Мэтт Хейг - Клуб призрачных отцов [litres]

– Превосходно.

Потом начали собираться люди.

Пришла Ренука, которая хихикнула, увидев меня, потому что я был в костюме, и Барменша Карла, которая теребила свои серьги и выглядела сердитой, и ёрзала так, как будто ей под костюм насыпали чесоточный порошок. Она сказала Россу и Гари:

– Ведите себя нормально, вы двое.

Они играли в мёртвые руки [31] Игра, когда люди в шутку бьют друг друга по предплечью так, что вся рука немеет. .

Росс спросил:

– Ты в порядке, Филипок?

А Гари спросил:

– Это твоя Бабуля?

Будто у Бабули не было ушей.

– Да, – сказал я.

Росс спросил:

– Ей что, сто лет?

– Нет, – сказал я.

Гари спросил:

– Ей больше ста?

Росс спросил:

– Сто двадцать?

– Нет, – сказал я.

Они спросили:

– Ещё старше?

– Нет, – сказал я.

Бабуля сказала:

– Ссссс.

Гари спросил:

– Сто девятнадцать?

Тут Анжела-Регистратор вышла в одну из дверей, и все последовали за ней, словно она была Гамельнским Крысоловом [32] Гамельнский крысолов, или Гамельнский дудочник – персонаж средневековой немецкой легенды. Согласно ей, музыкант, обманутый властями города Гамельна, отказавшимися выплатить награду за избавление города от крыс, c помощью колдовства увёл за собой городских детей, пропавших затем безвозвратно. , идущим в реку.

В комнате были зелёные полосатые обои и ряды стульев, потолок там становился всё ниже и ниже, а в пушистом ковре, ворс которого был длинный, как трава, тонули мои ноги.

Я оказался между Бабулей и Ренукой во втором ряду, и они были в комнате единственными взрослыми ниже меня ростом, и я чувствовал себя странно, будто мой мозг работал слишком быстро, и я пожалел, что не выпил свою таблетку.

Анжела-Регистратор кивнула своей высокой головой, сделала знак мужчине в конце комнаты, широко распахнув глаза, и сказала:

– Дерек, музыку.

И музыка какого-то Дерека началась.

Затем она произнесла: «Дерек», и музыка прекратилась.

Анжела-Регистратор посмотрела на стоявших подле неё Дядю Алана и Маму, а Ренука наклонилась ко мне и шёпотом спросила:

– Твоя Мама сегодня красавица, правда, Филип?

Я посмотрел на мамину голую спину в платье, на её обнажённую шею и сказал:

– Да.

Она сказала:

– Готова поспорить, ты гордишься.

Я ничего не сказал.

Анжела-Регистратор сложила руки и сказала:

– Я хотела бы начать и поприветствовать всех вас.

Он был там, стоял позади. Призрак Отца.

Он сказал: «Ты должен остановить это, Филип».

Анжела-Регистратор сказала:

– Если кто-либо из присутствующих знает о каких-либо законных основаниях, препятствующих вступлению Алана и Кэрол в брак, пожалуйста, говорите сейчас.

Призрак Отца сказал: «Скажи что-нибудь, Филип. Расскажи им о Дяде Алане. Скажи им правду, Филип. Правду».

Анжела-Регистратор посмотрела на Дядю Алана и сказала:

– Пожалуйста, повторяйте за мной.

Он повторил за ней:

– Я торжественно заявляю, что не знаю ни одного законного препятствия, почему бы я, Алан Питер Нобл, не мог вступить в брак с Кэрол Сьюзен Нобл.

А потом Мама произнесла то же самое, добавив ещё больше Ноблов к уже произнесённым.

– Я Нобл, не знаю почему я Нобл, не мог бы Нобл в Нобл и Ноблу Нобл Нобл.

Призрак Отца кричал: «Нет! Нет! Нет!»

