Мэтт Хейг - Клуб призрачных отцов [litres]

Он сказал:

– Бомба-Вонючка просто вывела меня из себя. У меня ушло несколько грёбаных часов, чтобы отчистить её с ковра. Я просто сорвался. Мне жаль.

И после этого он не стал сжимать меня, как тюбик с зубной пастой. Он просто ушёл, положив руки в карманы спортивного костюма, а я подошёл к Маме, и она спросила:

– Филип, что с тобой сегодня вечером?

– Ничего, – сказал я.

– Почему ты так груб с Терри? – спросила она.

– Не знаю, – сказал я.

– Он, похоже, неплохой человек, – сказала она.

Дядя Алан рассмеялся и сказал:

– Он исправляется.

Мама сделала такое лицо, как бы спрашивая: «Что ты имеешь в виду?»

Дядя Алан сказал:

– Он ходит на курсы.

Мама спросила:

– Курсы?

Дядя Алан засмеялся и сказал:

– У него с самообладанием не очень. Когда от него ушла жена, он бейсбольной битой разбил её машину.

Бейсбольная бита, бейсбольная бита – зазвенело у меня в голове, как сигнал тревоги, и я на сто процентов был уверен, что это именно он разгромил Паб.

Мама спросила:

– Что? И ты с ним работаешь? И на рыбалку ходишь?

Дядя Алан ответил:

– Он хороший парень, правда. Он волонтёрит. В Скорой Помощи Святого Иоанна.

Дядя Алан врал, чтобы Маме понравился Терри.

Не работал он в Скорой Помощи Святого Иоанна. Они приезжали к нам в школу, но его с ними не было, и даже если он и правда волонтёрил в Скорой Помощи Святого Иоанна – это ничего ещё не значит. Он всё равно пытался выжать из меня жизнь.

Дядя Алан ушёл и взял с собой Терри-Сонного Глаза, и они начали готовить фейерверк. Я остался с Мамой, и она приобняла меня. Все фейерверки расставили рядом с Контейнерами для Стекла. Я поискал глазами Отца, но он был в Муках, и я подумал, что все Призрачные Отцы наблюдают за нами, и ещё мне было интересно, любят ли призраки фейерверки.

Первым запалили фейерверк «Екатерининское Колесо», которое вертелось и странно шумело. Потом Дядя Алан наклонился и поджёг ещё один фейерверк, но тот не сработал, он вернулся к нему, а я повторял про себя: «ВЗОРВИСЬ, ВЗОРВИСЬ».

Мама сказала:

– Осторожно.

Дядя Алан встал, побежал, сощурившись, потому что у него болела спина, а фейерверк взлетел в воздух, и взорвался, и раскрылся в небе зонтом из звёзд. Все хлопали, кроме тех, кто держал бокалы, и кричали: «Юху-у-у». И ещё один фейерверк взлетел в небо, он был таким же, только ещё выше. Я наблюдал, как желтовато-белые линии становились точками и таяли, превращаясь в ничто в ночи. Было ещё пять фейерверков – один розовый, один, который не сработал, ещё один как большой одуванчик, потом был просто взрыв с зеленоватыми крутящимися шипучками и ещё один, который кричал, как раненое животное.

Большой Вик спросил своим громким голосом:

– Это всё?

А Лэс-Les Miserable своим тихим голосом пробубнил в свой пунш:

– Скряга.

Некоторые люди немного похлопали, а Мама хлопала много, а потом все стали возвращаться в Паб. Дядя Алан и Терри-Сонный Глаз занесли столы, и Алан пробормотал:

– Ох-х, моя спина.

Это навело меня на мысль, что он собирается принять ванну сегодня вечером. Но он этого не сделал.

Римляне думали, что, когда умираешь, отправляешься в Подземный мир.

