Камен Калчев - Генеральная проверка

Как писали на следующий день газеты, обстановка в театре благоприятствовала действиям злоумышленника. Он шел, сжимая рукой спрятанную в кармане бомбу. Шел, не отрывая взгляда от правительственной ложи.

В самый разгар веселья, когда по замыслу режиссера с улицы донеслись звуки полкового оркестра, преступник выхватил бомбу и швырнул ее в ложу. Кто-то из сидевших в зале заметил это и закричал: «Покушение! Покушение!» Бомба угодила в глубину ложи и там взорвалась со страшным грохотом. На головы ничего не понимающей публики посыпались куски кирпича и штукатурки, в зале поднялась туча пыли, запахло порохом. В начавшейся суматохе пронзительно завизжали женщины, господа вскочили со своих мест и кинулись к дверям. Прибежали два театральных пожарника.

Стамболийский, сохраняя хладнокровие, стоял в фойе в окружении министров и с сосредоточенным, задумчивым видом отряхивал платком пыль с пиджака. Другие министры тоже чистили свои костюмы. Церковский молча вытирал платком запылившиеся стекла очков.

— Что ж, Босота выполнил свою угрозу, поэт! — сказал наконец Стамболийский.

— Да, господин Стамболийский, — смущенно ответил поэт-министр. — Рок продолжает преследовать нас!

— Мы тоже будем его преследовать, поэт! И мы не отступим, пока не добьемся своего.

— Разумеется.

В зале и на ярусах продолжалась паника. Стамболийский велел успокоить публику и поинтересовался, задержан ли злоумышленник. Ему ответили, что тот успел скрыться, но его непременно поймают, так как известно, к каким кругам он принадлежит.

Министр просвещения Омарчевский отряхивал носовым платком пыль с брюк и многозначительно улыбался. Его очень развеселило поспешное бегство из театра их коллеги Оббова, опасавшегося взрыва новой бомбы. В это время в фойе ворвались журналисты, окружили плотным кольцом премьер-министра и засыпали его вопросами о самочувствии. Стамболийский был крайне рассержен таким нахальным поведением газетчиков и попытался их прогнать, но это ему не удалось. Держа в руках блокноты, они продолжали досаждать ему вопросами, выясняя, что он почувствовал, когда услышал крики «Покушение! Покушение!». Стамболийский резко оборвал их, а главному редактору газеты «Народен глас» сказал:

— Можете сообщить, что премьер-министр Болгарии смертельно ранен и через два дня состоится его погребение…

— Ваше превосходительство, — обиделся журналист, — «Народен глас» ничем не заслужил вашей иронии!

— Ну так он ее еще заслужит, заслужит, господа социалисты!

— Вот осколок разорвавшейся в вашей ложе бомбы, — продолжал журналист. — Можете использовать его в качестве вещественного доказательства.

В эту минуту подошел царь в сопровождении своих

[ В сканируемом экземпляре книги оторвана часть листа. Недостающий текст заменен на болгарский оригинал.

В този миг пристигнал негово величество, придружен от сестрите си. Минал през коридорите от единия край на театъра до другия и се явил право при Стамболийски развълнуван и запъхтян. Свитата от министри и вестникари се отдръпнала почтително, за да стори място на монарха. Настъпила дълбока тишина. Тогава негово величество подал ръката си на Стамболийски:

— Моите съчувствия, господин премиер!.. Много се радвам, че излязохте невредим!.. Искрено се радвам! От сърце се радвам!

— Благодаря ви, ваше величество! Такава е логиката на историята — един гледа сватба, други — брадва!

— Да, вие сте прав, господин премиер… Има ли пострадали?

— Не, ваше величество.

— Много се радвам! Искрено се радвам!

— О, темпора, о, морес, ваше величество! — обадил се пак Журналиста, който стоял в първата редица на вестникарите. — Ще можем ли да съобщим мот а мо за събитието, което стана тая вечер в Народния театър? Или ще се задоволим само с едно кратко антрефиле?

Никой не му отговорил. През това време пристигнали пожарникарите и помолили официалните лица да се оттеглят на по-безопасно място, докато правят оглед на застрашената ложа, изпълнена с трески и вар и парчета от избухналата бомба.

След половин час продължило представлението. Министрите и царят със сестрите си отишли. Било унило и вяло до края на тържеството. Не ръкопляскали и не викали «бис». ]

В течение нескольких дней газеты писали о покушении, строя различные догадки относительно личности злоумышленника. Припоминались события 1922 года, когда оппозиционные партии «черного блока» пытались провести съезд, чтобы «прощупать почву». Прощупывание кончилось тем, что земледельцы [3] Члены Болгарского Земледельческого народного союза. созвали «съезд свекловодов» и под улюлюканье преподали дубинками урок любителям съездов. Они били их, обрезали им бороды, разгоняя их сборище. Но все это было в минувшем году, печальном и тяжелом. И вот теперь, в феврале, это таинственное покушение. Казалось, людьми и их страстями управляет какая-то мистическая сила. И не

[ В сканируемом экземпляре книги оторвана часть листа. Недостающий текст заменен на болгарский оригинал.

Сякаш някой тайно направляваше и хората, и страстите им. И нямаше кой да тури край на съзаклятията.

Няколко дена шумя и крещя жабешкото блато. След туй изведнъж утихна — бяха подпалили Народния театър. На четвъртото представление «Апотеоз на родното драматично изкуство» една лоена свещ беше турила край на великолепната сграда, с която се гордееше столицата. Цяла нощ горя огромният корпус, като осветяваше улиците и кварталите наоколо, и стана причина за още много догадки и коментарии, които вълнуваха и публиката, и държавниците, докато на края хвърлиха впната на лоената свещ, взела участие в реквизита на представлението.

След това започна всекидневието — тихо, кротко, със студени мъгли и болести. И чак към пролетта отново се надигна оживлението — бяха насрочили парламентарии избори за 22 април. Министър-председателят обичаше символиката — зимата си отива, идва пролетта — природата се обновява… Напред към изборните урни, към обновлението! Така пишеха и «Земеделско знаме», и останалите вестници. Така пишеха и опозиционерите, защото и те се позоваваха на природата, която се обновяваше под влияние на слънцето и на южния вятър. И люто се заканваха на премиера и на министрите му задето нищо не бяха свършили досега. Критикуваха го отляво и отдясно. А той запазваше с огромни усилия спокойствие и често си спомняше предупреждението на Журналиста, който му беше казал на юбилея: «Мементо мори, екселенц!» («Помни смъртта, екселенц!») Добре го бяха измислили лисиците, но аз ще им дам едно «Мементо мори»! ]

— С блоком правых мы справимся легко, Сандьо, — говорили ему министры, — у них и народу-то — раз, два и обчелся. Но как нам договориться с коммунистами? Уж очень они наседают на нас.