Сэнгийн Эрдэнэ - Избранное

Потом он окликнул жену:

— Наташа! Ты прочитала? Позавчера я тебе о чем толковал? Начал было говорить, что монголы — смекалистый народ, а ты прервала меня… Помнишь это? А теперь что скажешь? Этому сообщению не только мы, но, должно быть, все человечество радуется. Так или нет?

Большие голубые глаза Наташи засветились радостью:

— Да! Действительно замечательное открытие! И как же она растет?

— Я ничего не могу тебе сказать, но вот он, — Коля указал на меня, — он же растениевод и, конечно же, знает больше, чем мы с тобой. Просветили бы нас! Многим ли она отличается от обыкновенной пшеницы?

— Пожалуй, многим… Как вы знаете, простая пшеница развивается снизу вверх, то есть колосок наливается в последнюю очередь. А у многолетней пшеницы все наоборот. Иначе говоря, развитие у нее идет сверху вниз: сначала развивается колосок, затем листья и в последнюю очередь стебелек…

— Вот что значит специалист! Не чета нам с тобой, Наташа. Интересно было бы встретиться с этими учеными и поговорить.

Наташа широко улыбнулась:

— А поймешь ли ты что-нибудь?

— Может, и ничего не пойму, но все же интересно посмотреть на них самих. У таких людей даже биографии бывают весьма поучительными. Слушаешь их, и у тебя самого ума становится больше, — искренне признался Коля.

— Но вы же их видели, — вмешался я в разговор.

— Когда? Где? — еще более удивился он.

— Неужели забыли? На Ярославском вокзале…

— И они едут с нами?

— Нет, все остались в Москве.

— Да-да! Вспомнил. Они, кажется, вас провожали? Как же! Вспомнил. Еще в окно кричали: «Передавай привет старику профессору!»

Видимо, он и в самом деле вспомнил. И как же ему было не вспомнить, когда он чуть не поругался с ними. «Если уж не едете, то чего запрудили дорогу-то. Дайте пройти!» — возмущался он тогда. Теперь, видимо, ему неудобно было вспоминать об этом. Он снова заулыбался и заметил:

— Глядя на них, и не подумаешь, что они ученые, такие все молодые.

— Да-да! Это были мои учителя.

— Смотри, Наташа! Монгольский ученый, который сделал такое открытие, оказывается, сидит рядом с нами. Столько времени едем с ним в одном купе и ничего не знаем. А вы-то сами тоже хороши. К чему такая скромность… Могли бы и сказать нам. И какую степень вы получили? — начал пытать он меня.

— Был кандидатом, теперь стал доктором…

— Наташа! Разве можно такое событие просто так пропустить и не отметить?

Она молниеносно отреагировала на слова мужа: раскрыла чемодан, вытащила бутылку водки и протянула мне рюмку.

Но Коля заметил:

— Похоже, что наш именинник без закуски к этому зелью не прикладывается. Сбегай-ка в ресторан.

Она послушно вышла из купе.

— И где же вы учились? — спросил Коля и наполнил рюмки.

— Сначала в Москве пять лет, потом несколько лет работал у себя на родине и поступил в аспирантуру…

Тут Коля прервал меня:

— То-то и оно! Я давно успел заметить: дорогу нашу уж больно хорошо знаете. Я и предполагал, что вы не раз по ней ездили. Оказывается, так оно и есть.

Однако в этот момент двери открылись, и к нам вошли таможенники. Они бегло осмотрели купе и спросили:

— Сколько человек едет в вашем купе?

— Четверо…

— А где еще один пассажир?

— Моя жена ушла в ресторан, — ответил Коля.

— Ресторан закрыт, а мы уже на границе. Приготовьте паспорта и не забудьте приложить таможенные декларации.

Коля тяжело вздохнул и с сожалением сказал:

— Что же делать? Пройдем уж досмотр, а тогда продолжим наш разговор.

Успела вернуться и Наташа:

— Ресторан откроется сразу же после пересечения границы.

Мы стали готовить свои чемоданы. Таможенники досматривали, как и всегда, но их внимание привлекла моя колба с зернами.

— Зачем вы везете эти зерна? — спросили они.

— Своему старому учителю хочу подарить.

— А есть у вас разрешение на провоз, справки?

— Нет.

Но не успел я объясниться, как в наш разговор вмешался Коля:

— Дорогие мои! Он едет после защиты докторской диссертации. Ему бы поздравления передать, а вы тут со своей инспекцией пристали.

— Мы здесь не говорим о защите диссертации, а выясняем то, что указано в декларации, — сказала женщина — таможенный инспектор.

Но Коля, видимо, не хотел сдаваться:

— По этим-то семенам он и стал доктором. Если нужны какие-то доказательства, прочтите вот в этой газете.

— Я ведь не с вами говорю, — заметила она.

— Коль, перестань! — добавила жена.

— Колбочку вашу мы временно конфискуем. Оставьте свой адрес, и мы ее потом вам вышлем.

— Дайте хоть как следует рассмотреть, пока вы ее не спрятали, — сказал Коля и стал ее разглядывать, то приближая к себе, то удаляя от себя. Потом он пробубнил себе под нос: — Да, на простую пшеницу не похожа… Очень даже сильно отличается…

Подошла очередь моих друзей.

— Где ваши вещи? — спросила та же женщина. И тут Коля скомандовал:

— Наташа! Выставь все наши вещи.

Но в этот момент Таня вдруг схватилась за свой маленький чемоданчик и, прижав его к груди, твердо сказала:

— Я не дам проверять свой чемодан.

— Нельзя так вести себя, — строго сказала мать.

— А что же у тебя там такое, что не даешь проверять? — спросила инспектор.

— Оружие, — ответила Таня.

— Об игрушках своих она говорит, — забеспокоилась мать.

— Давай-ка открой свой чемодан сама. Я ничего не возьму, только посмотрю, — стала уговаривать ее инспектор.

— Папа только что говорил, что оружие везти запрещено, — не унималась она.

— Хорошо, что ты говоришь правду, девочка, но я не отниму его у тебя.

Однако Таня недоверчиво посмотрела на нее:

— Неправда! А почему тогда у дяди отобрали семена? Я ни за что не покажу. Моя бабушка такими зернами голубей кормит, разве можно сравнить их с моим ружьем?

Коля не вмешивался в разговор, лишь улыбался и ждал: чем кончится их сражение. Мать же, наоборот, всячески старалась уговорить дочь, но та еще больше упрямилась:

— Мама! Ты же сама говорила мне, что чужие вещи без спросу нельзя трогать. Я же не лезу в ваши сумки, когда вы приходите с работы домой, а вы хотите без моего разрешения показать мой чемодан чужим людям. — И она покраснела.

Тогда женщина обратилась к Коле:

— До чего же упрямой воспитываете вы свою дочь. — И они вышли.

Некоторое время мы все сидели молча, а затем начали снова укладывать свои вещи.

— Если бы вы поступили так, как я сейчас, то у вас не отняли бы ваши семена. Вы же струсили, и вот… — победно заключила Таня.

— Татьяна, перестань! Чтобы я больше этого не слышала. Некрасиво! — сказала Наташа.

Мы снова замолчали.

Знойный августовский день нехотя растворился в сумерках. Совсем неинтересно, когда солнце так незаметно исчезает за высокими зданиями. В худоне оно обычно скатывается за горные вершины, это так красиво. Сумерки давно уже сгустились, но по-прежнему жарко и душно. Все небо заволокло, и кажется, что вот-вот хлынет дождь. Все еще обдают теплом стены зданий, каменные плиты лестниц. За день они до того нагрелись, что никак не остынут.