Нужно было переправиться через Реку Стикс на пароме и отправиться в счастливое место под названием Аид. Но это только если тебя похоронили должным образом, а если тебя похоронили неправильно, и у тебя нет монетки во рту, то паромщик по имени Харон не позволит тебе переправиться через реку. И тогда твоё мёртвое тело просто останется у реки, пока не придут собаки и не съедят его. Там были мерзкие ангелы, которых называли Фуриями. Они присматривали за всеми мёртвыми телами и хохотали, они любили смотреть на всю эту кровь, потому что большинство людей, которых не хоронили, умирали плохой смертью. Некоторых РАСПИНАЛИ, другим отрубали головы или перерезали горло, а некоторых, напримерхристиан, сжирали львы, а Фуриям нравилось видеть всю эту кровь, потому что они думали, что тела заслуживали этого, и они радовались тому, что они ангелы, а не люди, потому что ангелы лучше людей и духов и не чувствуют боли.

Я проснулся, но было ещё темно. Вдалеке слышался звук поезда, словно мир тихонько вздыхал. Иногда, когда просыпаешься, ты будто в другом времени, словно ты переместился на машине времени, и сейчас я оказался во времени до смерти Папы.

Всё было нормально, Папа был в постели с Мамой в соседней комнате, он спал, положив руку ей на плечо, а я думал о поездке с ним в субботу на Дерби. Она обещала быть здоровской, и мой мозг думал всё быстрее и становился всё менее сонным, и это продвигало меня по времени, пока я не оказался в своём утре.

И тогда я понял, что Папы нет в соседней комнате, и он не возьмёт меня с собой на футбол, и когда я это вспомнил, тяжёлое чувство накрыло мой мозг.

В будущем, вероятно, появятся весы, которые смогут определить, насколько тяжелы воспоминания, и это будет похоже на визиты Мамы и Ренуки в Весоконтроль [24] Весоконтроль – отсылка к компании WeightWatchers International, которая предлагает различные продукты и услуги для формирования здоровых привычек и снижения веса. . Люди или специальные врачи в Мозгоконтроле скажут:

– Это воспоминание очень тяжёлое, вашему мозгу нужно сбросить этот вес.

Затем они расскажут, как правильно тренировать мозг, чтобы ему стало легче.

Мой мозг был таким тяжёлым этим утром, что я сомневался, что смогу оторвать голову от подушки, если не вытряхну оттуда несколько картинок с Папой. Например, картинку, когда он обрызгал нас с Мамой водой из бассейна на Родосе, когда мы лежали сухими на шезлонгах.

Или картинка потяжелее – Рождество, Паб закрыт, на Папе оранжевая бумажная корона, и он смотрит «Титаник» и плачет, и говорит: «Я не плачу, не говори глупости, я не плачу», но он плакал.

Или, когда мы поехали на Дерби и нам пришлось прятать наши шарфы, потому что мы сидели на трибуне со всеми Приезжими фанатами.

Самая тяжёлая картинка из всех, когда мы пошли на Редутные Холмы [25] Редутные Холмы ( англ. Sconce Hills) – часть исторического парка Sconce and Devon в г. Ньюарк. В настоящее время, кроме исторического памятника Королевский редут, включает в себя прогулочные площадки, спортивные и развлекательные сооружения. в снег, его лицо было красным и холодным, а руки – тёплыми в шерстяных перчатках с узором, а я всё ещё был достаточно мал, чтобы не бояться держать его за руку, и он тащил санки.

Он смотрел на меня сверху вниз, его слова повисали в воздухе облачками, и снежинки превращались в дождь у него на носу, и он предлагал словами: «Давай, бегом наверх наперегонки!»

Он отпустил мою руку и побежал в гору, и, хотя он тянул санки, я не мог его догнать. Потом он замедлился наверху и позволил мне его обогнать. А когда я его обогнал, он сказал, как комментатор по телевизору: «И Филип Нобл в седьмом ряду вырывается вперёд и занимает своё место в Истории с новым Мировым Рекордом».