И потолок становился всё ниже, ниже и ниже, и ковёр вырастал всё выше, выше и выше, и я оглянулся назад и увидел все остальные лица, смотревшие на спины Дяди Алана и Мамы, а потом это свершилось – огромный синий великан и маленькая зелёная Мама повернулись друг к другу, и его слова вошли Маме в глаза.

– Я призываю всех присутствующих здесь в свидетели, что я, Алан Питер Нобл, беру тебя, Кэрол Сюзен Нобл, в законные супруги…, и Бабуля выдала: «Ссссс», и Ренука прикоснулась к своим глазам и умилённо произнесла «Ауууу», и Призрак Отца смотрел на Маму и говорил: «Не делай этого, не отвечай ему, я всё ещё люблю тебя, пожалуйста», и Мама улыбается в лицо Дяде Алану:

– Я призываю всех присутствующих здесь… / «Не делай этого» / в свидетели, что я, Кэрол Сьюзен Нобл… / Аууууу / беру тебя, Алан… / «Я всё ещё»/ Питер… / «люблю тебя. Нет» / в законные супруги…/ Сссссссссссссссссссссссссссссссссссссс.

У меня кружится голова, и я моргаю, и я на парковке, держу Бабулин локоть, Дядя Алан перед нами поднимает Маму на руки и выносит её из дверей ЗАГСа, как делали Римляне, и Мама смеётся, и Дядя Алан смеётся, и Бабуля смотрит на меня своими глазами, похожими на маленькие кошачьи блюдца с молоком, а её рот говорит, не шевеля губами:

– Это… А-а… ненадолго, сынок, это ненадолго.

Призрак Отца сказал: «Они становятся хуже. Муки. Они стали намного хуже».

Я сказал:

– Понимаю. Я сделаю это сегодня. Я дам тебе Покоиться с Миром.

Я положил в сумку своё последнее оружие – ГРАНУЛИРОВАННЫЙ МАГНИЙ, подождал, пока Призрак Отца не исчезнет, а затем пошёл в школу.

Мне не хотелось выходить на переменах на улицу, поэтому я сидел в библиотеке и читал Ужасные Истории. После школы я не сразу отправился домой, а прошёлся по тихим улицам, мимо всех окон, в некоторых были Рождественские ёлки и Ангелы, а потом я добрался до магазина под названием LONDIS.

Я никогда не бывал в этом магазине раньше, поэтому меня никто не мог узнать, и я сказал:

– Можно мне коробку спичек?

Женщина сидела на стуле и читала Heat, этот журнал Ренука всегда берёт для Мамы. Женщина была бледна, как мёртвая Гуппи, и мне было интересно, пойдёт ли у неё белая кровь, если её порезать.

Она оторвала взгляд от журнала, и казалось, что у неё не было сил взять спички. Казалось, журнал был цветовым магнитом, высасывавшим из неё весь цвет. Она сказала:

– Ночь Костров была несколько недель тому назад.

Я сказал:

– Я знаю.

– Ты слишком юн, чтобы курить, – сказала она.

– Мне не нужны сигареты. Только спички, – сказал я.

Она встала со стула, повернулась и взяла спички с таким видом, будто это была самая сложная работа на свете, и я заплатил обеденными деньгами.

Спички назывались Vestas.

Веста – Римская богиня огня, и Девственницы Весталки постоянно поддерживали пламя в храме, который был круглым.

Я положил спички в карман, а бледная женщина вернулась к своему журналу. Я вышел на улицу и пошёл в Автосервис.

Было почти темно, и дневные тени были почти стёрты ночью, но были ещё тени от уличного фонаря, который мерцал, как привидение.

Здание Автосервиса стояло обособленно от других. Рядом не было ни магазинов, ни чего-либо ещё. Только Техникум. Но не главный вход в Техникум, а его забор. Автосервис находился недалеко от центра города, но не на главной улице. Он был за углом, за поворотом улицы, похожей на букву Г, как будто он прятался.