?

– Не знаю. Стремно все же разбежаться вот так.

– Чего тебе надо? Не будем делать из этого историю.

– Я мог бы написать тебе, – сказал Антони.

– Как хочешь.

Она была совсем рядом.

– Прости, – сказал он.

– Привет.

Она хлопнула дверью, он смотрел ей вслед. Она шла босиком, держа кроссовки в руках, и даже не попыталась оглянуться. Ну, по крайней мере, он ее трахнул. Утешаясь этой мыслью, он развернулся и поехал домой.

«Леклер» заметно разросся. В нем открыли отдел тканей, обновили рыбный отдел, а главное – тут появился отдел бытовой техники и электроники, достойный лучших гипермаркетов. Всего – десять тысяч метров торговых площадей. Магазин даже не закрывался на ремонт, все работы осуществлялись за временными фанерными перегородками, в то время как потребители продолжали делать покупки.

После окончания переоборудования долину наводнили рекламные буклеты, приглашавшие на грандиозную распродажу техники – от утюгов до теликов с плоским экраном. Все как с ума сошли, народ повалил толпами. Даже полицейских поставили – регулировать движение. Потом построили два перекрестка с круговым движением европейского типа. Каждую субботу на парковке, в кассах, в новом «Макдоналдсе» собирались очереди. Такой успех, и это в то время, когда пессимистам повсюду мерещился призрак кризиса. Тут было чему порадоваться.

Правда, это создавало и некоторые неудобства. Так, например, в отделе средств гигиены Антони никак не мог решиться на что-то определенное. При таком выборе, покупая зубную пасту, всегда остаешься с чувством, что прошляпил что-то лучшее. Наконец он решил остановиться на тюбике «Колгейта», после чего пошел дальше. Тележка его была уже полна, но в меру. Вокруг сновали люди, все в прекрасном настроении, их было много, тем более для среды. Магазин был весь украшен в национальных цветах. Уже несколько дней как Франция оделась в триколор, по всей стране рикошетом разлетались одни и те же слова. Он услышал их в восемь утра по своему радиобудильнику: Франция вышла в полуфинал.

Что не помешало ему отправиться за покупками. Он старался сделать все побыстрее, чтобы проскочить. Потому что в этой дыре в конце концов обязательно на кого-нибудь наткнешься. Сразу начнутся расспросы: как мама? что ты поделываешь? Антони двадцать лет, он такой молодой, у него вся жизнь впереди. Это все, что другие могли ему сказать.

– А с работой как?

– Ищу.

Беби-бумеры [44] Поколение беби-бумеров ( англ. baby boomers, от baby boom – всплеск рождаемости) – термин, применяемый в теории поколений Уильяма Штрауса и Нила Хоува к людям, родившимся в период с 1940 по 1959 год (иногда 1946–1964 гг.), когда в Европе наблюдался демографический взрыв. слушали с пониманием. В их времена с этим все же было проще.

– А как поживает мама? Привет ей передавай.

Ничего себе поживает. Да, он передаст. Хорошего дня.

После возвращения домой Антони ничего путного не делал. Конечно, он был молод. О чем ему без конца твердили. А молодому надо шевелиться. Тебе просто надо уехать в Канаду. Или получить образование. Каждый совался со своим советом. Люди – мастера налаживать чужие жизни. У Антони не было слов, чтобы объясняться с ними.

Он купил еще консервов – фасоль, зеленый горошек, сардины. Кроме этого, в его тележке уже лежали обычные продукты, ветчина, колбаса, рубленые бифштексы, вермишель. Кока-кола, круассаны на завтрак. Кофе, бананы, йогурты.

Наконец он добрался до отдела с выпивкой. Там он выбрал себе две бутылки красного, упаковку из двадцати четырех банок пива и бутылку виски – «Label 5». Вечером он собирался пойти к кузену смотреть футбол. Чтобы не идти с пустыми руками, он взял коробку «розе́». Надо будет перед выходом поставить его в морозилку.

Франция вышла в полуфинал. Голос по радио еще раз напомнил об этом уважаемым покупателям и объявил, что по такому случаю гипермаркет устраивает исключительную промоакцию на телевизоры с плоским экраном. Антони сразу вернулся через весь магазин, чтобы убедиться в этом.

И правда, в хваленом отделе телевизоров большие светящиеся панно анонсировали снижение цен. Покупатели, которых становилось все больше, переходили от одного телевизора к другому, волнуясь от выпавшего на их долю счастья. Тот же голос из репродуктора напомнил, что Франция вышла в полуфинал и что на всех телевизоров не хватит. Антони быстро определился. «Самсунг», девяносто пять сантиметров за шесть сотен, невероятная удача. У продавца был синий жилетик и вялое лицо прелата. Расхваливать свой товар он не стал. В любом случае, телики шли нарасхват, и не только из-за рекламных акций. В сегодняшнем контексте такая покупка становилась чуть ли не актом патриотизма. Антони попытался торговаться – для проформы, но продавец ничего не хотел знать, правда, при такой цене это было и не нужно. Пока ему выписывали счет, Антони углубился в созерцание стены экранов, на которых показывали лучшие моменты матча с Италией. На полу сидели по-турецки мальчишки и смотрели во все глаза. Даже издали каждая фигура была узнаваема: Лиза́, Десайи, Зидан, Пети со своим хвостиком. Вместе с пятьюдесятью миллионами таких же придурков Антони втянулся в игру, позабыв на время о своих горестях, растворив свои желания в великих чаяниях национального масштаба. Биржевые магнаты, пацаны из Бобиньи, Патрик Брюэль и Жозе Бове, все были заодно, в Париже ли, в Эйанже – все равно. С самого верха и до самого низа шкалы заработных плат, от самой далекой деревенской глубинки до площади Дефанс в Париже, вся страна орала в один голос. Достаточно было сделать как Америка, начать считать себя лучшей нацией в мире, и можно дальше уже без конца морочить себе голову.