Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

Весь этот жаркий день у многоэтажного здания института было шумно и многолюдно. Поступающие переживали за свою судьбу, и никто не решался уйти отсюда, хотя делать здесь было абсолютно нечего. Теперь они уже разошлись по домам, чтобы завтра утром снова явиться сюда и торчать здесь, пока не станут известны окончательные результаты. Души и сердца их теперь под стать горячему солнцу, лишь одна заветная мысль не дает им покоя. Однако по лицам ребят не так-то просто догадаться, что с каждым из них происходит. Кто-то, видимо, от души радуется, но скрывает это, кто-то убит горем, но тоже старается, чтобы это осталось незамеченным. Кто-то надеется на повторные экзамены, а кому-то неожиданно предложили учиться на другом факультете… Словом, творилось трудно объяснимое. Родители городских ребят неотступно следовали за ними. Со стороны они походили на отару овец, которым вдруг удалось пробраться через загон к своим ягнятам. Весь день они толпились у института, словно не их дети, а они сами сдавали экзамены. Можно было подумать, что они нигде не работают, иначе кто бы их отпустил на целый день. И все же в их поведении, видимо, был какой-то глубокий смысл. Иначе зачем бы они сюда пришли…

Сельским ребятам, впервые в жизни попавшим в большой город, все это было в диковинку, и они с удивлением наблюдали за странным спектаклем. Здесь ведь не лес и не степь, в городе не заблудишься. Но почему же тогда родители городских ребят не отходят от них ни на шаг? Неужто они сами такие беспомощные и им обязательно нужен поводырь? Да не может этого быть! Смотри, какие все они смышленые. Но почему же тогда?.. Ясно, что их всех избаловали. Родители же сельских ребят далеко отсюда, да и не смогли бы они вот так опекать их. К тому же и необходимости в этом ведь никакой нет.

Теперь у здания института полная тишина. Даже трудно поверить, что днем здесь было столпотворение. В вечерних сумерках многоэтажные здания высятся грозно, словно скалы. Деревья вдоль улиц устали от дневной сутолоки и теперь с удовольствием внемлют тишине. Соседние улицы и площадь сплошь усыпаны обертками от дорогих и совсем дешевых конфет, недоеденными пирожками и замасленными серыми бумажками. Изредка налетает ветерок, и тогда конфетные обертки вздрагивают, шуршат, но все же не сдвигаются с места, в то время как замасленные серые бумажки из-под пирожков с удивительной легкостью взмывают вверх и, покружившись, снова надают на землю. Конечно, нелегко этим серым бумажкам, лежащим на открытом месте, сопротивляться ветерку. Другое дело — обертки от дорогих конфет. Они лежат под надежным укрытием — под ветвистыми деревьями. И если внимательно приглядеться к ним, то они невольно напомнят тебе ребят, толпящихся целыми днями у института.

Вот один из них, срезавшись на экзамене, сидит теперь здесь. А ведь всего несколько дней назад он успешно окончил среднюю школу и был рекомендован на учебу за границей. До чего же он был рад этому событию. И вдруг сегодня все полетело прахом.

Вообще-то ему незачем было ежедневно являться в институт, но он приходил сюда каждый день, чтобы получше познакомиться с будущими сокурсниками, да и боялся пропустить какое-нибудь важное сообщение, касающееся их отъезда. И мог ли он предположить, что случится такое?

Сегодня утром он пришел в институт и увидел объявление о том, что некоторые абитуриенты должны сдавать экзамены повторно. В списке значилась и его фамилия. Он очень удивился этому. «Но я ведь все экзамены сдал, и рекомендацию получил… Наверно, однофамилец какой-нибудь», — успокаивал он себя. И все же решил внимательно прочитать объявление еще раз. Оказалось, что не только фамилия, но и имя совпадают… Более того, четко указано: «Прибывший из Селенгинского аймака». Такой неожиданный поворот дела ничего хорошего ему не сулил.

Теперь ему очень хотелось, чтобы родители оказались рядом. Это и понятно — ведь сегодня внезапно рухнула его мечта. Он сейчас так нуждался в ком-нибудь, кто бы помог ему советом, подсказал, что делать дальше. Но его родители ничего не знали о случившемся. «Наверно, они сейчас радуются, что меня направляют в зарубежный вуз, а я сижу здесь такой беспомощный», — подумал он, и у него невольно навернулись слезы.

Кому же рассказать обо всем? Может, другу, с которым они вместе приехали из села? Но он поступает в другой институт, его сейчас не разыщешь. Идти было некуда, и Зорикт продолжал мрачно размышлять о своем несчастье. Да, пожалуй, сейчас самым счастливым существом здесь был каменный лев, на которого Зорикт облокотился. Когда и зачем его установили на этом месте — неизвестно. Но ему почему-то показалось, что именно лев может стать теперь его опорой, хотя еще вчера, глядя на него, он не мог удержаться от смеха. Из раскрытой пасти льва свисал длинный язык. Один глаз был выкрашен в красный цвет, другой — в белый. Наверное, этот добродушный зверь теперь и вовсе стал смирным существом — сколько весельчаков каждое утро и каждый вечер катались на нем. Один из них как-то оседлал его и закурил. Потом потушил сигарету об его глаз, но и тогда лев стерпел все и не шевельнулся. А ведь если бы он был живым, вряд ли кто осмелился бы даже приблизиться к нему. В особенности тот парень с сигаретой — перепугался бы, наверно, до смерти. «Представляю, что бы с ним было, если бы лев вдруг ожил и зарычал», — подумал Зорикт, и ему стало смешно. Он никак не мог сосредоточиться, мысли все время возвращались к этому каменному льву. Вот и теперь он снова подумал: «Наверное, бежал по раскаленной пустыне, высунув свой язык, потом устал и сел, не зная, куда спрятаться от жары… И в самом деле, зачем его здесь установили? Может, хотели попугать нерадивых студентов? Но они ведь не малыши из детского сада, да и кого может испугать такое чучело?» От этих мыслей Зорикту стало по-детски весело. И все же ему было льва жалко. Сегодня он напоминал его самого.

Погруженный в свои тяжелые думы, Зорикт ничего не замечал вокруг: ни высоких зданий, ни машин, снующих по улицам, ни красочных световых реклам. Перед его глазами стоял тот незнакомый преподаватель, который экзаменовал его сегодня, стены большого зала, увешанные гербариями и наглядными пособиями. От одного воспоминания об экзамене его трясло. Он не мог спокойно думать о том незнакомом преподавателе с прилизанными волосами, который обращался к нему то с отцовской нежностью, то так сурово и грубо, что по спине пробегали мурашки. Внешность у него была какая-то неопределенная, но что-то змеиное в лице угадывалось сразу. Не успел он тогда переступить порог, как этот человек обратился к нему мягко и вежливо, словно старый знакомый:

— Та-ак, мальчик Зорикт! Значит, на «отлично», говоришь, окончил сельскую школу… Очень хорошо. Но почему же не с золотой медалью? — И неожиданно рассмеялся.