Мэтт Хейг - Клуб призрачных отцов [litres]

– Держи его за ноги! Держи его за ноги! Вали его на пол!

Доминик подставил мне сзади подножку и толкнул меня, как в Дзюдо. Они рассмеялись, а лица вокруг смотрели на это.

Они потащили меня по мокрым листьям, по бетону, царапавшему мою куртку, и Джордан Харпер сказал:

– К столбу его!

Я дрыгал ногами, пытаясь стряхнуть их руки со своих лодыжек. Учителей нигде не было видно, только семиклассники и восьмиклассники, а чёрный столб под навесом становился всё ближе, и черты лиц, окружавших меня, были как у великанов.

Доминик и Джордан дотащили меня до столба. Моя куртка задралась до плеч, и рубашка тоже задралась. Мою голую спину царапала земля, а мокрая крошка забивалась внутрь… А-а-а! Столб врезался мне в яйца и расплющил их, как фрукты, а парни продолжали тянуть мои ноги, меня пронзила нестерпимая боль, как взрыв, изнутри.

Я услышал голос над смехом, обрушивавшимся на меня, и это был голос девчонки.

– Отстаньте от него!

– Отстаньте от него!

Это говорила Лия, но они не видели, что это была она, и Доминик оттолкнул её локтем. Это меня взбесило, я дёрнул ногами, только от этого столб врезался мне прямо в кости, словно они хотели разорвать меня надвое, и, если бы я был Гаем Фоксом, я бы сейчас выдал все имена и всех бы сдал.

Потом Доминик отпустил мою левую ногу, и я увидел Дэйна, он швырнул Доминика на землю, и повернулся к Джордану, поднял кулаки и сказал:

– Давай, крутой!

Джордан посмотрел на большие квадратные шестнадцатилетние кулаки и испугался. Он бросил мою вторую ногу, и мои яйца выскочили назад. Я лежал на земле, кашляя от боли. Люди расходились. Доминик поднялся и убежал.

Лия подошла ко мне, но Дэйн схватил её за руку и оттащил, пока я выкашливал её имя, но она не услышала этого; они ушли прочь, пока ветер с моросью развевал прямые волосы Лии в мою сторону.

Когда я вернулся домой, спина всё ещё саднила, но я старался об этом не думать. Мама, Дядя Алан и все остальные разжигали костёр, а я ушёл и достал коробку с МЕТАЛЛИЧЕСКИМ НАТРИЕМиз Тайника. Я пошёл в ванную, запер дверь, положил коробку на пол, залез в ванну и посмотрел на шампуни и пены для ванн, а ещё там была коробка с надписью: «Lush! Бомба для Ванны», и я подумал, как это странно, и взял бутылку с надписью:

Это была Соль для Ванн Дяди Алана, которую он всегда добавлял в воду для своей больной спины, так что я открыл крышку, высыпал содержимое в раковину и включил кран, пока всё не смыло без остатка.

Потом я сел на сиденье унитаза и открыл коробку с МЕТАЛЛИЧЕСКИМ НАТРИЕМ. Его мельчайшие частицы выглядели почти так же, как Соль для Ванн, поэтому я высыпал их в бутылку, пока она не оказалась заполненной до того же уровня, что и прежде. Затем я завинтил крышку бутылки и поставил её туда, где она была, у ванны. Я вышел из ванной комнаты и положил коробку с МЕТАЛЛИЧЕСКИМ НАТРИЕМобратно в Тайник.

Я вернулся в свою комнату и разглядывал следы Столбования на спине. Ощупал некоторые царапины пальцами, а другие не мог достать рукой.

Я переоделся в джинсы и толстовку, надел шарф и пальто, спустился вниз и вышел на парковку. Там горел Костёр, все столы стояли на улице, Карла и Ренука разносили напитки, и я увидел, как рука Дяди Алана потирала спину Маме, когда они стояли перед огнём, и я увидел Гая Фокса в огне, его тело плавилось, и голова его плавилась, как Герти и мои Гуппи.

Мама обернулась и увидела меня, словно у неё было шестое чувство.

Она сказала:

– Солнышко, вот ты где. Я беспокоилась, куда ты пропал.

Я ответил:

– Просто переодевался.

Она сказала:

– Тебя долго не было.

Я пожал плечами.

Она сказала:

– Ты пропустил, как мы зажигали огонь.

Дядя Алан сказал:

– Зато поспел к фейерверку. Мы его запустим в половине шестого.

Я подумал про себя, что Дядя Алан сам превратится в большой фейерверк в следующий раз, когда будет принимать ванну. Большой томатный фейерверк разлетится по всем стенам, когда ванна взорвётся, ТЫДЫЩ!!!!!!

Вслух я сказал:

– О-о.

Мама сказала:

– Это будет славный фейерверк!

Большой помидор сказал:

– Надеюсь, он будет охрененным, учитывая, сколько я за него заплатил.

Я смотрел, как его лицо озарялось оранжевым светом. Его большое жирное лицо улыбалось Гаю Фоксу, пожираемому пламенем, и я задумался, будет ли он преследовать меня, когда станет призраком, и попытается ли он Отомстить и избежать Мук, но я подумал, что у него нет никого, кто бы любил его так, как я любил Отца. Да и Мама не будет его видеть, потому что она не видит Призрак Отца.

Подошёл еще один человек – мужчина в спортивном костюме, и это был Терри-Сонный Глаз.

Он сказал:

– Порядок, Алан.

Дядя Алан сказал:

– К старту готов.

Терри-Сонный Глаз спросил:

– Что?

Дядя Алан ответил:

– В смысле начинай запускать в половине шестого.

Терри-Сонный Глаз посмотрел на Маму и улыбнулся, словно он нервничал, и я знал, почему он нервничал. Потому, что это он Разгромил Паб и потому что он пытался задушить меня, а потом он увидел меня и вздрогнул, будто я был призраком.

Он сказал:

– Привет!

Я ничего не ответил, просто ушёл. Я прошёл к столам, где Ренука наливала напитки из большой чаши большой странной ложкой, и она спросила меня:

– Хочешь немного пунша, Филип? Есть безалкогольный.

– Нет, – ответил я.

Она сказала:

– Костёр получился фантастический, правда?

Она широко улыбнулась своим маленьким треугольным лицом, словно никогда раньше не видела костра, будто это было три миллиона лет назад, и я ответил:

– Да.

Она сказала:

– Отличная идея, да? Устроить костёр на автостоянке.

Она говорила так, будто меняла мне подгузник.

Я сказал:

– Не знаю.

А потом пришёл Лэс-Les Miserable в своей тёмно-синей кожаной куртке, и он заговорил с Ренукой своим глубоким голосом, не шевеля губами, а я через толпу людей вернулся к Маме.

На полпути я услышал за спиной голос, который сказал:

– Эй, Бомба-Вонючка!

Я обернулся, и это был он, Терри-Сонный Глаз. И тут уже я подпрыгнул на месте.

Я искал Маму, а Терри-Сонный Глаз сказал:

– Всё нормально. Я не вампир. Не кусаюсь.

Я подумал: «Нет, но ты сжимаешь шеи, как тюбик зубной пасты».

Я оглянулся на Ренуку, она наливала Лэсу пунш, не глядя на меня.

Терри-Сонный Глаз сказал:

– Я просто хотел извиниться за тот вечер в парке.

– О-о, – произнёс я.

Он сказал:

– Это просто… Это был дурацкий вечер.

– О-о, – сказал я.

Я посмотрел на него, он выглядел так, как будто ему и правда было жаль, только это означало, что он хороший актёр и отличный лжец, а вовсе не хороший человек.